Как написать то, что самому кажется фальшивым, когда читаешь? Как объяснить тому, кто любит тебя всю свою жизнь, что это взаимно? У меня нет такой возможности. Бог не дал. Я могу только знать точно, что всего лишь один человек на всей земле может отдать за меня все. Не мне, это было бы как то объяснимо. За меня. Это для меня всегда было и будет непостижимым.
У меня всегда возникает по этому поводу только один вопрос. За что? Чем или как я заслужил это, или был одарен? Нет-нет, не отвечай. Что за дар такой есть у тебя - непререкаемо любить? Что же такого произошло в твоей жизни, что сердце твое не закаменело, не озлобилось, не зачерствело? Ведь я лично все делал в своей жизни, чтобы это произошло. Нет гадости, наверное, которой я бы не совершил в отношении тебя в этой жизни. «Я не хотел», - могу сказать, точнее пропищать я. - «Это жизнь меня заставила, а так я хороший». Чем таким одарила тебя несчастная, измученная жизнью женщина, давшая жизнь тебе? Ведь ее единственным счастьем долгие годы было только одно - ощущение, что вы сыты. Вас было много у нее, голодных и нетерпеливых, но она смогла. Ты от нее взяла эту безумную верность «своим»? Готовность страдать. Даже тогда, когда все хорошо. Что такого дала тебе жизнь, чего не имеют люди, осыпанные бриллиантами? Почему, почему, почему?… Я не хочу даже пытаться осудить тебя, восхвалять или восхищаться тобой. Ибо в этой измерительной системе я являюсь нолем. Круглым, надутым таким нолем.
Я знаю, что когда вы, опухшие от голода, разные в характерах и такие одинаково голодные, пробирались в поля где жили, что бы поживиться хоть чем-то съедобным, а потом бежали по стерне, не чувствуя «каунцов», ибо ходили босиком от снега до заморозков, а однорукий колхозный объездчик, верхом на коне, гнал вас, хлеща кнутом одной своей рукой, держа поводья в зубах, почерневших от курева. Он тоже был несчастен и по своему справедлив. Он знал кто вы и чьи, но он успел повоевать, и поэтому предпочитал хлестать вас, бить кнутом и быть всеми проклинаемым, чем сдать вас в правление колхоза, откуда вы могли поехать, как тогда говорили: «Туда, где Макар телят не пас». И некоторые все же уехали, немногие из них вернулись, многие сгинули. 8 лет за 8 колосков - была такая ставка у людоеда, за кем ты искренне плакала, когда он умер… Откуда же в вас такая любовь, дети страшных лет? Дети просившие у румын, в войну оккупировавших село, шоколад, который вы никогда даже не видели? Вашим лакомством была макуха и «калачики». Как в выбеленной, подведенной коровьим говном хате, на краю этой скорбной вселенной, в единственной комнате с большой русской печью на половину ее, теленком, поросенком, у которого вы воровали еду, и одной парой валенок на всех, не обозлились, не огрубели, а приобрели любовь и уважение друг к другу? Может не все и может не всегда… Как? Ведь Бога у вас не было, комсомол запретил.
Это вы были у Бога.
Тебе не надо молиться, молитвы пишут грешники для других грешников. Они и молятся. Еще молятся трусы и плохие люди, им страшно. Тебе нет. Ты ничего не боялась никогда.
Черт, я не могу даже попросить у тебя прощения. Ведь все известно заранее. У меня такой всепрощенческий аванс от тебя, что я могу тратить его до смерти. И он будет неизменен.
Иногда я слышу как ты говоришь, что твоя жизнь не удалась, что тебе не везло и ты несчастна. Неправда. Ты сделала столько, чтобы жизнь удалась у других, что… Что думаю некоторые Ангелы нервно курят фимиам в сторонке, записывая твои деяния. Истина, моя дорогая, в том, что дело не в тебе, просто правду люди не любят. Но она так легко слетала с твоих уст, что люди корчились от ненависти к тебе как черти, облитые святой водой. Это ты была у них виновата в том, что они толстые, злые, ленивые, воруют или слишком много пьют. Эти люди не смотрят в зеркала, они их побили сразу, и теперь считают себя приличными. Считали…, до того как встретили тебя на рынке во вторник. Исправиться им не приходит в голову. Они просто не умеют этого. Они умеют ненавидеть и любят ходить в Церкви. Отпущение грехов их любимая часть Службы. Покаяние. А как же правда? Просто для того, что бы говорить правду другому, нужно быть самому порядочным и кристальным. (Легче купить свечку). Но увы и ох. У них не было такой мамы, как у тебя. Они не могли так. Они могли только сплетничать и говорить гадости о тебе. Идиоты. Да тебе же было всегда плевать на это, ибо твоя мама сказала однажды: «Милая моя, к честному человеку грязь не пристанет». А то, что говорила твоя мама, было непререкаемым. Так что прожила ты такую жизнь, что не снилась никому. «Не высказала» ты наверное одному Богу, и то только потому, что он не явился к тебе. Думаю, на всякий случай.
Ты всегда знала, что со мной. Всегда. И была ты всегда со мной. И плакал по настоящему я только за тобой, ты это знаешь.
И хотя мне никогда не быть таким как ты, я также люблю своих детей, и хочу чтобы они любили своих. Такие вот цепочки….
Спасибо.