Сократ на агоре
или
некоторые замечания по поводу плодовых тел неясного состава,
свойств и предназначений, в просторечьи именуемых
ГРИБЫ
О Сократе рассказывают, что он любил выходить на афинскую городскую площадь — агору, - и задавать горожанам вопросы. Вопросы Сократа поначалу казались наивными до идиотизма, даже дети задавали сложнее. Но пытаясь на них ответить, оказывалось, что не всё так просто, и за кажущейся тривиальностью скрывается неоднозначность, ведущая лишь к... ещё и ещё вопросам. Так что, очень быстро афиняне осознали, что перед ними не идиот, а мудрец. И ещё осознали они, что мудрость вовсе не обязательно означает получение всеобъемлющих ответов, и что куда важнее — способность задавать правильные вопросы, вопросы, заставляющие задуматься...
Поиграем в Сократа...
Вопрос первый. Какие грибы съедобные? Ответ — ВСЕ. Почему? По определению: они не железные, не стеклянные, не пластмассовые, не каменные, даже не деревянные. Являя собой чистую органику с вкраплениями минералов и микроэлементов, грибы обладают мягкой, эластичной структурой, ярко выраженными вкусовыми и обонятельными качествами, легко поддаются термической обработке и механическим преобразованиям посредством ритмичного перемещения в ротовой полости абстрактно взятого индивидуума, с последующим беспрепятственным проталкиванием образовавшейся белковой массы в глотку, пищевод и далее. Иными словами, они вполне пригодны для принятия и поглощения их в пищу. Другое дело, что будет потом.
Вопрос второй. Какие грибы ядовиты? Ответ — ВСЕ. Почему? По определению: грибы — одни из наиболее сильных органических абсорбентов из всех известных. Они обладают удивительной способностью впитывать в себя вышеупомянутые минералы и микроэлементы из всего - почвы, воды и воздуха, частично перемещая их в радиусе распространения грибницы для собственных потребностей в размножении и росте, либо для потребностей в них других живых организмов, с коими находятся они в сложных симбиотических отношениях, частично — концентрируя в себе самих. Различные виды грибов в ходе собственной эволюции развили способность накапливать в себе те или иные вещества, произрастая в соответствующих средах обитания и по соседству именно с теми или другими, необходимыми им сообществами, что и определило их вид, форму, цвет и биохимический состав, позволяющий нам называть один из них мухомором, а другой трюфелем. Именно ввиду своей способности к концентрации, практически любое, произвольно взятое вещество или их сочетание, из вполне безобидного, с легкостью может превратиться в ядовитое и даже смертоносное Ибо любой яд в достаточно разбавленном виде перестает быть таковым. И наоборот. Но грибы — не разбавители, они — концентранты и обогатители, а следовательно, сама природа грибов способствует их ядовитости. Она предопределена у них генетически, как способность к полетам у птиц или двойному дыханию у амфибий. Всё дело в сочетаниях и пропорциях.
Вопрос третий: почему же мы не заболеваем и умираем от любого потребления грибов в пищу? Ответ: потому, что мы привыкли. И не только за бытность нами людьми, но куда раньше, когда несомые нами гены миллионы лет учились поглощать высокие концентрации самых разнообразных веществ, не только без видимого вреда, но с несомненной для себя пользой — просто потому, что и это было неотъемлемой частью эволюции видов. Ибо любая эволюция — это способность к адаптациям в изменяющихся средах. И если мы процветаем как вид (а с этим фактом трудно не согласиться, хорошо сие иль плохо), - значит, мы приспособились. Приспособились настолько, что само понятие «яда» претерпело ряд качественных изменений на всех уровнях — от физического до подсознательного и лингвистического. У древних греков, апропо Сократ, были пять критериев определения того, кто есть варвар. И одно из них гласило: тот, кто пьет молоко. У 20% итальянцев по сей день нет способности перерабатывать лактозу. Для них она — яд. А ведь потребление молока началось совсем недавно — всего каких-нибудь семь тысяч лет назад, в эпоху вторичной с-х революции Халколита — миг по шкале эволюции. Ни одному виду млекопитающих кроме людей не присуща способность потреблять молоко в постнатальный период. Но мы приспособились. Мы научились расщеплять лактозу, тем самым извлекая огромную выгоду от потребления молока и молочных продуктов. Изменение было настолько кардинальным, что оно даже привело к появлению новой группы крови, и всё это — за ничтожный промежуток времени. Эксперименты же человека с грибами начались задолго до того, как тот стал человеком.
Вопрос четвертый: если всё так просто, то почему всё так сложно? Ответ: по определению. По какому такому определению, спросите вы? По ницшеанскому: Бог, сказал Ницше, кроется в мелочах. Впрочем, как и Дьявол. Итак, благополучно продравшись до уровня частностей, займемся ими. Ибо они, частности, и являются по-настоящему важными.
Грибы - самое многочисленное семейство из всех живых организмов на земле. Оценки колеблются от 100 тысяч до 1.5 миллиона (!) видов. На самом деле, никто понятия не имеет, сколько же их существует... ээммм... на самом деле. Уже одно это говорит о степени нашего неведения. Принято считать, что о поверхности Луны человечество знает больше, чем о недрах Океана. О грибах мы знаем ещё меньше, чем об океанах. А ведь до них совсем легко добраться: они буквально везде и повсюду - обитают во всех мыслимых средах и эконишах, их можно поместить под микроскоп, взять пробы ДНК, попробовать на вкус и запах... Чем больше мы изучаем грибы, тем больше поражаемся — как им самим и их роли во всеобщей гармонии, так и собственному невежеству. Но и это уже хорошо, ибо вселяет надежду. В литературе можно найти сведения о ничтожном количестве видов, в той или иной степени подпавших под изучение. Подавляющее же большинство грибов — не известны науке вовсе. Но даже по отношению к условно известным, поражает скудость информации. А с категориями «съедобность-ядовитость» и вовсе беда. Большинство формулировок вертится вокруг «условно\предположительно съедобен\ядовит». А ещё есть «возможно», «по всей вероятности», «с некоторой долей вероятности», «очевидно» и «скорее всего».
Вы что, никогда их не пробуете? Только препарируете на ДНК? А почему меня не позвали?! И сам себе отвечаю: нет, они их не пробуют, это не по-научному. По-научному нужно их хим-состав изучать, пробы проводить, споры выращивать, реакции на внешние раздражители проверять и главное — экстраполировать по принципу британского правосудия. Британское правосудие, как известно, строится на прецедентах: раз что-то похожее уже было и результат был такой-то, то и в данном случае, скорее всего... очевидно... с некоторой долей вероятности... условно... предположительно... эээммм... ядовит! Может быть.
Но если вы, чисто случайно, условно-предположительно подумали, что на этом проблемы кончаются, что всё дело лишь в степени нашей неосведомленности по отношению к тем или иным, вполне неведомым нам по своим природе и поведению, видам; что узнай мы о большем числе столь же надуманных, непроизносимых названий, словно родившихся в галлюциногенном бреду вконец свихнувшегося от непосильных проб миколога-одиночки, - то узнаем и больше о..., - то вы ошиблись. На этом проблемы только начинаются. Ибо в действительности, как известно, всё совсем не так, как на самом деле. Потому как на самом-то деле, когда речь идёт о грибах, а тем более, об их съедобности-ядовитости в большей степени, чем о видовой принадлежности, следует обращать внимание на индивидуальную. Вот теперь мы и вправду подобрались к частностям, пусть и ценою опасности быть обвиненным в презренном ламаркизме. Но, уж коль суждено умереть мне от яда грибного, - отравленные стрелы оппонентов мне не страшны!
Вопрос пятый: почему один и тот же вид «условно-съедобно-ядовитого» гриба у одного человека вызывает сильнейшее отравление, у другого — лёгкое недомогание, а у третьего пробуждает аппетит? Ответ: потому, что они разные. Кто? - спросите вы, - грибы или люди? И я отвечу: да.
Когда-то, лет 35 тому, был у меня друг, Шломо Франк. Шломо очень любил путешествовать по миру и делал это перманентно. Однажды, в рамках группового экстрим-тура, его занесло в дебри Амазонки: простодушным западным туристам организовали эксклюзивный визит в племя гуарани, почти нетронутое «благами» цивилизации. Столь же простодушные туземцы устроили гостям торжественный приём, как водится, с песнями, церемониальными танцами и... угощением. На угощение не пожалели самый-что-ни-на-есть деликатес: к каждому из них, стоящих вкруг, подошёл свой собственный гуарани и с непроницаемым выражением лица преподнёс на искусно сплетенных банановых листьях... живую гусеницу. Гусеницы были королевские, все как на подбор — 15 см в длину и 5 в диаметре, с множеством крохотных, конвульсивно трепещущих лапок, они были сплошь покрыты длинными, пушистыми, во все стороны торчащими серебристо-зеленоватыми волосиками в 2 см длинной, больше всего напоминавшими стекловату, которые, казалось, колыхались в такт музыке, ритмичным раскачиваниям гуарани и самой необъятной сельве. Гусеницы надлежало съесть. Вот прям щас, как есть. Иначе... про иначе думать, как-то не хотелось. Но и есть, как-то, тоже.. Другие, как оказалось на поверку, не столь простодушные туристы, кто как мог от угощения отмазались. Но не Шломо. Шломо открыл рот, закрыл глаза, мысленно сказал «Шма Исраэль», успел вспомнить покойную маму, родной киббуц, четверых детей, семерых любовниц, тётю в Беньямине и... съел гусеницу. В последовавшие за этим секунды его горло судорожно сокращалось в попытке проглотить нечто живое, упорно сопротивлявшееся глотанию, а мозг, не менее судорожно думал: а с того ли конца я её запустил? Может, следовало брать её с головы, чтобы первыми — глазки? И с какой стороны у неё считается «против шерсти»? Может, всё дело было именно в этом, что я заглотнул её «против шерсти», и теперь эта шерсть торчит у меня везде, где только...? От испуга его сотрясла ещё одна конвульсия, и гусеница, что есть мочи, устремилась в своё последнее путешествие в шломины недра... Следует отдать хозяевам должное: дабы подбодрить единственного настоящего мужчину из всех этих бледнолицых слизняков, гуарани, в знак солидарности, дружно слопали нежданно доставшиеся им дармовые гусеницы. Да, они делали это с головы, с глазок, изящно, непринужденно и с видимым аппетитом.
Как ни странно, поплохело ему не сразу. Лишь вернувшись домой, Шломо стал ощущать, что в желудке у него, вроде бы, что-то шевелится. Или кто-то. И делает это чертовски больно. Рентген и ультрасаунд показали, что нет, в его желудке никто не живёт. Зато сам желудок... Больше всего он походил на прохудившееся решето, словно каждый волосик гусеничной стекловаты проделал в нем свою, персональную дырочку. Как видно, гусеница долго ещё сопротивлялась в поисках выхода наружу... В последствии, Шломо поехал в Швейцарию, где опытнейшие хирурги сделали ему не менее пяти сложных операций. Результат был... эээммм... условно-сомнительный.
Я это всё к чему? Я это всё к тому, что гуарани-то в Швейцарию не поехали. Ибо не требовалось: у них с желудочками и так всё было в полном ажуре. Более чем. Вот она — теория адаптации на практике и в натуральную величину.
А теперь перейдем к нашим баранам, то бишь, грибанам. И вправду, к частностям.
Мы говорим: это маслёнок, он съедобный и вкусный. Почему? Потому, что проверено: множество прецедентов давали схожие результаты. Съедобность доказана многократным опытным путём. А это — волоконница. Держись от неё подальше, ибо как минимум грозят тебе галлюцинации с судорогами и видения с поносами. Про максимум упоминать не стоит. Ладно. Предположим. У волоконницы и вправду целый букет различных вредоносных концентраций, схожих по симптомам с коктейлем из нервно-паралитического газа и ЛСД. Но я взял две черно-белые крайности. А жизнь, как известно, не черна-бела, жизнь — это разноцветная палитра. И не только наша, грибная тоже. Мы можем «условно-предположительно» утверждать о некоторой степени съедобности-ядовитости того или иного вида. И, исходя из этого, о гипотетическом соответствии любого, отдельно взятого его представителя. Ежели вид неизвестен, мы сравниваем его характеристики с известными и делаем соответствующие экстраполяции, исходя из того, что характеристики стойки, а зависимости линеарны. И иногда это даже срабатывает. В теоретической реальности. А на самом деле...
Вы идёте по лесу и собираете... маслята. Или рыжики. Или мышата. В общем, что-то, что вам давно и хорошо известно. Вы осторожны, осмотрительны и опытны. Вы не берёте ничего подозрительного, неоднозначного и сомнительного. Причём, не только по видовой принадлежности, но и по виду: старые, гнилые, червивые, размокшие — все мимо. Вы даже принимаете во внимание паразитные нити и пятна, плесень и слизь, инородные вкрапления и всё, что каким-либо боком нарушает классический вид идеального представителя. Однако, какого-то одного идеального представителя не существует: даже внутри одного вида есть множество вариаций на тему того, что есть норма — всё как у людей. Но мы-то, воробьи стреляные, мы и это учитываем, расширяя рамки допустимой «правильности»: оттенки шляпок и их форма, запах, цвет сока на надрезе — нас на мякине не проведёшь! А вот чего мы не знаем, и знать не можем, так это...
...за час до нашего прихода в лес, над полем неподалёку пролетал самолёт-опрыскиватель. Добрую половину его ядохимикалий ветром снесло в лес. Они осели на деревья, травы, грибы... Они бесцветны и невидимы, а запах давно успел испариться. Но грибы их впитали сполна, ни чуть при этом не изменившись внешне...
...ночью у леса своя жизнь. Это время охоты зверей и птиц, летучих мышей и ночных насекомых. Некоторые хищники обладают ядами, как орудием нападения, другие включают их как механизм защиты. Третьи — не ядовиты вовсе, но несут в себе целый набор инфекций и вирусов, неощутимых и не опасных для них самих и окружающего, но опасных для нас, как, например, летучие мыши, обильно поливающие всё вокруг собственными испражнениями...
...насекомые любят грибы: часто на них отдыхают стрекозы и кузнечики, по ним ползают жучки, червячки, гусеницы и прочая живность, включая совсем уж микроскопических тварей, отправляющих на них каждая свои нужды и откладывая столь же микроскопические яйца и личинки... как-то раз я был свидетелем того, как два огромных богомола самозабвенно сошлись друг с другом в яростной схватке... на шляпке гигантской вольвариеллы, обильно поливая друг друга жгучей парализующей смесью. Вольвариелла была ни чуть не против.. а ведь, я намеревался её прибрать себе...
И я не говорил ещё ни о кислотных дождях, ни об общем загрязнении среды, отравлении грунтовых вод, почвы и воздуха... о генных внутривидовых и межвидовых мутациях, превращающих грибы не в то, чем они должны бы являться «по паспорту», хоть фото на нём и не слишком изменилось...
И совсем уж неведомы нам потайные связи и взаимозависимости симбиотических сообществ всего живого, их влияния, закономерности и особенности. Мы только-только начинаем осмысливать саму идею того, что ничто в мире не одиноко, что всё — один живой организм бесконечной сложности, красоты и гармонии, где всё связано со всем и всё имеет своё значение, ценность и роль. Нам легче предсказать на месяцы вперёд движения морских течений и режим ветров, чем предвидеть: будут ли у этого, вот, пня в следующем году опята? Или они исчезнут на год? Три? Пять? Что ими движет? Каким закономерностям они повинуются? Чем обязаны они изобилием или скудостью? Здоровьем или болезнью?
Мы не знаем.
После почти сорока лет собирательства методом проб и ошибок, я пришёл к мнению, что «ядовитость — съедобность» грибов, за редкими и явными исключениями, как в случае с волоконницей или бледной поганкой, - штука не просто относительная, но и требующая проверки. Моей проверки, на практике. И на этой моей практике не было ни одного случая, когда бы я серьёзно отравился заведомо «условно несъедобными» грибами. Зато бывали случаи отравлений — заведомо съедобными).
Но об этом в другой раз...
Пы Сы. Всё выше описанное не есть рекомендации к личному применению! В домашних условиях не повторять! Опытам автора не следовать — и вообще, забудьте)
Пы Пы. Сы. Во избежание возможных недоразумений: на самом деле)... на самом деле, я чертовски уважаю работу микологов и их героические усилия постичь неизведанное и объять необъятное. Я преклоняюсь пред самоотверженной деятельностью фанатов-любителей и снимаю пред ними все свои шляпки (а у меня их не счесть). Благодаря им, грибы, эти удивительные создания, становятся всё более изведанными и близкими, не теряя при том ни грана таинственности и непостижимости. Дерзайте!
6.II.20