Гл.25
Странная эта штука – время. То оно тянется бесконечно, нудно, то делает скачок, и в этом прыжке такая концентрация важных событий, что хватило бы на целую жизнь.
Я редко думаю о себе. Сегодня на меня вдруг нашло… В одиночестве я почти не бываю. Абстрактное мышление на тему: «а что я из себя представляю?» - не случается по той причине, что моя стихия – это эмоциональная реакция на все происходящее. Конечно, эмоции связаны с мыслью, ею и вызваны…
Лежу на диване, смотрю слепо в никуда, а в голове мысли шевелятся, и почему-то о своей судьбе, в которой нет логической последовательности – все приходит с опозданием!
Пять лет я профукала в сидячем положении лаборанта на кафедре педагогики, а вспомнить нечего. Были приятные моменты общения с кружковцами, Ниной Самойловной, с работницами из научной библиотеки университета, где работала моя младшая сестра, Елена. Там подобрался замечательный коллектив умных и начитанных девочек, с которыми у меня завязались дружеские отношения. На эти годы пришлись и праздничные застолья с ними в нашей семье.
Но все это было лишь прелюдией к моей школьной жизни – я не тратила душевные и умственные силы на преодоление какого-то барьера во имя собственного совершенства.
А семья жила по своим законам – отдельно от работы, хотя крошечная зарплата не давала расслабиться.
И общая по стране Эпоха топталась на месте, стараясь, чтобы рядовые граждане жили одинаково скромно и не заглядывались на чужую райскую жизнь за рубежами. Завидовать в родном отечестве было некому, так что душа оставалась девственно чистой.
А потом этот прыжок в новую среду… Школа – это ведь не просто работа. Это уклад жизни, заполненный людьми под завязку – всех возрастов! Тут тебе и коллеги, и начальство, и ученики со своими родителями. А дома свои дети, родители. Свой муж или жена. И ты, если филолог или историк, ныряешь на уроках из одного века в другой. А потом выныриваешь в настоящий век, перестраиваясь на ходу. Или, наоборот, путаешься в них, примеряя на себя моральные понятия, привычки, устои прежних эпох.
Мы очень редко осознаем свои поступки или жизненные вехи в настоящем времени. Вспоминая прошлое, делаем запоздалые выводы из своих ошибок. А если запоздалые, то они уж точно ошибок не исправляют.
Когда я ощутила писательский зуд, было поздно: школа меня поработила, не оставив ни времени, ни сил. Уроки заменили творчество. Анализируя тексты классиков, я словно участвовала в их написании, четко определяя сильные и слабые художественные приемы каждого из них. Нет, я не посягала на право критиковать мастеров слова. Добролюбов и Белинский и без меня выполняли миссию критиков, и я могла на них ссылаться.
Я бессознательно настраивалась на пробу пера, потому что во мне копилось и зрело желание превратить свои наблюдения за чужим мастерством в собственное творение.
И вот наступил сентябрь 1976 года. И когда же он успел свалиться на голову? Я еще не успела отойти от привязанности к полюбившимся ученикам, закончившим школу. Они ходили на мой кружок эстетики – не по принуждению. Даже Витя Вагнер, любитель джаза и рока, пришел однажды, послушал Бетховена и сказал мне на прощанье:
- Не ожидал. Это здорово! Сильно. Куплю пластинки. Скажите, что в первую очередь?
Я продиктовала ему свои любимые вещи.
С тех пор он на уроках уже не корчил из себя равнодушного всезнайку, как бывало иногда.
Танечка Сокуренко и Толя Паес из класса Зинаиды Павловны, самые активные на моих уроках, меня не забывают. В этом году Таня поступила на русское отделение филфака, где всегда огромный конкурс. Толя в армии. Пишет оттуда мне письма, Я исправляю ошибки и отсылаю назад, а он над ними работает - тоже собирается поступать в университет, на филфак.
Теперь мы живем дальше от работы – почти в центре города. Витя получил от своего завода трехкомнатную квартиру на девятом этаже.
Тут Эпоха ( не моя, Персональная, а общая по стране) зашевелилась – от возмущения:
- Эй, имей совесть! Какой завод?! Это партия так решила, что квартиры будет выделять производство! Партия же рулит, а не какой-то заводишка!
- Партия дала! Партия! Родная, Коммунистическая! – завопила моя проснувшаяся совесть.
Ух, как достали меня эти разговорчики с Эпохами! Я даже пришла в себя: поднялась со стула, протерла глаза, услышала звуки за дверью, вышла в коридор, свернула в гостиную. Смотрю: дети.. . Это мои дети?
Эта глазастенькая барышня-красавица – наша дочь, Ирина?!
Этот смешной худенький пацанчик -- Денис? И он – первоклассник?
- Мама, ты спала? Или тебе плохо? – спрашивает Ира.
- Почему плохо? Мне хорошо. А вы когда вернулись из школы?
-- Когда Денис – не знаю. Я его на улице поймала. Бегает с ключами на шее, выставил их наверх. Вон, уроки делает. После каждой буквы встает. Скажи ему!
Ира уходит с книжкой в мою спальню. Гордая девочка, и с характером. А сын у меня из другого теста: ласковый, мягкий, ленивый, внимания к себе не требует.
Вот он сидит за большим столом, изображая усердие под моим взглядом, и выписывает буквы в тетрадку с косыми линиями. И точно: напишет одну буковку, высунув язык, - и сползает со стула, шлепает на балкон. Ему куда интереснее наблюдать с высоты девятого этажа за бегающей по улице малышней.
Усадить этого симпатичного ленивца за уроки нелегко. Уследить за ним в чужой школе – тоже. Надо переводить в свою! Там он будет под присмотром.
Ладно, пусть доучится в этой школе, она недалеко, Денис ходит туда пешком.
Отсюда, с новой квартиры, и на дачу легче ездить.
Дача…Это новый этап в нашей жизни. Второй год вся моя семейка трудоголиков пашет на собственных двенадцати сотках с таким энтузиазмом, с каким мои предки обрабатывали землю, чтобы прокормиться. Мы с голоду не помираем, мы сеем, выращиваем, поливаем огород, сажаем сад, радуясь самому процессу… Я готова разговаривать с каждым новым росточком,, проклюнувшимся из-под земли, не потому что плод его будет вкусным, а потому, что я его сажала, прорывала и поливала.
Теремок достроили, порядок навели – спасибо папе с мамой и Наточке. Я помню, как она подавала Вите кирпичи, когда заделывали фронтоны. Конечно, наш теремок больше похож на сказочный, перенаселенный зверушками. Попробуй уложить спать семейство из пяти человек в одной комнате! Приходится над крышкой погреба в коридорчике устанавливать раскладушку, но если кому-то приспичило в туалет посреди ночи, он должен сначала преодолеть препятствие на своем пути к выходу в виде чьих-то ног под простынкой, да постараться, чтобы хозяин сих конечностей не проснулся.
. А сколько глупостей мы наделали в самом начале! Соседи сверху несказанно удивились, наблюдая за нами и вслух комментируя:
- Кто же сажает на участке эту хрень?! Зачем вам дуб, ива и тополь?
- Так это же красиво! И тень…
- А тень на огороде зачем? И что это за кусты?
- Понятия не имеем, как называются. Но ведь красота какая! Мы их выкопали в посадке.
А потом эта красота расползлась по участку так, что и огороду тесно стало. Пришлось назад выкапывать.
Под ивой, что вымахала выше крыши, Ната с Витей соорудили печку.
Я вообще люблю это изящное дерево, радующее глаз и душу…
Кому мы угодили дачей, так это маме! Она у нас главный цветовод – разукрасила гладиолусами и астрой все свободное пространство перед домом и вдоль тропинок по огороду.
Цветы – для души, но мама просто не умеет сидеть сложа руки….Она и женскую работу умеет делать, и мужскую. Не забуду, как она
своими руками все книжные полки после войны сколотила. Шкаф просто не было за что покупать.
Так и стоит перед глазами картина: я с огорода наблюдаю, как с горочки спускается мама, непременно чем-то обвешанная. Крошечная фигурка, а на плече связка каких-то дощечек - для сотворения скамеечки или… В общем, в хозяйстве все пригодится!
Дача нашу жизнь разнообразила, но и усложнила. Или наоборот – усложнила, но разнообразила. Теперь мы с детьми уже второе лето проводим там, и Витя несколько раз ходил с ними на Днепр – рыбачить. Он ловил рыбку, дети купались, загорали.
Еще одна перемена в нашей жизни: Иру я перевела в свою школу. Сначала ломала голову: в какой класс ее определить? В двух девятых преподаю я. Третий девятый – слабый. И мой предмет ведет Ольга. Нет, моя девочка по складу ума – гуманитарий. Хочет в будущем поступать на филфак. Ей нужен творческий учитель. А кто у нас такой? Правильно, я! И 9-А, бывший мой, который и состоит из остатков моих же классов, - сильный коллектив. Сейчас им руководит Лилия Ивановна, женщина спокойная, очень хороший математик, дисциплину держит не с помощью криков.,
И здесь меня ждал сюрприз-укор мне, мамаше, плохо знающей своего ребенка. Что Ирочка много читает, грамотна, умна от природы, я знала. Но принимала это как должное. Мол, а каким мог быть ребенок у родителей начитанных, любящих музыку, живопись? Но чтобы вот так четко отвечать на мои вопросы, писать такие самостоятельные и оригинальные сочинения, каких я не видела даже у будущих медалистов, так глубоко понимать суть произведения…это приятная неожиданность.
Но я кожей чувствую: приняли мою красивую дочку настороженно.
Как-то спросила я Ирочку, кто из девочек в новом классе ей понравился, она ответила:
- Ну, из основных самые вредные – Амосова и Попсуева. Вот Оля Войтенко – мне нравится.
- Что это за определение – основные? То есть, главные в классе?
- Вроде того, - пожала плечами Ира.
- Какие же они – главные? – изумилась я.- Папы у них в институте доценты, ну и что? Амосова хоть учится хорошо, а Попсуева еле-еле тянется на троечках! Я так понимаю: основной – это авторитетная личность, интересная.
- Ты, мама, от жизни отстала. Основная – это кого все боятся. С кем никто не хочет ссориться, и все лезут к ним в друзья. А на оценки сейчас всем плевать. Это учителя обо всех судят по успеваемости.
В общем, тема для раздумий. Это не время изменилось, это мы, книжные люди, остались в прошлом своих иллюзий. И пока мы живем в среде себе подобных, нам даже уютно, но стоит попасть в чужое по духу пространство, становимся беззащитными детьми.
продолжение http://www.proza.ru/2020/02/16/1715
.