- Что это такое? - Гневно вопрошала моя мать, указывая воспитательнице на короткую, но очень глубокую царапину около моего левого глаза. - Я вожу свою дочь в детский сад не для того, чтобы ей здесь глаза выцарапали, а чтобы она воспитывалась и развивалась. Мой ребёнок...
Светлана Анатольевна слушает мою мать с насмешливым, немного презрительным выражением лица, и та распаляется всё сильнее. На середине очередной гневной фразы воспитательница резко разворачивается и уходит в группу. Мы с мамкой остаёмся в прихожей со шкафчиками одни.
Мне четыре года, и я ненавижу детский сад. Каждое утро мне ни капельки не лень орать так, что из-за забора выглядывают любопытные соседи, а воробьи резко взлетают с деревьев и кустиков при моём приближении. Я научилась испытывать особое удовольствие оттого, что каждое утро являюсь источником резких, неприятных звуков. Я наслаждаюсь ужасом и недоумением в глазах встречных. Кажется, это единственная моя радость на долгие годы.
- Тебе там будет хорошо! - Убеждают меня все, кому не лень, имея в виду ненавистный обезьянник.
- Не будет, - мрачно возражаю я, заливаясь слезами.
- Ты там будешь играть с другими детишками.
- Я их ненавижу.
- Откуда ты знаешь такие слова?!
Я не отвечаю на глупые вопросы. Как можно не знать самых обычных слов? Мои родители кричат друг другу, когда поругаются: "Я тебя ненавижу!" Красноармейцы в телевизоре ненавидят фашистов. Ещё мой папа ненавидит, когда я пытаюсь играть с ним в разные весёлые игры. Ненавидит, когда просто ласкаюсь. Он так и говорит об этом, честно и прямо. Папа всегда хочет почитать книжку или журнал. Иногда читает мне книжки вслух, но редко. Ещё папа ненавидит, когда играет весёлая музыка, особенно детские песенки. Точно так же и я ненавижу детский сад и его обитателей. Что здесь непонятного?
Там стадо чужих людей и детей, которые, кажется, задались целью делать тебе больно каждую минуту. Там невозможно остаться одной даже в туалете. Из-за этого я стесняюсь ходить туда и терплю до последнего. Это приводит со временем к разным проблемам с выделительной системой, и мама ругает за это меня, хотя следовало бы пойти и подзорвать мерзкий детсад, где детям калечат здоровье и психику. Я хочу оставаться по утрам дома с мамой. Она, хоть и ругает меня, всё равно хорошая. Она редко делает больно. Разве что нечаянно, либо я, ну, уж очень сильно набедокурю. Однако я остаюсь дома с мамой только когда болею. К счастью, болею я очень часто. Медсестра говорит, что это из-за садика. Я не садовский ребёнок. Только её никто не слушает. Я выздоравливаю, и меня снова волокут туда, а там...
- Вот, - воспитательница привела из группы Мишку. - Это сделал ваш ребёнок.
Лицо Мишки разодрано многочисленными глубокими царапинами крест-накрест.
- Миша... Какой ужас! - Мать хватается за сердце. - Что же вы так сильно не поделили? Марина! Как ты могла?
Я молчу. Я попросту не помню, из-за чего мы с Мишкой сцепились. За день в детсаду случается столько всякого!
Мы с Мишкой вообще-то дружим, о чём сейчас наперебой вспоминают мама и Светлана Анатольевна. Пройдёт год, и он станет моей первой любовью, а я его.
Тем пасмурным зимним днём мы рисовали картинки на тему "Что я видел на прогулке". Я нарисовала макет стройной, серебристой ракеты в полную величину, который стоит у нас в парке. Я мечтаю стать космонавткой.
Мишка нарисовал военный самолёт. Он сказал, что, когда вырастет, станет военным лётчиком и женится на мне, потому что я красивая. Он прилетит за мной на своём самолёте и заберёт меня с собой навсегда.
Тем летом мы с родителями переехали в другой город, и я никогда больше не видела Мишку. Ненавистного детсада тоже в моей жизни больше не было, потому что в новом городе я оставалась с бабушкой и дедушкой, когда родители уходили на работу. Среди моих ухажёров в юности не было ни одного военного, и космонавткой я так и не стала.