Самым интересным во время учебы на биолога являются летние практики. Особенно когда повезет с преподавателем. Нам повезло – зоологическую практику под Петербургом водил Лев Андреич Несов. Он был даже не сильно биолог, а геолог по образованию, но любил всей душой динозавров. И когда студенческий народ усталый усаживался отдохнуть-пообедать, изумлял всех палеонтологическими чудесами. Например, просил из вон того песочка с площади 1 квадратный метр у реки выкопать и принести все, что крупнее песчинки. Двенадцать человек вместо обеда исправно просеивали кубометр песка и не зря, – что-то оказывалось чешуей древней акулы, что-то осколком панциря бронтозавра, что-то фрагментом кости диплодока – артефакты разрешалось взять домой в спичечном коробке, и в наших тетрадках появлялся быстрый портрет их обладателя динозавра,- Несов восстанавливал утраченный образ, рисуя в наших тетрадках, здорово. Потом, конечно, эти чудеса объяснились – Ленинградская область лежит на месте бывшего юрского моря, и местные пески под болотами надежно законсервировали останки вымерших динозавров на сотни тысяч лет, пришли люди и подняли экскаваторами эти слои на поверхность, а мы нашли сохраненные остатки.
В назначенный день мы отправились на электричке за Ломоносов – наблюдать крупных млекопитающих. Стайка биологов была полна недоверия: под Питером и мелких то не увидишь, а тут – крупные млекопитающие, кто это и главное – где это?
Сразу за железнодорожной станцией мы пошли к лесу напрямик через поле, и экологичный наш преподаватель требовал идти точно след в след, причем последний должен был примятую траву из 12 раз отпечатанного следа поднимать. Мы, конечно, менялись, и всем этой «травы по пояс» досталась «по горло». Вдруг по мановению преподавателя все замерли, как вкопанные, последний в согнутом «к траве передом, а к лесу задом» виде,- мы увидели, как из лесу появились и не торопясь прошествовали через все поле два лося – мама и ее детеныш.
Вот они, крупные млекопитающие – крупнее не бывает! Парнокопытные при том. Но Несов вел нас дальше в лес вдоль реки. Шли таким же способом, поднимая траву, в полной тишине (разговоры Несов пресекал суровым взглядом через плечо), и к полудню добрались до приветливой полянки, где решили пообедать.
Пока мы суетились, организовывая общий стол и раскладывая нехитрую снедь покрасивей, преподаватель съел свои два бутерброда с салом и был склонен поговорить.
«Этим летом мне не удалось организовать экспедицию в Кара-Кум по политическим причинам (в России в это время начались центробежные движения республик), и я поехал туда сам. Свой отпуск я могу проводить где хочу и как угодно, не правда ли?
Каракумы, если кто из вас подзабыл, представляют собой всхолмленную, сильно пересечённую равнину между руслами рек Амударья и Сырдарья. В рельефе преобладают гряды с барханными песками. Понижения между грядами часто заполнены солончаками – это обнаженное дно древнего моря. Вообще, вода в пустыне есть: ее пересекает Каракумский канал, реки Теджен и Мургаб имеют «слепую дельту», их дельтовый веер растворяется в песках, пряча грунтовые воды, которые извлекаются местным населением при помощи глубочайших колодцев, вокруг которых - оазисы.
Мой путь лежал в местечко Репетек, где перепады температур днем и ночью достигают 30 градусов, поэтому в рюкзаке оказались рядом солнцезащитный крем и средство от обморожения, спальник и, само собой, охотничий нож – никогда не ношу с собой другого оружия. Мне сообщили, что в пещере Кугитангау нашли остатки динозавров. И еще одна чудная информация дошла до меня - на плато недалеко от поселка Ходжа-пиль-ота сохранились 2500 следов динозавров, размером 70 см в длину и 30 см в ширину, предположительно они принадлежали тиранозаврам позднеюрского периода. В этих местах по моим расчетам находился берег древнего Альбского моря. И я, естественно, хотел посмотреть на эти «следы» своими глазами.
Каракум в переводе с туркменского «черный песок» – но иногда "черный" означает не цвет, а мрачные тяжелые легенды, которыми богаты эти места. С одной мне пришлось познакомиться в первый же день экспедиции. Как только я спрашивал кого-то из местного населения, как мне пройти вон на ту возвышенность? – они пугливо спрашивали, путешествую ли я один, а когда получали удовлетворительный ответ, начинали меня немедленно уговаривать не ходить туда. На резонный вопрос почему, бормотали неясное «Зинге-бобо!» кланялись на восток и быстро уходили. Потом я уже не стал спрашивать, как пройти, а прямо говорил, что ищу Зинге-бобо и как мне его найти (я решил, что лучший способ защиты от неизвестного – нападение). Ответил мне ясно только длиннобородый седой старик: «Зинге-бобо там, его курган. Если повезет – встретишься, а точнее, если не повезет…»
Было уже крепко за полдень, когда я наконец начал двигаться к холму, жара была адская. Хожу я довольно быстро, но сколько бы я не шел, курган все еще оставался на горизонте. Солнце садилось, и идти стало гораздо легче. Когда стемнело, курган вдруг оказался прямо передо мной. На нем я и решил остановиться на ночлег. Надо было подумать о ночных хищниках – шакалах и гиенах, такие встречи почти неизбежны, но на курган они вряд ли осмелятся подняться. Чуть ниже вершины, откуда был обзор во все стороны, я расстелил свой спальный мешок, перекусил и попил воды перед сном, забрался в спальник и стал смотреть в небо – звезды были необыкновенно близко и очень крупные, и хорошо думалось.
У основания кургана мне попались ритуальные шесты со множеством ленточек, а на плоском камне – остатки костей, совсем не динозавра, а животного чуть помельче и посовременнее, скорей всего, барана. А вообще-то курган это могила, что за такой святой – Зинге-бобо? И могилка такая большеватая для нормального, пусть и очень святого человека. С учетом осыпавшейся по углам почвы – в центре тело в три средних человеческих роста, ну два... Фу ты, прочь все из головы, срочно поспать и надо отправляться дальше в путь к пещерам. Хорошо бы начать двигаться до восхода солнца, а то нынче полдня потерял на пустые расспросы – темный народ, суеверный, хе, Зинге-бобо… И я уснул».
Он перестал рассказывать, отхлебывая чай из фляжки, на виске около светло-голубого глаза билась голубая жилка, а взгляд явно был где-то далеко в воспоминаниях…
Народ перестал жевать обед и все сидели, затаив дыхание… «Лев Андреич, а что дальше было?» – не выдержала одна девушка.
«А дальше… сплю я, и вдруг слышу вдалеке будто идет кто-то. Ночью пески ветром двигаются и кажется, что поют. Но это еле слышный и непрерывный звук, он похож на нежный свист и вздохи, и на эти звуки я во сне не реагировал. Но новый звук меня моментально разбудил – явный звук шагов. Но очень медленных. А когда их хозяин, кто бы он ни был, стал подниматься по кургану, я смог оценить, что шаги были очень тяжелые – отдавались через почву во всем моем теле, распростертом на спине в спальном мешке. Между «топ» и «топ» мое сердце успевало стукнуть пять раз.
Я сразу вспомнил все, что отрывочно услышал о Зинге-бобо – видимо, домой идет,- подсказал мой воспаленный мозг, - не врут легенды, и не зря его ленточками и даже жертвенным агнцем задабривают…
Я оцепенел от приближающихся шагов, мозг бешено считал, судя по длине шага рост не меньше трех метров, и вес, судя по содроганию земли, килограммов 350 – 400 ...
Спальник мой был застегнут на молнию, внутри рука судорожно сжимала нож, лезвие 20 см, справа рос небольшой кустик саксаула, из его тени я и наблюдал, боясь даже пошевелиться, не то что приподняться или, скажем, спальник расстегнуть.
Шаги приближались «топ»… «топ»… «топ»… «топ»… Темная гора закрыла от меня свет звезд. Вскоре на своем лице я явственно почувствовал дыхание – довольно зловонное… Потом дыхание отвернулось к кустику – моей хилой защите… Минута абсолютной тишины, даже пески не поют, не дышу ни я, ни он. И вдруг страшный зубовный скрежет прямо над моим лицом!!
- И тут наш Лев Андреич изобразил этот жуткий скрежет зубами, страшно вращая выпученными глазами. Ответом ему был дружный визг девушек-биологов. А наш единственный парень, он служил в Афганистане, отбросил бутерброд и с вилкой наперевес принял боевую стойку, – мы были готовы слушать дальше.
- Несов продолжал: - Нервы мои не выдержали, я со страшным криком резко вспорол свой спальник ножом, чтобы выскочить из него и принять, пусть гибель, но, стоя на ногах, а не ползая во прахе аки червь земной… Живой не сдамся! – успел подумать я уже стоя на ногах и рассекая ножом воздух вокруг себя. Мой крик ужаса разбудил меня самого и, кажется, напугал противника, - я увидел прочь от меня шарахнувшуюся гору. Это было последнее, что я смог разглядеть – в этот момент глаза мне залепило резко брошенной липкой массой противной консистенции и с гадким запахом могилы.
Когда я перевел дух, очистил как-то глаза и смог нормально соображать, то увидел, как на довольно худых четырех ногах удаляется среди барханов «корабль пустыни». Вырванный с корнем кустик саксаула подсказал, что мой ночной «великан из легенды» оказался вольно-шатающимся верблюдом, от испуга плюнувшим мне в лицо.
Я был унижен плевком в лицо как человек и как ученый, – оказалось, животный страх во мне сильнее приобретенного знания. Я собрал безнадежно испорченный спальник, нож и фонарик, уложил все в рюкзак и покинул «гостеприимный» курган, на прощание привязав на шест с разноцветными ленточками вырванную из моего спальника молнию».
- Обед затянулся, - уже будничным голосом сказал нам вдруг Несов, - пора в путь, к нашим крупным млекопитающим.
Притихшие биологи пошли за ним, след в след, и последний без пререканий поднимал траву. Так мы дошли до речки, перекрытой плотиной из плохо отесанных бревен.
- Ложись! – скомандовал преподаватель, и мы упали носом в землю, многие прикрыв голову руками. – Смотреть вперед! Объект за третьим справа деревом.
Мы дружно повернули головы вправо и увидели… бобра, видимо, автора этой плотины. Вскоре к нему из-за плотины подошел еще один и откуда-то из-под коряги вынырнул третий. Втроем они довольно бурно что-то обсуждали, и это было очень похоже на собрание прорабов на стройплощадке. Одна девушка не выдержала и рассмеялась в голос, бобры испугались и ушли вниз по реке, хлопая по воде широкими кожаными хвостами.