Комкоры и начдивы Первой мировой.
(Генералы Мрозовский, Ставрович, Вирановский и Баташев. Отзывы современников).
(Продолжение. Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2020/01/31/1188)
Продолжим разговор о морально-психологических и профессиональных качествах царских военачальников Первой мировой войны.
Давайте посмотрим, что вспоминал о своих полководцах генерал-лейтенант В.И. Соколов в своих «Заметках о впечатлениях участника войны 1914-1917 гг.».
Надо сказать, что Владимир Иванович Соколов был заслуженным боевым генералом и незаурядным военачальником.
Вот основные вехи его военной биографии:
В 1914 году В.И. Соколов - начальник штаба XVII АК 9-й армии ген. П. А. Лечицкого.
В марте 1915г. - возглавил 14-ю пех. дивизию VIII АК.
Его дивизия считалась одной из наиболее стойких во всей русской армии. Был награждён орденом Св. Георгия 4-й степени. Участник Луцкого («брусиловского») прорыва.
Летом 1917 года он назначен командиром IV Сибирского АК.
После революции В.И. Соколов был призван на службу в РККА, служил во Всероглавштабе.
Принял участие в создании «Национального центра», начальник штаба и фактический руководитель его военной организации.
Руководил координацией деятельности всех военных составляющих центра, ведал всеми финансовыми делами военной организации.
В начале 1919 организация была разгромлена, а один из её руководителей Н. Н. Стогов бежал на Юг.
После этого Соколов был арестован и, затем расстрелян в Подольске, по делу Национального центра, в 1919году.
В своих «Записках» он дает очень подробный и нелицеприятный анализ причин того, почему русская армия, в годы Первой мировой войны, мало что могла противопоставить мощи и боеспособности германской армии, в первую очередь по морально-психологическому фактору, который на поле боя нередко определяет результат сражений.
Вот, что генерал В.И. Соколов говорил о роли ВОСПИТАНИЯ :
«У нас, в России, воспитанию вообще уделялось мало внимания, оттого у нас редка хорошая семья, редки люди долга, идеи, идеалисты.
Воин же должен быть идеалистом, чтобы убежденно итти на увечья и смерть. Военные школы, как и училища, к глубокому сожалению, воспитанием детей и юношества в этом направлении почти не занимались, а воспитательную роль в отношении молодых офицеров выполняли войсковые традиции, которые во многих частях были крепкие.
Традиции эти поддерживались преемственно старыми офицерами, со стороны же начальства не только не принималось никаких мер к их поддержанию, но были нередки случаи борьбы к искоренению этих традиций.
Между ними были уродливые, но никогда бесчестные и потому не следовало посягать даже на них.
"Духа не угашайте", говаривал часто покойный Драгомиров, великий наш военный мыслитель и ярый проповедник первейшего значения воспитания в службе солдата…».
Несомненно, знание и поддержание боевых традиций каждым новым поколением бойцов играет большую роль в стойкости и боеспособности воинских частей.
Это особо подчеркивает генерал-лейтенант В.И. Соколов:
«Прекрасные полковые традиции мирного времени, несмотря на огромную убыль офицеров, части 14-й дивизии хранили до последнего времени, поддерживались неизменно уцелевшими в полках немногими кадровыми офицерами, большей частью израненными, убежденными носителями духа, чести и славы своих частей…
В огромном большинстве не только в VIII корпусе, но и во всей русской армии этот долг сознавался офицерами кадрового состава и произведенными за боевые отличия из кадровых нижних чинов; этим объясняется огромная убыль офицеров в минувшую войну: офицерство шло впереди низших чинов и не щадило себя.
Нижним же чинам, в огромном большинстве случаев, это чувство незнакомо, как оно вообще мало знакомо нам, русским.
Чувство долга не принадлежит к природным, а воспитывается с детства, в семье или школе, но в редких семьях детям говорили о родине, любви к ней, а в школах только в военных, и то не во всех, прививалось чувство долга и рыцарских понятий, свойственных воину и офицеру; там, где это было, было хорошее товарищество, хорошие традиции, оттуда выходили хорошие офицеры».
Согласитесь, что эти горькие слова и обидные оценки и поныне сохраняют свою актуальность в отношение очень многих представителей населения нашей страны.
А с учетом полного краха школьного воспитания, совершенного «демократическими» реформаторами в нашей стране за последние 30 лет, коммерциализации и продажности всех сторон российской действительности, такие понятия, как «чувство долга», «рыцарское поведение», самоотверженность и коллективизм, к сожалению, и вовсе стали попросту незнакомыми для многих миллионов «дорогих рассеян»…
Это крайне негативно влияет на их привычки, поведение и образ жизни в мирное время и грозит общенациональной катастрофой в военную пору.
Совсем иначе В.И. Соколов оценивал психологию германской армии той поры:
«Совершенно другое являет нам до сих пор германская армия, где наряду с суровой дисциплиной продолжает существовать во многих солдатах привитое с детства чувство долга, что и составляет преимущество немецкой армии перед всеми армиями.
Это чувство дало победить французов в 1870 году и совершенно справедливо было ходячим тогда изречение, что победил немецкий учитель, то есть школа, воспитавшая также чувство относя к ней не только школу в тесном смысле слова, но и самую первоначальную школу - семью…
Наши противники - немцы имели сравнительно с нами огромное преимущество; наблюдая во время войны жизнь в немецких семьях и школах, я убедился, что чувство долга к любви к родине прививается при всех случаях жизни ребенку как только он начинает сознавать, проникает затем в кровь и плоть немца, неразлучно с ним во всех положениях и возрастах.
Недаром у немцев на гербах касок написано то, что давно запечатлено под каскою в их мозгу - "Deutchland uber alles".
В детских хрестоматиях, прописях, учебниках, в детских книгах у немцев красной нитью проведена необходимость для немца этой любви к фатерланду, в которую они верят так, как мусульманин в загробную жизнь...»
Не правда ли, интересная аналогия с этим немецким лозунгом: "Deutchland uber alles", который сопровождал каждого немца в годы Первой и Второй мировых войн, прослеживается с воплями «Украiна по над усе!!!», которые раздаются из нашей бывшей «братской» республике?
Что им сможет противопоставить современное молодое поколение «пепси» и «миллениалов», в массе своей, увы, воспитанное на убеждении, что «валить надо из этой Рашки»?!
Впрочем, не будем о грустном…
Вернемся лучше к размышлениям генерала Соколова:
«Если на подобное, или вообще на проявление долга способны были наши офицеры, то для солдат оно могло быть лишь в виде исключения; молодчество, бесшабашность, желание заработать Георгиевский крест или медаль, но отнюдь не сознательное отношение к долгу толкало их на личный подвиг.
Для общей же массы, как это не грустно, главным побуждением итти на врага было чувство страха, особенно после огромной убыли с самого начала войны дисциплинированных кадровых солдат, когда на пополнение стали прибывать слабо и даже совсем необученные маршевые команды.
Надо признать, что иногда единственным средством поднять залегшие в цепи солдат и заставить их итти в атаку — была палка в руках офицера, но затем поднявшиеся солдаты геройски бросались в атаку и потом не выражали претензий на своих офицеров.
С переходом к позиционной воине, когда солдатам подолгу приходилось сидеть в одних и тех же окопах, еще труднее становилось двинуть их в атаку, на вылазку, разведку, еще тяжелее стало офицерам, на которых держалось все….»
Разумеется, старинный принцип: «Солдат должен бояться палки капрала больше, чем пули неприятеля», очень хорошо зарекомендовал себя в войнах времен Фридриха Великого (кому и приписывают это изречение) и Наполеона.
Тогда солдаты шли в атаку сомкнутыми строями и каждый капрал (а уж тем более офицер) мог быстро «вразумить» своей палкой дрогнувшего бойца.
Но с появлением скорострельных винтовок и артиллерии, и тем более пулеметов, рассыпной строй, требовавший инициативы, хорошей подготовки и сознательного стремления бойцов выполнить свой долг, заменил прежнюю тактику сомкнутого строя.
А под пулеметным огнем офицер со своей палкой долго над залегшими солдатами своей роты не набегается, его быстро «нейтрализует» если не вражеский пулеметчик, так снайпер.
И на одной «палочной» дисциплине много не навоюешь…
А уж если основная масса солдат категорически не желала продолжения войны (как это было в царской армии, к началу 1917 года) то и никакие «палки» уже помочь не могли.
А общаться с солдатами, разъяснять им сущность, цели мировой войны, основная масса «господ офицеров» и не умела и не желала.
После этого вступления, обратимся к рассказу генерал-лейтенанта В.И. Соколова о комкорах и начдивах Первой мировой войны, вместе с которыми ему довелось воевать:
«Теперь перейду к моим бывшим корпусным командирам, штатным и случайным.
Наиболее замечательный из них в отрицательном смысле является Мрозовский, командир Гренадерского корпуса.
С ним я прослужил, или, вернее, промаялся еще более года до войны.
Я знал уже, что имел дело со злым, зазнавшимся истым польским паном, для которого все русские, ему подчиненные, быдло.
Так относился он ко всем, начиная с начальников дивизий и только сдерживался в отношении Гурко, зная, что у последнего имеются в верхах связи, а перед верхами, также как истый поляк, Мрозовский "падал до ног", если опять-таки знал, что самые верхи крепки; поэтому к Плеве, тогда командующему округом, он позволял себе относиться неуважительно, но зато заискивал перед начальником штаба округа Миллером, у которого также были связи с высшей аристократией».
Не правда ли, потрясающая характеристика этого «ясновельможного пана», для которого «все русские, ему подчиненные, быдло»?!
А ведь генерал от артиллерии Иосиф Иванович Мрозовский воистину был «особой приближенной к императору»!
С августа 1908 года он был начальником 1-й гвардейской (самой знаменитой и привилегированной в царской армии!) пехотной дивизии.
В ее составе были самые знаменитые полки русской лейб-гвардии: Преображенский, Семеновский («петровская бригада»), Измайловский, Егерский полки и 1-я лейб-гвардии артиллерийская бригада.
Казалось бы, во главе ТАКОЙ знаменитой дивизии должен стоять самый лучший русский генерал и патриот, а не «злой, зазнавшийся истый польский пан», ненавидевший и третировавший своих русских подчиненных!!!
Но видимо, «как истый поляк», Мрозовский действительно очень умело "падал до ног" Николая Второго и всего царского окружения и «высшей аристократии».
21 мая 1912 года Мрозовский пошел на повышение и был назначен командиром расквартированного в Москве Гренадерского корпуса. Во главе этого корпуса он и вступил в мировую войну.
И вот как он им командовал:
«Грубость, хамство и злоба Мрозовского снискали ему общую ненависть в корпусе, но все это было цветочками сравнительно с тем, как развернулись эти качества во время войны.
Дело в том, что будучи круглым невеждой в деле вождения войск и состоя во главе крупной единицы, на долю которой выпало выполнение исключительно тяжелой задачи первого периода войны, когда начальнику нужно было принимать безотлагательно ответственные решения, Мрозовский совершенно не понимал и не оценивал обстановки, но в тоже время хотел, чтобы все удавалось, поэтому при малейшем неуспехе, от каких бы причин они не происходили, Мрозовский, как бешеная собака, набрасывался на правых и виноватых и, прежде всего, на своих ближайших помощников, чинов корпусного штаба.
Получить от него какие-либо руководящие указания нечего было и пытаться, мы слышали только крик, ругательства и издевательства; отдыха нам иметь не полагалось, мы были не только крепостные рабы, но и враги, к которым Мрозовский относился с нескрываемой ненавистью.
Стон стоял в штабе, разумеется, вырывался и протест, и порицания Мрозовского, которые не без прикрас доносились ему специальным наушником, таким же бездарным, как сам Мрозовский, да, вдобавок, еще отъявленным трусом капитаном Неппенстремом, его личным адъютантом; это наушничество открылось уже три месяца спустя по выступлению в поход через недалекую супругу Мрозовского…
Первые же его шаги на войне выказали его полную бездарность, но за его плечами стояла могущественнейшая протекция в лице Августейшего Верховного Главнокомандующего, бывшего его непосредственным начальником по службе в гвардии.
Эта протекция не замедлила обнаружиться в личном поздравлении Мрозовского с боевой наградой от самого Великого Князя, после чего Мрозовский в своем произволе и грубостях совершенно закусил удила и положительно стал мучить и терзать своих подчиненных».
Надо сказать, что несмотря на очень неудачные действия Гренадерского корпуса в начале ПМВ, (о чем есть множество свидетельств ее участников), благодаря покровительству «Августейшего Верховного Главнокомандующего», 27 сентября 1914 года Мрозовского награждают орденом Святого Георгия 3-й степени!
После этого Мрозовский и вовсе «закусил удила и положительно стал мучить и терзать своих подчиненных».
Вот в чем это выражалось:
«Жизнь ближайших помощников стала невыносимой. Многие бегали от него, но не надо забывать, что огромное большинство офицерства шло на минувшую войну с небывалым подъемом духа, считая, что идут на обязательный подвиг за родину, для которой наступает решительная минута в борьбе за право дальнейшего существования Великой России с посягательствами немцев на ее землю и международное значение; офицерство горячо желало самопожертвования, считая его своим долгом родине за ее хлеб-соль в мирное время, чем нужно и объяснить небывалые потери в офицерском составе в 1914 году.
Такой же подъем был и у многих солдат как кадровых, так и запасных. Вот почему ближайшие подчиненные Мрозовского скрепя зубами от претерпеваемых обид не считали себя вправе под каким-нибудь предлогом уйти в тыл и продолжали нести свой крест с прежней верой в свое дело.
Не трудно себе представить, как еще тяжелее было итти в бой, когда так безнаказанно оскорблялось самолюбие; в сознании своего бессилия перед этим идолом зла, повалить которого не позволяла рука Августейшего покровителя; до Бога высоко, до Царя далеко, говорит народная пословица, но обиженные верили, что до Бога ближе и Его помощи искали и ждали избавления от своего домашнего врага и он услышал эти молитвы: Мрозовского, несмотря на выдающуюся доблесть гренадер, все-таки убрали на пост в тыл, командующим войсками Московского военного округа.
Он может быть уверен, что многим отравил последние дни жизни и вряд ли кто помянет его добрым словом.
За четыре месяца на войне с Мрозовским от непрерывных его издевательств и отсутствия какого-либо отдыха круглые сутки я дошел до состояния полного переутомления, близкого к помешательству или самоубийству, от которого меня удерживала только вера в Бога и Он помог мне…».
Вот такие впечатления от совместной службы с Мрозовским остались у В.И. Соколова, который едва не дошел до самоубийства (!!!) от издевательств своего корпусного командира.
Однако так повезло далеко не всем подчиненным «злого и зазнавшегося польского пана»:
«Подчиненные начальники Мрозовского положительно терялись, не зная, что предпринять от такого гнета, многие не выдерживали: из-за Мрозовского застрелились начальник 3 Донской казачьей дивизии Ереинов, командир Несвижского полка Герцык, разбил паралич командира Перновского полка Невражина, сошел с ума инспектор артиллерии Цыбульский, получил сильнейшее нервное расстройство начальник I Гренадерской дивизии Постовский и корпусной интендант Васильев.
Гнет ударил и в частях, словом Мрозовский являлся истинным гонителем духа».
Далеко не каждое наступление германских войск приводило тогда к столь обширным потерям среди высшего офицерства царской армии, не правда ли?!
Упомянутый тут Александр Иванович Постовский, которого «злобный польский пан» довел до «сильнейшего нервного расстройства» занимал высокую должность, был уже генерал-лейтенантом и начальником 1-й Гренадерской дивизии, что однако мало ему помогло в общении со своим «бешеным» корпусным командиром.
В июле 1915 года его перевели в резерве чинов при штабе Двинского военного округа. Он так и не сумел оправиться и в 1917 году был «уволен от службы за болезнью, с мундиром и пенсией».
Генерал-майор Свиты Евреинов Сергей Владимирович тоже был не из «простых» генералов.
Он служил в привилегированном лейб-гвардии Казачьем полку, командовал лейб-гвардии Атаманским полком, затем состоял в Свите Николая Второго, а с началом войны назначен командующим 3-й Донской казачьей дивизией.
Однако и он, после первых «успехов» на поле боя (части его дивизии 2 сентября 1914 г. были разгромлены австрийцами в бою у фольварка Марысин) и «воспитательной беседы» с Мрозовским, 8 сентября 1914 года застрелился в гостинице «Виктория», в Люблине.
Полковник Николай Антонович Герцык был командиром 4-го гренадерского Несвижского полка, входившего в состав корпуса Мрозовского.
Вот как отзывается о нем генерал В.И. Соколов:
«Несвижцами комадовал также гвардеец, прослуживший достаточное время в военном училище, Герцык. Его также ненавидел Мрозовский и своими нападками в самом начале войны довел до самоубийства, о чем Герцык оставил посмертное письмо. Он был исполнительным и усердным командиром, но недостаточно опытным, а в боевой обстановке не успел еще проявить себя в должности боевого руководителя, прервав свою жизнь…»
Полковник Герцык застрелился в 6 утра 09.08.1914. Причинами скорее всего были паника, возникшая в полку во время боя 6 августа 1914 г., повлекшая значительные потери и соответствующие «беседы» с Мрозовским.
Но, может быть, за столь уничтожающими характеристиками, которые дает Мрозовскому его начальник штаба, стоят «личные обиды» генерал-лейтенанта В.И. Соколова на своего «слишком требовательного» корпусного командира?!
Обратимся к воспоминаниям капитана лейб-гвардии Семеновского полка Ю.В. Макарова, который до войны «имел честь» служить под началом генерала Мрозовского:
«В 1908 году вместо Лечицкого начальником нашей дивизии был назначен генерал Мрозовский. Он был коренной офицер нашей 1-ой артиллерийской бригады, Петровской «Бомбардирской роты», а потому в дивизии чувствовал себя как дома. За японскую войну он получил Георгиевский крест, а за женой много денег.
Его пара рыжих, в английской упряжи, была одной из лучших в Петербурге.
Как артиллерист он пехотного дела не знал и им не интересовался.
В обращении был самоуверен и груб.
У нас его терпеть не могли.
Если он и воевал, то о подвигах его ничего слышно не было.
Зато в Москве, где с 15-го года он командовал войсками, его все единодушно ненавидели…»
(Ю.В. Макарова «Служба в старой гвардии». Буэнос-Айрес, 1951 г.)
Стало быть, не только генералы, но и простые «господа офицеры», которым «посчасливилось» служить под началом Мрозовского «его терпеть не могли» и "единодушно ненавидели"!!!
В конце концов дурь и бездарность Мрозовского всем стала очевидной, а его «августейшего покровителя», в.к. Николая Николаевича, царь Николай Второй с должности «попросил» и сам стал «Верховным главнокомандующим».
Какую пользу это решение принесло русской армии – вопрос ОЧЕНЬ спорный.
Нынешние ньюмонархисты всячески превозносят Николая Второго за это, а вот современники, почти единодушно осуждают (а то и осмеивают).
Лично преданный Николаю Второму протопресвитер русской армии Г.И Шавельский на этот счет отмечал:
«Смена Верховного, которому верила, и которого любила армия, не могла бы приветствоваться даже и в том случае, если бы его место заступил испытанный в военном деле вождь.
Государь же в военном деле представлял, по меньшей мере, неизвестную величину: его военные дарования и знания доселе ни в чем и нигде не проявлялись, его общий духовный уклад менее всего был подходящ для Верховного военачальника.
Надежда, что Император Николай II вдруг станет Наполеоном, была равносильна ожиданию чуда.
Все понимали, что Государь и после принятия на себя звания Верховного останется тем, чем он доселе был: Верховным Вождем армии, но не Верховным Главнокомандующим; священной эмблемой, но не мозгом и волей армии.
А в таком случае ясно было, что место Верховного, после увольнения великого князя Николая Николаевича, останется пустым и занимать его будут начальники Штаба и разные ответственные и неответственные советники Государя.
Армия, таким образом, теряла любимого старого Верховного Главнокомандующего, не приобретая нового».
Во всяком случае, новый Верховный Мрозовского 22 сентября 1915 с должности корпусного командира снял, и переместил его на «теплое» тыловое место командующего войсками Московского военного округа.
Там Мрозовский так развернул всю мощь своего административного «таланта», что даже сам Николай Второй просил передать ему, чтобы тот был «помягче с офицерами».
И даже на этой тыловой должности, 10 апреля 1916 года «Высочайшим Повелением» Мрозовский получил «бриллиантовые знаки к ордену Св. Александра Невского, Бог знает за какие заслуги.
Во время Февральской революции, 1 марта 1917года, Мрозовский был в Москве посажен под домашний арест, а 10 марта 1917 уволен от службы по болезни с мундиром и пенсией.
После Октябрьской революции он уехал на Юг России, и впоследствии был эвакуирован в Галлиполи, а затем во Францию (жил в Ницце). Умер в 1934 году, в возрасте 77 лет.
Теперь посмотрим, какие воспоминания генерал В.И. Соколов оставил о других военачальниках своего Гренадерского корпуса.
«2-й Гренадерской дивизией начальствовал Ставрович.
Это был человек шатких нравственных правил, дерзок и нагл с подчиненными, подобострастен с начальством, лживый и вспыльчивый; офицеры прозвали его "сумасшедшим муллою" и переделали его фамилию в "Стервовича".
В довершение всего он вздумал копировать Мрозовского и, как копия, оказался во многих отношениях, хуже оригинала.
Наткнувшись на более наглого человека, чем он сам, Ставрович быстро стушевывался и сдавался».
Удивительная характеристика для «целого» генерал лейтенанта царской армии, не правда ли?! Надо уметь «заслужить» у собственных офицеров неприличное прозвище «Стервович»!!!
Этот, ненавидимый и презираемый своими подчиненными, генерал-лейтенант Николай Григорьевич Ставрович , однако, сумел в годы Мировой войны получить целую «кучу» орденов:
Орден Святого Георгия 4-й ст. (27.09.1914)
Орден Святого Владимира 2-й ст. с мечами (15.01.1915)
мечи к ордену Св. Анны 1-й ст. ( 15.01.1915)
Орден Белого Орла с мечами (18.03.1915)
мечи к ордену Св. Станислава 1-й ст. (11.08.1915).
Плюс к этому - Высочайшее благоволение «за отличия в делах против неприятеля» (ВП 29.09.1916).
В дополнение к имевшимся у него до войны ВОСЬМИ (!) орденам, составляло целую коллекцию высших орденов империи!
Ладно бы, если бы этот дождь наград сыпался на Ставровича (да и множество других генералов царской армии) за какие-то славные победы и разгромы неприятельских войск.
(Тем более что воевал-то Ставрович на Юго-Западном фронте, где противником у нас были австро-венгерские войска, значительно уступавшие германским по всем показателям боеспособности)
Но никаких особенных успехов и побед там 2-я Гренадерская дивизия не имела, а 1915 год вообще ознаменовался «Великим отступлением» русской армии из Галиции и Польши. И «дождь» наград при этом…
9 декабря 1915 года Н.Г. Ставрович был «отчислен от должности за болезнью», с назначением в резерв чинов при штабе Минского военного округа.
10 марта 1916 года он был назначен начальником 27-й пехотной дивизии.
(Надо сказать, что ранее эта кадровая дивизия была разгромлена немцами, во время печальной памяти катастрофы ХХ армейского корпуса в Августовских лесах, в феврале 1915 года.
Её прежний начальник, генерал-лейтенант Джонсон Г.Г., при этом сдался немцам в плен. Мы о нем еще поговорим).
Никаких особых заслуг на этой должности у Ставровича не было.
С 18 апреля 1917 года генерал Н.Г. Ставрович состоял «в резерве чинов» при штабе Минского военного округа, а с 16 июня того же года — при штабе Московского военного округа (находясь под руководством своего бывшего корпусного командира И.И. Мрозовского, командовавшего этим округом).
После Октябрьской революции перебрался в Киев и с мая 1918 года в армии «Украинской Державы» «гетьмана» Скоропадского , на должности «генеральный значковый».
После свержения «гетьмана», генерал Ставрович присоединился к Добровольческой армии, а затем эвакуировался и проживал в Югославии.
Приведем еще несколько примеров из воспоминаний генерала В.И. Соколова.
14 –я дивизия, которой он командовал, «Вернулась в свой коренной VIII корпус, которым командовал Баташев.
Это был добрый, но слабый и уже опустившейся старик, которому не под силу было командовать корпусом, да к тому же начальником штаба у него был легкомысленный Вирановский, и потому Баташеву политично в скором времени дали отпуск с правом не возвращаться.
О Вирановском был поднят вопрос как о главном виновнике неудачи корпуса, который "подвел" Баташева и в наказание предлагалось отчислить Вирановского от должности и назначить бригадным командиром в пехоту.
Но Вирановский сумел выйти сухим из воды, вообще он был, несмотря на невозможное легкомыслие, человеком ловким, прекрасным собутыльником и интересным собеседником, знавшим неистощимое число анекдотов, бренчавшим на гитаре и певшим приятным баритоном "жестокие" романсы, неотразимо действуя на прекрасную половину своим высоким ростом и видною наружностью певца и ухаживателя.
При всем том Вирановский был умен, честолюбив и ловко пользовался обстановкой, да ему еще, что называется "везло".
Правда, и в Киеве, во время нахождения в революционный период в резерве, и затем далее в штабе Щербачева у Вирановского, как у Кречинского, "сорвалось", но за время службы в штабе VIII корпуса ему жилось отлично…»
Генерал-лейтенант Никита Михайлович Баташев к началу ПМВ имел возраст 60 лет и, по меркам того времени, действительно считался «стариком». Другое дело, что далеко не все они к этому возрасту были «слабыми и уже опустившимися»…
Но, видимо генерал Соколов был прав в своих оценках.
VIII -м армейским корпусом генерал-лейтенант Н.М. Баташев командовал всего 5 месяцев (с 23.03 по 18.08.1915года). Затем он –инспектор запасных частей Юго-Западного фронта (с 19.11.1915) и в резерве чинов при штабе Киевского военного округа (с 27.05.1916).
Умер он в эмиграции, в возрасте 83 лет.
А вот фигура упомянутого тут Георгия Николаевича Вирановского куда интереснее.
Он активно участвовал в ПМВ.
В начале войны генерал Вирановский - командир бригады 65 пехотной дивизии.
14 (27) декабря 1914 года был назначен начальником штаба 8-го пехотного корпуса.
С 4 (17) мая 1916 года — командующий 12-й пехотной дивизией.
6 (19) декабря 1916 года назначен исполняющим должность начальника штаба 6-й армии генерала В. Н. Горбатовского.
После Февральской революции 2 (15) апреля 1917 года назначен командующим 2-м гвардейским корпусом 11-й армии. 29 апреля (12 мая) 1917 года — генерал-лейтенант.
Казалось бы - блестящая карьера. Вот где нужно было развернуться его полководческим талантам!
О моральном облике и деятельности Вирановского в «самой демократической армии мира», свидетельствует письмо, которое 30 июня 1917 года отправил генерал Духонин, (бывший тогда начальником штаба Юго-Западного фронта), к генералу Корнилову — (тогда командующему 8-й армией):
«Милостивый Государь, Лавр Георгиевич! Главнокомандующий по долгу службы, приказал сообщить Вам ниже следующие сведения, о деятельности командира 2-го гвардейского корпуса, генерала Вирановского, и штаба этого корпуса, полученные от войсковых организаций, и относящиеся к двадцатым числам июня сего года.
В корпусе создалось настроение против наступления. Генерал В., будучи сам противником наступления, заявил дивизионным комитетам, что он ни в каком случае не поведет гвардию на убой.
Ведя собеседование с дивизионными комитетами, генерал В. разъяснял все невыгоды и трудности наступления, выпавшие на долю корпуса, и указывал на то, что ни справа, ни слева, ни сзади никто не поддержит корпус.
Чины штаба корпуса вообще удивлялись, как главнокомандующий мог давать такие задачи, неразрешимость которых ясна даже солдатам-делегатам.
Штаб корпуса был занят не тем, чтобы изыскать способы выполнить поставленную корпусу трудную задачу, а старался доказать, что эта задача невыполнима». (Деникин А. И. Очерки Русской Смуты. Том 1)
Как видим, АКТИВНЕЙШИМ участием в разложении собственных войск и привитии им отвращения к войне, занимался не какой-нибудь жалкий «еврейский агитатор», а увешенный орденами генерал-лейтенант Г.Н. Вирановский!!!
А нам-то сейчас рассказывают, что это только «злодеи большевики» «солдатушек-бравых ребятушек» от участия в войне отговаривали…
Можно, конечно, объяснять такое позорное, для командующего гвардейским (!!!) корпусом поведение тем, что тогда, мол, «все плясали под дудку солдатни» и «сделать ничего все равно было нельзя.
Давайте, для сравнения, посмотрим, как вел себя в похожей ситуации председатель комитета 7-й кавалерийской дивизии простой штабс-ротмистр Натанзон, сын военного врача еврея, перешедшего в православие.
Об этом в своих воспоминаниях рассказывает начальник штаба кавалерийского корпуса (которым командовал П.Н. Врангель) генерал майор В.Н. фон Дрейер:
«24-го августа Корнилов послал телеграфный приказ всем армиям российского фронта подчиняться впредь только ему, в целях более успешного ведения войны. Из штабов армий полный текст телеграммы Главнокомандующего тотчас же по телеграфу Морзе был передан в корпуса и дивизии.
На следующий день из Петербурга в войска поступила вторая телеграмма, на этот раз от Керенского:
«Считаю выступление генерала Корнилова контрреволюционным, предписываю приказаний его не исполнять, отрешаю его от должности, и принимаю на себя Верховное командование. Телеграмму Корнилова немедленно изъять из всех частей.»
Следствием этого конфликта явилась полная растерянность командного состава. Одни начальники решили идти за Корниловым, другие, боясь за свою карьеру и даже за жизнь, от Корнилова отреклись, более осторожные предпочитали выжидать.
Но тут заработали политические всех сортов комитеты, определенно почти везде высказывавшиеся за Керенского.
В 7-ой кавалерийской дивизии председателем такого комитета состоял штабс-ротмистр Натанзон, сын военного врача еврея, перешедшего в православие, человек чрезвычайно смелый и пользовавшейся большой популярностью среди солдат, за свое редкое мужество на войне.
Поэтому 7-ая кавалерийская дивизия к призыву Керенского отнеслась довольно безразлично, и мы решили подчиниться только Корнилову…
26-го августа Белорусский гусарский полк праздновал свой полковой праздник, куда был приглашен и Врангель.
Я оставался в штабе. И вот около часа дня на автомобиле подъезжает группа человек в восемь солдат к нашему дому.—
Мы — депутаты из армейского комитета, — говорит один солдат, выходя из автомобиля, — и приехали за телеграммой Корнилова. Где она у вас? Давайте ее.
Вылезают и прочие, закуривают, держат себя очень непринужденно, рассаживаются без приглашения.
Отвечаю им:
— Телеграмма может быть выдана только по приказанию командира корпуса генерала Врангеля.
— А где ваш Врангель?
— На завтраке у гусар, на полковом празднике. Идите туда и спросите. Если прикажет, я вам телеграмму выдам.
Один из солдат отправляется и вскоре приходит обратно:
— Врангель сказал, что у него телеграммы нет.
— Совершенно верно, но мне нужен приказ командира корпуса, чтобы ее выдать.
Солдаты начинают, что называется, «шуметь», и к Врангелю идет другой в собрание, где играют трубачи и веселятся офицеры-гусары.
Продолжается та же комедия: Врангель, не желая расставаться с Корниловской телеграммой, всячески увиливает, и велит передать, что у него нет телеграммы, а я отказываюсь ее им отдать.
Тогда старший комитетчик грозит нас обоих арестовать
— Врангеля и меня.
Понимая, что дело может принять неприятный оборот, посылаю за председателем дивизионного комитета штабс- ротмистром Натанзоном и объясняю ему в чем дело.
Обозленный, что ему не дали как следует поесть и попить со своими офицерами на их полковом празднике, Натанзон сразу накидывается на первого, кого увидел из комитетчиков:
— Мандат!
— Чаво? — не понимает солдат.
— Мандат! — повысив голос повторяет Натанзон.
Солдат балдеет, краснеет и, вылупив глаза, к своим:
— Товарищи, чево это он говорит, какая манда?
Кругом слышится смех; всем делается весело при виде этого полуграмотного болвана.
И Натанзон начинает издеваться: — Как же это вас, товарищ, выбрали в армейский комитет, когда вы не знаете, что такое мандат? Это совсем не то, что вы думаете. Попросите председателя, он вам разъяснит!
Телеграмму, в конце-концов, пришлось отдать.
Врангель понял, что очень рискует, если ее задержит.
Натанзон показал себя героем позже, в Киеве, после того, как в 1919-ом году гетман Скоропадский бежал оттуда в Германию и большевики входили в город.
Среди офицеров, защищавших Киев, погиб на баррикадах смертью храбрых штабс-ротмистр Белорусского Гусарского полка Натанзон».
(В.Н. фон Дрейер «На закате империи», Мадрид, 1965г.)
Как говорится, «почувствуйте разницу!»…
После вышеприведенного рапорта о позорном поведении командира Гвардейского корпуса от генерала Духонина , генерал Вирановский был 19 августа (1 сентября) 1917 года переведён в резерв чинов при штабе Киевского, а 8 (21) сентября 1917 года — Одесского военного округа.
Однако 23 октября (5 ноября) 1917 года он был назначен на почетную и ответственную должность начальника штаба помощника главнокомандующего армиями Румынского фронта. (Им был генерал от инфантерии Д.Г. Щербачев).
Фактически именно Щербачев командовал тогда всеми русскими и румынскими войсками.
Румынский же король Фердинанд, который числился главнокомандующего армиями Румынского фронта, был там скорее номинальной фигурой.
И именно там генерал-лейтенант Г.Н. Вирановский «вляпался» в совершенно позорную историю.
О ней также в своих мемуарах рассказывает генерал-майор В.Н. фон Дрейер:
«В начале революции Вирановский состоял уже в должности начальника штаба румынского фронта, у генерала Щербачева. В Яссах король Фердинанд играл больше декоративную роль.
Если у моего командира в Одессе, флигель-адъютанта Его Величества полковника Сухих, было некоторое пристрастие к отечественной «очищенной», то генерал-лейтенант Георгий Николаевич Вирановский страдал тем, что равнодушно не мог видеть ни одной хорошенькой женщины.
Из-за одной из них Щербачев вынужден был, в один прекрасный день, на его место пригласить генерала Геруа.
Все произошло чрезвычайно глупо, и очень не элегантно.
Однажды ночью румынский патруль, проходя по довольно пустынной темной улице, увидел что в окно углового дома старается влезть какая-то фигура.
Думая, что это грабитель, патруль бросился к фигуре и стащил ее на тротуар, собираясь арестовать.
Каково же было удивление румын, когда перед ними предстал в генеральской форме сам начальник штаба их Короля, генерал Вирановский.
Потушить скандал было трудно, в Яссах об этом узнали, и ходоку по дамской части дали другой пост.
Это сообщил мне полковник Мельчаков, состоявший в штабе генерала Щербачева…
В последний раз я видел Вирановского через год в Одессе; как и многие он был уже эмигрантом, бежав от большевиков, но все тот же видный, элегантный, не спускавший глаз с красивых женщин.
Говорят, что ему удалось перебраться в Сибирь, там он и умер».
Стало быть, в тяжелейшее для России и русской армии время, осенью 1917 года, когда германские войска захватили почти всю территорию союзной Румынии, а остатки русских и румынских войск «сидели» в Бессарабии, начальник штаба (!!!) этих войск занимался самым тривиальным «кобелированием» (по меткому определению Глеба Жеглова), лазая по ночам в окна к доступным румынским дамочкам…
«Каково же было удивление» румынского патруля, когда перед ними предстал не уличный грабитель-мародер, а «сам начальник штаба их Короля, генерал Вирановский», опозоривший и русский мундир и свои генеральские погоны.
И таких генералов у нас назначали на самые высокие должности…
В следующей главе поговорим о положительных примерах (которых тоже было большое количество) боевой репутации и поведения генералов и высших командиров царской армии в годы ПМВ.
На фото:слева - генерал-майор Свиты ЕИВ Евреинов С.В. (именно он и застрелится в сентябре 1914 года в гостинице Люблина) и великий князь Борис Владимирович (справа)
(Продолжение:http://www.proza.ru/2020/02/18/479)