Платеро, ты никогда не поднимался на крышу. Не можешь знать, как глубокое дыхание распирает грудь, выходя на неё из тёмноты деревянной лесенки, чувствуешь себя опаленным на солнце, наполненным днём, напитанным синевой, словно в том же самом месте, что и небо, ослепленный белизной извести, которую, как ты знаешь, кирпичное основание получает для того, чтобы чистой была чаша для воды с облаков.
Что за очарование террасы! Колокола из башни звучат в нашей груди, на уровне нашего сердца, как сильно оно бьётся. Они будут светить далеко, в виноградниках и на мотыгах, искрами золота и серебра; всё оправляется: другие террасы, дворы, где люди, позабыв всё на свете, трудятся, каждый над своим, - мебельщик, художник, бондарь, лесистые пятна выгулов с быком или козой; кладбище, где иногда проходят, немноголюдные, застенчивые и чёрные незамеченные похороны сводниц; окна с девушками в рубашках, что ещё неухоженные, напевая, причесываются; река с кораблём, что не закончил входить; амбары, где рожок выводит одинокую музыку, или жестокая любовь делает его пустым, слепым и замкнутым...
Дом скрывает, словно подвал. Как странно смотреть на обыкновенную жизнь снизу через стеклянную крышу галереи! Слова, новости, все тот же сад, как он прекрасен; и ты, Платеро, пьющий из маленькой чаши, не видя меня, или играющий, словно дурачок, с воробьем или черепахой...