Миллиард на двоих продолжение

Анатолий Лютенко
Глава: Николай Кузмичев.
Пока человек не сдаётся, он сильнее своей судьбы.
( Ремарк )

У Николая Кузьмичёва, начальника геологической партии, имелась своя тайна. Он, будучи приёмным ребенком в семье, не говорил почти до шестнадцати лет. Что только с Колей не делали психиатры и логопеды! Но даже длительное пребывание в психиатрической больнице закончилось ничем. По сути – полным провалом медицины!
Мальчик только мычал, гыкал и плакал, подтверждая общее решение врачей и приёмных родителей: ребёнок, мол, дефективный. В школе, где учился – (если только те страдания, что претерпевал тогда, можно назвать «учёбой»!) – окружающие перестали обращать на него внимания. Обычно «Колька-немой» беззвучно сидел на последней парте, не привлекая к себе внимания. У педагогов он вызывал поочерёдно то жалость, то пренебрежение. Сверстники его сторонились, друзей не имел…
Но всё изменилось в шестнадцать лет, когда родители переехали в другой город и Коля пошёл в новую школу. Когда говорят, что чудес в жизни не бывает – это полное враньё. Таким чудом для Коли стала одноклассница Оля Скворцова. Как всё произошло? Оборачиваясь назад на многие годы назад, Николай не находил ответа. Просто в его жизнь ворвалось чудо: с большими голубыми глазами, курносым носиком и светлыми, как у куклы Барби, волосами… И это нежданное чудо радикально изменило всю его жизнь.
Коля влюбился, как может это шестнадцатилетний мальчик, с истерзанной – одиночеством и немотой – душой. Два человека просто встретились… и вдруг почувствовали друг друга. А главное – Оля услышала его! Так тоже бывает…
Он стал провожать её домой… Оля много говорила, смеялась, а он только кивал головой и улыбался. Впервые в жизни встретил человека, понимавшего его без слов: одноклассница словно читала все мысли! А когда вдруг начинал волноваться, то прикладывала пальчик к его губам и строго говорила: «Нам ничего не надо говорить!» И Коля сразу же успокаивался…
К шестнадцати годам Николай превратился в кудрявого симпатичного юношу, с карими умными глазами. Много читал, очень любил рисовать, (спустя годы это очень поможет при составление географических карт и описании мест, где будет работать его геологическая партия!)
Любовь творит чудеса! Именно одно из таких чудес и произошло с Николаем. Он, благодаря Оле, заговорил. Сначала невнятно, коверкая слова, а потом всё чётче и чётче. Оля заставляла учить наизусть целые главы из «Евгения Онегина», а затем читать стихи с выражением, не проглатывая буквы. И то, что не смогла сделать целая армия школьных учителей, психиатров и логопедов – сделала шестнадцатилетняя девочка Оля. Она очень любила своего Колю, и это чувство позволило обрести ему голос…
К концу десятого класса Коля уже относительно хорошо говорил: немного растягивал слова, но главное – научился не нервничать, сдерживать внутреннюю неуверенность, произнося целые предложения.
Страх быть неуслышанным – прошёл. И это позволило без особых усилий поступить в институт на геологический факультет. Оля поступила на географический, близкий по тематике. А на втором курсе они поженились. Им тогда даже по двадцать лет ещё не исполнилось!
Если и можно назвать это «тайной», то Николай Сергеевич Кузьмичёв не любил вспоминать немое детство. Люди, знавшие его сегодня, не могли и представить, что до шестнадцати лет уважаемый руководитель и грамотный специалист считался убогим изгоем. И неясно, как бы сложилась жизнь, не встреть он на жизненном пути голубоглазую девочку – с волосами, как у куклы Барби… У всякой судьбы – свой путь. «Пути Господни неисповедимы» – написано в одной древней мудрой книге…
Вездеход швырнуло на ледяной кочке, до забытого людьми посёлка оставалось всего-то километров десять, а позади – двести вёрст, по заброшенной таёжной дороге… Впереди шла танкетка с ковшом, разгребая снег и ломая молодые чахлые деревца, пробивавшиеся к свету сквозь обледенелые брёвна гатей, выстилавших дорогу.
– Сколько же надо леса, чтобы проложить такие дороги – выстланные брёвнами, скованными между собой скобами? В голове не умещается: как такое можно соорудить человеческими руками? – думал Николай, глядя сквозь стекло «Урала», шедшего «в хвост» за вездеходом…
Тайга без конца и края, болота, сопки… И где-то уже скоро, судя по карте, должны выйти к берегу горной реки, где располагался брошенный посёлок. Конечно, можно забросить людей и вертолетом, но площадка, когда-то использовавшаяся под аэродром, судя по аэросъёмке, заросла густыми деревьями. Оставалось только одно: пробиваться к намеченной цели при помощи техники.
– Ну, дай бог, чтобы всё сложилось! – загадал Кузьмичёв.
Николай, согласно должности начальника геологической партии, не обязан был вместе с геологами выезжать в поле лично. Но такой уж он человек: всё, касавшееся обустройства подчинённых, должен посмотреть сам. И пощупать, как говорится, своими руками. Ведь, судя по последним данным, придётся бурить в этом квадрате месяцев восемь, не меньше! А людей при этом надо размещать как можно комфортней.
…Что там ещё осталось от посёлка – он хотел посмотреть сам. Тем более, надеялся использовать хоть что-то из оставленного в лагере. Ведь в глубине души надеялся: вывозить всё, подчистую, у прежних обитателей просто не имелось возможности.
…Наст промёрз хорошо, но самое опасное зимой в тайге – это болота. Они никогда не замерзают глубоко, и каждую минуту существует опасность, что одна из единиц техники проломит наст и угодит в болотную жижу. И тогда – хана! Встанет вся колонна, а этого допускать нельзя.
Вдруг вспомнил о жене, и сердце наполнилось пеплом – Оленька, его цветочек, всегда в сердце. Счастье и опора в жизни! Уже давно не смотрел телевизор, мало читал газет, да и политика его мало интересовала. Любимым занятием стала работа и семья. Подрастали два сына – Григорий и маленький Николка. Работа съедала всё время, но он любил этот мир геологов и бородатых угрюмых буровиков. Эти мужики, приезжавшие работать в геологической партии с разных уголков страны, были очень разными, но по-своему интересные. Кто пришёл из армии, кто отсидел срок, а кто явился по зову романтического сердца. У каждого – своя мотивация. И хотя денег платили не так уж и много, но зато – регулярно.
С началом 90-х годов геологическая отрасль рассыпалась. Казалось, уже ничего не позволит ей возродиться. Но прошло время и сначала нефтяники, а за ними угольщики и металлурги начали финансировать отрасль. Потребность в новых месторождениях никто не отменял: вот и сейчас они пробиваются в верховья реки Кондомы, чтобы разведывать новое месторождение. А может – и повезёт, чёрт его знает! В геологии нельзя ни от чего зарекаться…
После института, Николай захватил ещё геологов старой советской школы. Конечно, среди них считалось большой удачей попасть работать в «Зарубежгеологию» и бурить где-нибудь в Алжире или ЮАР. Но Север и Сибирь всегда считались как бы «геологической Меккой» для каждого советского специалиста. Вот и Коля, мог бы поехать бурить в Ирак или Ливию, но там уже тогда было очень неспокойно. Да и потом: он очень любил Сибирь! Несмотря на холодные зимы, вертолёты и вечно трясущиеся по кочкам да ухабам «Уралы» – любил мотаться по буровым. Говорить с людьми, сидеть с мужиками после работы у костра, когда варится уха из хариуса или тайменя. А если повезёт, то попадётся интересный рассказчик или любитель гитары…
Но, в остатке, геология – это тяжёлый труд с больными желудками и вечно ноющей печенью. Обычно, когда мужики возвращались домой после двух-трёх недель работ в тайге, то первым делом шли в баню. А потом уходили на неделю в запой. Кто женатые, просто ругались и мирились со своими жёнами. А холостые – те бегали по чужим бабам и сорили деньгами. Растратив всё, даже не отгуляв до конца положенного отпуска, приходили к Николаю и просились «обратно в поле», чтобы подзаработать побольше. Там в тайге все ели «из одного котла». Да и безденежье – не так заметно. И всё продолжалось по кругу. Этим геологи чем-то схожи с моряками, приходящими из дальних плаваний. Те тоже через пьянку и баню привыкают к жизни на берегу. У каждого – свой крест!
…Рация заскрипела, и сиплый голос ведущего с первой машины сообщил, что сквозь деревья видно изгиб реки.
– Значит скоро будем… – подумал Николай. – Скорей бы уж!
Ныла спина, хотелось лечь на спину и вытянуть ноги…
– Надо успеть дотемна… А то, не дай бог, грянет мороз и будем возиться ночью! – возникли неприятные мысли.
«Урал» потряхивало, и Николая стало клонить в сон. Захотелось чего-нибудь горячего и водки. Он не являлся любителем алкоголя, но после тяжёлого перехода или перелёта – так хорошо накатить грамм сто, с куском чёрного хлеба и кусочком сала.
К салу Николай приобщился на работе: вопреки всем диетам, утром обязательно съедал кусочек чёрного хлеба и грамм тридцать белого мороженного сала. Этому его научили старые геологи, знавшие толк в этом деле. Ещё научили Николая пить чистый спирт: проглатывая столовую ложку сливочного масла и, выдыхая, выпивать полстакана девяностоградусной жидкости. Была особая хитрость: нельзя, когда пьёшь, вдыхать воздух! Кислород, в сочетании с парами спирта, обжигает бронхи.
По питьё спирта как-то у Николая не прижилось. Если и выпивал, то всегда в меру: болезнь геологов, под расхожим названием «слови белочку», его благополучно миновала.
…Идущая впереди машина резко остановилась. Водитель высунулся в люк танкетки и стал махать рукой в сторону. Николай открыл дверь и выглянул наружу. За чахлыми деревьями проглядывала небольшая поляна с ржавыми грузовыми машинами, припорошёнными снегом. В основном – разукомплектованные «ЗИС-150» и «ЗИЛ-164», да старые тягачи, что делались для перетаскивания огромных брёвен на базе танка «Т-34».
Машин, навскидку, насчитал много – больше трёх десятков. Это скопище техники напоминало кладбище давно ушедшей эпохи. Или, точнее – эпох, как как попадались машины, выпускавшиеся в послевоенные годы. Но больше всего стояло ржавых «Зилов», закончивших здесь свою трудовую биографию: из-за износа они не смогли бы преодолеть триста километров по топям болот. А может, все эти груды металла приготавливались для вывоза в другое место? Но кто-то в больших кабинетах вдруг решил, что это выработавшее все сроки хозяйство просто невыгодно тащить через тайгу? Кто знает… Может, вообще никто ничего и не думал. Лагерь в спешке ликвидировали, перевели полтысячи заключённых в другое место, а всю старую технику, особо не заморачиваясь, просто бросили здесь.
…Колонна двинулась дальше. А ещё через четверть часа первая машина упёрлась в ворота, обтянутые колючей проволокой, со стоявшими рядом покосившимися смотровыми вышками.
Картина, открывшаяся геологам, казалась отрывком из голливудского фильма. Пустые бараки с решётками на окнах, брошенные куски металла, мотки ржавой колючей проволоки, покосившаяся водокачка, на которой болталась привязанная ржавой проволокой табличка с каким-то предупреждением. Все постройки, включая хозяйственные, сделаны из брёвен. Каменной отстроили только одну, располагавшуюся чуть в стороне. Судя по всему – бывшую лагерную баню…

Продолжение следует..

Художник Анатолий Лютенко.Холст 90х110 масло " Храм Жизни".