Марина решительно не знала, что делать, и как бороться. А главное, с кем, если муж все отрицает, и все ее подозрения возникли на пустом месте?
Все выяснить, найти доказательства, вывести его на чистую воду и уйти? Куда? В общагу? Да кто ее туда пустит, с двумя детьми? Оставить детей мужу, а самой уйти? Это еще хуже, страшнее даже самоубийства.
Вечером муж пришел, разделся, и небрежно бросил на тумбочку пакет из фирменного бутика. Он съел приготовленную Мариной курочку с хрустящей жареной картошкой и винегрет, и ушел в зал смотреть телевизор.
Помыв посуду, Марина подошла к нему и робко спросила:
— Покажешь, что в пакете?
— Да это мне мама свитер подарила. От тебя же не дождешься дорогих подарков, ты у нас все для детей, все в дом. А мужа в черном теле держишь, хорошо еще, государство обеспечивает обмундированием, а то бы как бомж ходил.
— Можно, я посмотрю? — нерешительно спросила Марина.
Муж кивнул с видимой неохотой. В пакете лежал роскошный белый мужской свитер из бутика Ив Сен Лорана.
— Не смотри на меня так, — снисходительно ответил муж на ее немой вопрос, — у тебя взгляд побитой, раненой собаки. Ничего не произошло, ничего не происходит, ничего произойти не может, и ничего никогда не произойдет.
Дети подбежали к нему и облепили со всех сторон, наперебой рассказывая о событиях, произошедших за день.
— Хорошо, дорогие мои, — сказал он, — идемте в зал, сейчас вы мне все расскажете. И не трогайте маму, она у нас нервная, опять что-то себе нафантазировала, и снова заболела.
На Марину густой чередой напали черные мысли. Ее одолевали страхи и сомнения, вопросы, на которые не у кого было получить ответа.
Почему она все время болеет? Почему так получилось, что муж дружит со всеми, и с мамой, и с детьми, и даже с лучшей подругой, против нее?
Почему она всегда твердит детям:
— Ваш папа самый лучший, он самый умный, самый сильный, самый мужественный.
А он постоянно внушает им, что от мамы никакого толка, она нервная, больная, и ни на что не способная? Зачем он это делает? Для того, чтобы она вдруг не почувствовала себя самостоятельной? Чтобы задавить, уничтожить, привязать, оставить в рабстве до конца жизни?
Что это за подарки такие от неведомых благодетелей? Мама отродясь ничего ему не дарила, если не считать дарственной на их дом, в котором Марина до сих пор живет на положении оплачиваемой рабыни. Она здесь даже не прописана.
На следующий день Марина с утра созвонилась с Ниной и попросила разрешения к ней приехать. У школьников были каникулы, и Нина была дома. Она и выглядела, как настоящая учительница начальных классов – светлые волосы уложены в высокую прическу, и даже дома подруга никогда не снимает туфли-лодочки на высоких каблуках. Костюм всегда выглядит как новый, а неброский макияж, который можно заметить только внимательным взглядом, абсолютно безупречен. Марина ни разу в жизни не видела подругу в халате или домашнем платье.
— Марина, если хочешь, чтобы муж любил – всегда носи обувь на высоком каблуке, — это был один из любимых Нинкиных советов.
Подруга достала бутылку коньяка, собственноручно засоленное сало, нарезала салатиков, пожарила кабачки с зеленью. Под коньячок завязался душевный разговор.
— А помнишь, ты мне рассказывала про женщину с черными волосами? — спросила Марина.
— Конечно, помню, я провалами в памяти не страдаю, в отличие от некоторых, — подтвердила Нина. — Выяснились новые подробности?
— Нет, я никак не могу понять, с кем же он встречается. Просто я всегда подозревала, что Лена не забыла свою первую любовь.
— А вот что я тебе всегда говорила? — спросила Нина, никогда не любившая Ленку. — Гони всех подруг из своего дома! Да какая тебе разница, с кем он тебе изменяет?
— Есть разница, — сказала Марина, — ты же знаешь, что мы с Леной выросли вместе.
— Не вижу никакой разницы! Всех нужно послать на три буквы! И беречь семью!
— И что, совсем одной остаться, без подруг? — Марине даже думать об этом было страшно.
— Ну, почему ты такая бесхребетная и бесхарактерная? Совсем обнаглели – на шею все сели. Ленке твоей уже и на такси в лом к вам ездить, Володе звонит или тебе. Ты у нее всю жизнь на побегушках! Привези ее, накорми ее, она там с твоим мужем наобнимается, намилуется, а ты ее еще и домой завези!
— Да, ты права, конечно. Но что делать, если так издавна повелось?
Нина – признанный авторитет, и она всегда внушала ей правильные мысли.
— Я не могу напрямую даже спросить ее, — созналась Марина. — У меня не получается! Мне стыдно… Я чувствую себя самой последней дурой.
Почему-то именно с Леной Марина свою ситуацию обсуждать не хотела, хотя это был самый простой путь все выяснить, а не мучиться неизвестностью.
— Ясно – не спросишь ты ее, духу не хватит, — сказала Нинка. — Хватит ныть. У меня есть решение.
— Что за решение? — воодушевилась Марина, приготовившись внимательно слушать.
— В пригороде есть бабка, она тебе всю ситуацию по полочкам разложит, расскажет, кто, как, с кем и почему.
— Да ты что! Нина, ты в своем уме?! Ты – педагог, советуешь мне съездить к бабке? Ушам своим не верю! — пыталась возразить Марина. — Средневековье какое-то. Они все шарлатаны, наговорит каких-нибудь гадостей, буду потом мучиться.
— А сейчас ты не мучаешься? — спросила Нинка.
— Мучаюсь, схожу с ума, легче умереть, чем жить в неизвестности и подозрениях, — вздохнула Марина.
— Значит, тебе нужна надежда! Вот и съезди, плохого не слушай, а хорошее принимай к сведению. Хуже, чем есть, уже точно не будет, посмотри, на кого ты стала похожа. Исхудала уже вся, с лица сошла. Ты же у нас мнительная, изведешь сама себя – на тебя скоро не то, что муж, а ни один мужчина смотреть не захочет.
На следующий день Марина взяла детей, села за руль, и поехала искать неведомую Марию Ивановну в неведомом селе за пятьдесят километров от города.
Когда городские пятиэтажки остались далеко позади, а окружающая обстановка начала напоминать кадры из фильма ужасов с заброшенными пустырями и встречающимися повсюду помойками, она решила остановиться на проселочной дороге и дождаться местного жителя.
Как раз приближался велосипедист – лопоухий паренек, наверняка местный житель.
— Вы не знаете, как проехать к Марии Ивановне? — спросила она, когда он поравнялся с окном машины.
Парень, одетый в вылинявшую болоньевую куртку как будто с чужого плеча и старые треники с вытянутыми коленками, спешился и посмотрел на нее с нескрываемым интересом.
— А Вы откуда? Неужто из столицы? — с любопытством поинтересовался он, пристально разглядывая городскую даму.
Похоже, его сильно интересовало, что за проблема у женщины на хорошей машине, что она разыскивает деревенскую ворожею. Наконец, решив, что никакой ценности для него мама с двумя орущими друг на друга пацанами не представляет, и поговорить с ней не о чем, он махнул рукой, указав направление. Видимо, к нему часто обращались с таким глупым вопросом, разыскивая местную знаменитость.
— Спасибо, добрый человек, — поблагодарила его Марина, и свернула в переулок, ругая себя всеми матерными словами, приходившими в голову.
— Чего поперлась, дура?! По бабкам еще не ездила, в тьму-таракань деревенскую! Пускай бы любовница ездила, а я бы дома спокойно сидела!
Мальчишкам все было интересно – они веселились, разглядывая коров, вперевалку переходивших дорогу, уток, шествующих стройными рядами прямо по проезжей части, собак, сидевших на обочинах и лениво почесывающих лохматые уши.
— Вот не будете хорошо учиться — тоже будете в глухомани жить, — на всякий случай сказала Марина, чтобы напугать детей.
Подъезжая к одному из маленьких домов, разбросанных по деревне, Марина нечаянно обнаружила за забором скопление народа. Она обрадовалась, что не одна такая, доверчивая идиотка. Красиво и модно одетые женщины сидели кучками на скамейках, видимо, поставленных специально для посетителей.
— Наверное, привороты-отвороты делают, — подумала Марина, и спросила, за кем можно занять очередь.
Никто из женщин даже не подумал пропустить ее с детьми – видимо, у каждой было жизненно важное дело к Марии Ивановне.
Делать нечего – придется ждать. Очередь была длинной, и Марина начала прислушиваться к разговорам женщин. Красавица в белом пальто и в таких же белых сапогах на высоких каблуках рассказывала внимательно слушающим ее товаркам:
— Было время, Мария Ивановна отказывалась людям помогать. Говорила, что люди неблагодарные, и никто ее помощи не оценит. Но одной моей знакомой повезло – договорилась через дальнюю родню и упросила ей помочь. У нее просто беда была, сын – наркоман, все из дома вытаскивал, они с мужем просто не знали, что делать, и как им жить. Большие деньги заплатили, уговорили кое-как. А Мария Ивановна ей и говорит:
— Вы меня после моей помощи несколько месяцев будете ненавидеть лютой ненавистью.
Красавица замолчала, выдерживая эффектную паузу и наслаждаясь произведенным впечатлением.
— И что дальше-то? Ну, не томи! — раздались возбужденные голоса, соседкам по лавочке не терпелось услышать продолжение истории.
— И вот – она, после разговора с Марией, попадает под машину, открытый перелом, три месяца в больнице. Сын наделал таких долгов, что муж продал квартиру в Питере, чтобы только в живых остаться. Возвращаться после больницы ей некуда, поехала с сыном к своим родителям в однокомнатную квартиру в пригороде. И это еще был не конец.
Женщины затаили дыхание, чтобы лучше услышать, что было дальше. Красавица, опять выдержав паузу, продолжила:
— А дальше – муж ее погибает в автокатастрофе.
— О, господи! — волнение на скамейке зашкаливало, — может, нам не надо своей очереди ждать, может, мы лучше домой поедем?
Красавица, наслаждаясь всеобщим вниманием, продолжила свой рассказ:
— Прошло два месяца, и знакомится она с богатым новым русским, переезжает к нему в шикарный коттедж, сын в новой обстановке завязывает с наркотиками, берется за ум и открывает свое дело. А она выходит за того бизнесмена замуж.
— Да ну?! — не поверили слушательницы, — неужели такое в жизни бывает?
— Бывает! А вот еще одна знакомая, умная очень, переводчица, познакомилась по работе с мужчиной из Швейцарии, влюбилась так, что голову потеряла. А потом оказалось, что у него там семья, а он ей не признавался. Когда приезжал, день с ней, а потом на неделю куда-то пропадал. Она так переживала, у нее депрессия затяжная целый год, ничего не делала, не работала, руки хотела на себя наложить. Потом поехала к Марии Ивановне. И через месяц на улице подходит к ней француз, влюбляется в нее, заботливый такой, они с ним не расстаются. А сейчас она едет к нему по гостевой визе, замуж за него выходит.
Женщины на лавочке от удивления раскрыли рты.
— Но она не каждому помогает, только тем, кто ей понравится. Может и послать сразу.
Марине стало интересно. Наконец, дождавшись своей очереди, она несмело вошла в комнату, увешанную иконами и льняными полотенцами с вышивкой.
— Муж изменяет? — с порога спросила бабка, оказавшаяся моложавой женщиной лет под пятьдесят, с выгнутыми дугой черными бровями над красивыми карими глазами. Одета она была в стильный шерстяной костюм приятного бордового цвета, и совсем не производила впечатления деревенской знахарки.
— А ты подругу свою лучшую спроси, что да как.
Все вопросы застыли у Марины в горле. Она хотела спросить:
— Как?! — но Мария Ивановна опередила ее:
— Ты лучше спроси не «как», а «почему», или «что делать»? А сама ты, милочка, виновата, допускаешь всех в свой дом, и в свою душу. А они и плюют. И серут в нее, в душу твою. Подруга твоя теперь с тебя не слезет, пока не отомстит. Ты перед ней во всем виновата – что лучше, счастливее, добрее. Не успокоится она, с самого детства тебе завидует.
Марина присела на лавочку, застеленную ткаными ковриками. Детишки сели рядом, и, открыв рот, разглядывали обстановку деревенской избы.
Мария Ивановна зажгла свечу, и сказала:
— Сейчас мы на тебя воск выльем, — и, шепча молитвы, вылила содержимое ковшика с расплавленной свечкой в тазик с водой.
— Смотри сама, милая, собака тебя напугала в детстве. Вот, видишь, совсем маленькая собачка, болонка, что ли?
Мария Ивановна усмехнулась:
— А лихо ты тогда на дерево взобралась! Подружка смелая, а ты как была трусихой, так и осталась!
Она как будто бы смотрела короткометражку, в которой Марина играла главную роль. Марина с ужасом заглянула в миску с воском – на нее смотрела та самая ужасная маленькая собачонка.
С ужасом она ждала, что скажет дальше Мария Ивановна. Больше ей даже на ум не приходило назвать ее бабкой.
— Ой, дорогая, какой развод тебе предстоит жуткий, — Мария Ивановна села на кровать, закрыла рот рукой, и с жалостью и плохо скрываемым ужасом смотрела на Марину.
Марина хотела спросить, где же выход, и что делать.
— Сделать ничего нельзя, — сказала Мария Ивановна. — Это карма.
— Ее Лена зовут? — страшась ответа, затаив дыхание, спросила Марина.
— Лена, — подтвердила женщина, и, немного помолчав, спросила:
— А кто такой Аркадий?
Марина молчала – она не могла припомнить ни одного знакомого Аркадия.
— Свяжешься с ним – останешься голая и босая, и ни себе, ни мужу, ни детям будешь не нужна, — предупредила Мария Ивановна.
Марина боялась вымолвить даже слово. Ей срочно нужно было выйти на воздух и спокойно обдумать сказанное. Она положила на стол сто долларов, но Мария Ивановна замахала руками и отказалась, сказав напоследок:
— Когда надо будет, все сложится само, без всяких твоих усилий. Иди. И не бойся никого, ты под защитой святого Николая. С тобой никогда ничего плохого не может случиться. И не фамильярничай в церкви со святыми, имей в виду на будущее. Все у тебя будет хорошо.
— Может, и правда там, на небесах, все про меня известно, если всплыла даже давняя история про ту собачонку? — думала Марина.
На удивление, Марине стало гораздо спокойнее. Сейчас ей казалось, что Бог послал ей эту мудрую предсказательницу, чтобы она не опускала руки, и жила надеждой. Она не знала, как словами выразить свою благодарность. Мария Ивановна вовремя протянула ей руку помощи и дала силы верить в лучшую судьбу.
Дети никак не могли растормошить ушедшую в свои мысли маму.
книга на ридеро Марина Орфан Обреченная