Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
505. Девушка с пухлыми щёчками. 27-28 сентября 1973 года.
Сводка погоды: Атлантический океан. Северо-Восточная Атлантика. Четверг 27 сентября 1973 года. . Температура воздуха на южной стороне мыса-полуострова Скаген на якорной стоянке в проливе Каттегат (Дания, географические координаты: 57.783,10.733 или 57°46;59;, 10°43;59;): минимальная температура воздуха - 7.0°С, средняя температура - 9.0°С, максимальная - 10.0°С. Эффективная температура (температура самоощущения человека на открытом воздухе) - плюс 4.7°С. Скорость ветра 6 м/с. Без осадков. Яркое солнце слепит глаза, но в чистейшем морском воздухе, который веет из Северной Атлантики над просторами Северного моря, дышится легко и свободно, даже радостно, потому что этот холодный уже осенний ветер и воздух как бы навевают нам: «Скоро домой!».
Любопытно, что с северной стороны мыса Скаген, открытой всем ветрам, дующим с Атлантики и из Северного моря, температура воздуха несколько иная, чем у нас, на юге, за мысом: минимальная температура воздуха - 8.0°С, средняя температура - 9.0°С, максимальная - 10.0°С, то есть такая же, как у нас, а вот эффективная температура (температура самоощущения человека на открытом воздухе) – всего плюс 3.3°С, потому что ветер с открытого моря дует со скоростью 8 м/с.
На корабле весь день вяло велись работы по ППО и ППР на заведованиях, приборки, хозработы и иные «плановые мероприятия», но повсеместно все военные моряки только просто ждали известия о скором возвращении с БС (боевой службы) обратно в Балтийское море, в ВМБ Балтийск, домой, на берег. Абсолютно ясно чувствовалось, что все настроены на окончание боевой службы и весь личный состав экипажа БПК «Свирепый» откровенно «сачковал», праздно отдыхал, делал вид, что чем-то занимается, работает, но вахту вахтенная служба несла аккуратно, привычно строго, чётко, профессионально. Все моряки, офицеры, мичманы, старшины и матросы, уже были уверены в своих силах и возможностях, потому что ежедневная корабельная вахтенная служба уже стала привычной, естественной, почти механической.
Ни командир корабля, ни замполит, ни старпом, ни вахтенные офицеры, ни штурман, командир БЧ-1, практически никто не трогал меня, не звал в ходовую рубку и на сигнальный мостик, не давал мне никаких заданий и работ, не включал в службу корабельного наряда и я был полностью предоставлен самому себе. Даже мои друзья-годки, мой друг Славка Евдокимов и другие ребята, были где-то там, в своих заботах и делах, в своих шхерах, со своими компаниями. Никто не предлагал мне проводить какие-либо комсомольские или общественные мероприятия, не просил меня выступить по КГС (корабельной громкоговорящей связи) или спеть что-то под гитару на баке. Даже в корабельную библиотеку никто не приходил, а я и не настаивал. Я был занят…
С 27 сентября по 1 октября 1973 года я усиленно занимался печатью фотографий с накопившихся за последнее время фотоплёнок. Вечером этого дня я сделал краткую запись в своём дневнике:
27 сентября 1973 чт
Одним словом можно озаглавить все эти дни до 1 октября – работаю. Работаю.
Да, теперь я был увлечён только одним делом – составлением композиций из фотографий своих ДМБовских фотоальбомов. Каждую страницу альбома я сначала продумывал в воображении, рисовал эскизы расположения фотографий и придумывал подписи-комментарии к фотографиям. Я хотел сделать фотолетопись своей БС (боевой службы), моей службы на флоте. Одновременно то же самое я делал для корабельной фотолетописи БПК «Свирепый». Я печатал фотографии разного размера, компоновал их по хронологии событий, размещал их на больших страницах альбома так, чтобы получался не «прямоугольный» скучный фоторепортаж, а фотокомикс, то есть эмоциональный рассказ в картинках. При этом я украшал страницы своего ДМБовского фотоальбома и альбома фотолетописи БПК «Свирепый» рисунками, фотографиями и открытками из наборов политотдела главного штаба ДКБФ.
Моя работа над фотоальбомами была «запойной», азартной, максимально творческой, поэтому я «начисто» забывал о времени, забывал о приборках, еде, завтраках, обедах и ужинах. Я забывал обо всём. Только когда я заканчивал работу над очередной страницей альбомов и отступал от своего рабочего места в корабельной библиотеке, чтобы полюбоваться на содеянное, во мне просыпался дикий голод и жажда.
Как правило, только к вечеру, во время ужина, я появлялся в столовой и мои друзья-моряки с удивлением вдруг осознавали, что я ещё жив, как тот «курилка», хожу, двигаюсь и что-то ем. Я не отвечал на шутки, прибаутки и розыгрыши моих товарищей, улыбался, кивал головой, что-то мычал в ответ и ел, ел, ел всё подряд. Глядя на такой мой аппетит, моряки, которым порядком уже надоели каши, супы и картофельное пюре на опреснённой горько-солёной воде, с изумлением следили, как я лихорадочно поглощаю всё, что мне наливал или накладывал бочковой, а потом с некоторой издёвкой предлагали мне «добавки». Я не отказывался и боялся только одного, чтобы меня не спросили, что я делаю в ленкаюте и библиотеке, чем занимаюсь и почему куда-то всё время надолго пропадаю.
После одноразового за весь день поглощения добротной, обильной, но, прямо скажем, невкусной флотской еды на последних днях почти трёхмесячной БС (боевой службы), когда запасы «разносолов» в наших корабельных продуктовых кладовых иссякли, а давать нам новых свежих продуктов никто не собирался, так как мы должны были вскоре возвратиться в родную базу Балтийск, я чувствовал себя «соловым», то есть впадал в полусонное, вялое, расслабленное состояние.
Я вставал с банки (скамейки) из-за стола нашей БЧ-1 в столовой личного состава, устало, сонно, как пьяный, с полуприкрытыми глазами, вялой реакцией на происходящее, с глупой улыбкой, провожаемый насмешками и шутками, брёл со своим большим флотским алюминиевым чайником на камбуз и получал там чистую пресную воду (для нужд корабельного художника-оформителя и визуального разведчика) и с трудом брёл по коридорам к себе в ленкаюту. Спотыкаясь в дверях о комингсы, стукаясь о приборы, механизмы, арматуру и датчики, щедро расположенные на переборках коридоров и тамбуров, расплескивая драгоценную пресную воду, я, наконец-то, добирался до ленкаюты, с облегчением запирался на ключ и падал на своё ложе (постель) в проходе между стеллажами в корабельной библиотеке.
Привычно и автоматически, даже не пытаясь как-то применить часы-будильник или просить вахтенную службу меня разбудить (позвонить по телефону) в определённое время, я забывался «мёртвым! Сном и ровно через 3,5 часа я просыпался с чувством облегчения, ещё не бодрости, но готовности к труду и обороне. Мои внутренние биологические часы организма были настроены по корабельному расписанию и, не участвуя и не присутствуя на разводах, приборках, построениях и т.д., я ощущал, слышал, чувствовал и знал почти обо всём, что происходило на корабле. Любое изменение в корабельных шумах, запахах или ритмичности корабельных звуков, любое малейшее изменение положение корабля в море, изменение качки, крена, наклона, тут же отмечалось моим организмом, вызывало тревогу, настороженность, боевое напряжение, готовность среагировать на возможный сигнал тревоги.
Я давно заметил эту мою особенность организма быть всегда настороже и жить по корабельному расписанию, внутренне гордился способностью почти мгновенно засыпать и также почти мгновенно просыпаться в быть готовым к выполнению своих служебных обязанностей. Даже когда три дня и три ночи я практически не спал, как спит обычный здоровый человек, а мучился моими снами-кошмарами битвы с потоками и волнами урагана Эллен, я одновременно твёрдо знал, что в случае боевой тревоги буду готов выполнить всё, что от меня потребуется.
В этот вечер я закончил оформление страниц моего первого тома ДМБовского фотоальбома, на которых были размещены фотографии моего летнего отпуска. На этих фотографиях я был вместе с родителями в нашем доме в городе Суворове, потом вместе с моими школьными друзьями-одноклассниками на прогулке по городу и в парке, затем шалости и эротические игры с девчонками, когда Ниночка, молодая жена Вовки Корнеева, вдруг начала прижимать моё локоть к своё крутой, твёрдой, наполненной груди… Я увеличил и сделал отдельно из общих фотографий фотопортреты Ниночки Корнеевой и Верочки Сергашовой. Лукавый портрет Ниночки меня просто завораживал, а удивлённо-наивный взгляд, пухлые щёчки и пухлые губки Верочки Сергашовой так взволновали, что ночью она мне приснилась в образе моей Феи красоты и страсти.
На следующее утро, в пятницу 28 сентября 1973 года, во время завтрака «ушлые» годки из БЧ-4, с которыми мы, «штурманцы» БЧ-1, делили наш общий стол в столовой личного состава, пристали ко мне с допросом о том, чем я так усиленно занимаюсь в одиночестве в библиотеке. Шуткам, в том числе крайне интимным, не было конца. Ребята требовали, чтобы я рассказал им, как удовлетворяю свои хотения и желания, они жадно хотели и ждали моих «историй с девушками», которыми я после летнего отпуска с выездом на родину, как-то поделился с ними. Чтобы годки отстали, я обещал им что-то рассказать за обедом и начал усиленно сочинять «эротические байки»…
В начале июля 1973 года, после возвращения из отпуска на родину, я так и не смог проявить отпускную фотоплёнку и отпечатать отпускные снимки. Некогда было… Тогда, сразу после отпуска я с головой «окунулся» в работу по подготовке корабля, румпельного отделения, хозяйства и заведования ленкаюты к выходу на БС (боевую службу). Как «отдохнувшего» меня включали практически во все рабочие команды грузчиков-погрузчиков, искателей, «доставал», то есть тех матросов, которые рыскали по территории военно-морской базы, ходили «в гости» на соседние корабли и «тащили» на наш корабль всё, что «плохо лежит».
Только сейчас, в море, в Северной Атлантике, на якорной стоянке БПК «Свирепый» у мыса Скаген, после жестокого шторма-урагана Эллен, я нашёл в себе силы и возможности проявить плёнки и сделать фотоснимки моих приключений в отпуске, дома, а также фото моих друзей. При этом память, обновлённая пережитой смертельной опасностью, вновь, с остротой чувственного восприятия открыла мне свои «запасники» и стала «оживлять» фотографии моих школьных друзей и подруг, насыщать их оттенками ощущений и чувств, нюансами знакового поведения, запечатлённого на снимках…
Теперь я не только вспоминал прошедшее, но и додумывал, «досочинял», «доизобретал» и «допридумывал», а то и придумывал небывалые мои приключения в том летнем отпуске. Теперь я готов был рассказать ребятам о том, как «отгулял отпуск» со всеми истинными и придуманными «сексуально-эротическими подробностями». В этом мне огромную помощь оказал ставший знаменитым фотопортрет Верочки Сергашовой. Образ и лицо моей одноклассницы с пухлыми губками и щёчками почему-то «сводил с ума» изголодавшихся по общению с женщинами моряков БПК «Свирепый».
Во время обеда, как и обещал, я показал годкам из БЧ-4, РТС, БЧ-2 и БЧ-5 фотографию Верочки Сергашовой среднего формата. Обычно я делал для фотоальбомом фотографии размером А6 (10х15). Для высококачественных фотографий к разведданным и отчётам, для портретов я печатал фотографии тоже форматом А6, но немного увеличенными (13х18). Для стендов и планшетов, а также для командира корабля и замполита я иногда печатал большие снимки формата А5 (148х210). В крайне редких случаях, по торжественному или печальному поводу, я ухитрялся делать в маленьких фотованночках большие фотопортреты форматом А4 (стандартный лист писчей бумаги, 210х297). В нашем клубе ВМБ Балтийск имелось оборудование (фотоувеличитель, ванночки, фотобумага) могли печатать фотографии большого размера: А3 (297х420) и А3+ (329х483). Фотографию Верочки Сергашовой я сделал размером 13 см на 18 см и получился замечательный фотопортрет.
Практически все, кто видел фото Верочки Сергашовой и слышал мой рассказ о моих приключениях в отпуске, влюблялись в пухленькие щёчки Верочки и в её наивно распахнутые честные и беззащитные глаза. Все просили у меня её адрес, чтобы написать ей письмо, но я, остолоп, оставил дома все мои школьные записи, в том числе записную книжку с адресами всех моих школьных друзей, товарищей и подруг. Поэтому мне пришлось просто сделать несколько фотографий Верочки Сергашовой, которую мои друзья-годки сразу нарекли «Девушка с пухлыми щёчками», и раздать эти фотографии «страждущим» для их мысленного общения с ней.
Сейчас, в сентябре 1973 года, на якорной стоянке БПК «Свирепый» у датского мыса Скаген, в конце (как мы считали) боевой службы и перед возвращением домой, единственной проблемой практически всего личного состава экипажа корабля, с которой я, как неформальный комсорг и помощник замполита, никак не мог справиться и даже не представлял себе, как это можно сделать, была проблема отсутствия общения и отношений между моряками и девушками-женщинами.
Впервые я заметил эту остро и внезапно возникшую проблему по тому, какие книги и журналы брали в корабельной библиотеке матросы и старшины, потому что любые книги и журналы с красивыми фотоиллюстрациями или рисунками красивых девушек и женщин тут же исчезали, растворялись в матросской среде. Заместитель командира корабля капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин искренне удивлялся и недоумевал, когда я заговаривал с ним об этой «проблеме эротического возбуждения».
- Какая ещё «проблема»?! – восклицал гневно Дмитрий Васильевич Бородавкин. – Служить надо как положено и не будет никаких проблем! Какие ещё женщины? Какая эротика!! Ты что, Суворов, умом тронулся!? Ты больше нигде и никому не говори о такой «проблеме»! Нет у советского моряка-матроса такой проблемы, нет и всё! Понял?!
Я мысленно отвечал Бородавкину заученными с детства словами: «Я за «понял» год сидел, ты понял!?», якобы испуганно «хлопал глазами» и делал вид, что сам недоумеваю – «И как это у меня вырвалось?». Однако, как ни крути, как ни верти, а верёвочки конец всё же будет.
Я уже говорил о самом распространённом анекдоте, который всякий раз вспоминали-напоминали на политзанятиях, о Вертибутылкине и его представлениях о женщинах. Не менее популярным был анекдот, который всякий раз вспоминался всем, когда кто-то возвращался из отпуска на родину:
Друг спрашивает друга: «Почему к тебе девушки на танцах липнут, а ко мне – нет?».
- Всё дело в огурце, – ответил друг другу. – Берём огурец, кладём в карман штанов и в танце прижимаем к огурцу девушку. Она – дёрг! в сторону, а тут-то мы её и ждали…
Вот мне и предстояло изобрести такой «огурец», который привлекал бы девушек-женщин из окружающего мира к общению с моими друзьями и вообще, с моряками экипажа БПК «Свирепый». Подсказку к решению проблемы я нашёл в книге Григория Белых и Алексея Пантелеева «Республика ШКИД». Там тоже ребята в детском доме-интернате были «сексуально озабочены» и нуждались в общении с девочками-девушками, поэтому они стали организовывать вечера отдыха и переписываться с девчонками.
Здесь, в Северной Атлантике, после пережитого жестокого шторма урагана Эллин, невозможно было организовать встречи и контакты с девушками-женщинами, но можно было говорить о них, переписываться с ними, вернее, писать им впрок, то есть до прихода корабля снабжения или до возвращения БПК «Свирепый» в ВМБ Балтийск.
Для начала вечером 28 сентября 1973 года перед отбоем я прочитал по КГС (корабельная громкоговорящая связь) несколько выдержек из книги «Республика ШКИД», а потом «запустил» её в экипаж корабля. При этом, читая смешные выдержки из книги, якобы случайно, я прочитал и те места, в которых описывалось, как ребята принимали у себя в детдоме девчонок, как писали им письма, как хвалились друг перед другом своими «знакомыми» и «сёстрами». Так у всего экипажа БПК «Свирепый» появилась «отдушина», то есть доверительные дружеские и компанейские разговоры-рассказы о своих приключениях, о встречах, знакомствах, отношениях и «победах» над девушками-женщинами. Вот почему фото Верочки Сергашовой и мои краткие, почти не выдуманные отпускные рассказы-байки, пользовались популярностью среди моих друзей-товарищей, особенно, годков.
Содержание этих мужских разговоров-воспоминаний и рассказов-баек я пересказывать не буду, потому что такие рассказы-байки известны всем военным морякам, практически, каждому мужчине, который служил военную службу. Кстати и девушки-женщины не отстают от мужчин, «перемывая косточки» своих ухажёров, женихов и «воздыхателей», делясь и рассказывая подругам о своих «приключениях» с мужчинами. Рассказывал о своих действительных и воображаемых «приключениях» с девушками и я.
Фотоиллюстрация из фотоальбома автора: 15.06.1973 г. Моя одноклассница Вера Васильевна Сергашова. Проживала с родителями на улице Лермонтова в городе Суворове. Независимая, своенравная, симпатичная и живая, с немедленной реакцией на любой раздражитель. Этот фотопортрет очень понравился всем матросам и старшинам экипажа БПК «Свирепый» и ребята ещё долго на баке во время перерывов и перекуров, а также вечерних посиделок «на свежем воздухе» вспоминали её облик, её немного испуганный взгляд, полной вопросительной надежды и, обязательно, её красивые губки и пухлые щёчки. Странно, но всякий раз ребята меня спрашивали? «Чем ты так девушку обидел, Суворов?». Не знаю, братишки, не знаю…