68. Статуя
Лошадь влекли под уздцы на чугунный
Мост. Под копытом чернела вода.
Лошадь храпела, и воздух безлунный
Храп сохранял на мосту навсегда.
Песни воды и хрипящие звуки
Тут же вблизи расплывались в хаос.
Их раздирали незримые руки.
В черной воде отраженье неслось.
Мерный чугун отвечал однотонно.
Разность отпала. И вечность спала.
Черная ночь неподвижно, бездонно —
Лопнувший в бездну ремень увлекла.
Всё пребывало. Движенья, страданья
Не было. Лошадь храпела навек.
И на узде в напряженьи молчанья
Вечно застывший висел человек.
28 декабря 1903
Заголовок стихотворения даёт намёк, где именно поэт увидел «вечно-застывшего». И стихотворение можно прочитать, как описание скульптуры на Аничковом мосту Санкт-Петербурга. Как, например, у Пушкина описание царско-сельской скульптуры:
«Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.
Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;
Дева, над вечной струей, вечно печально сидит.»
Вот только тут другой Петербург – «достоевский и бесноватый», Петербург Блока, город перепутанных реальностей, город вечных мгновений и распадающихся вечностей, где, следуя за любимой можно за очередным сокровенным изгибом «9-й линии» оказаться в храме с «черной, выспренней загадкой», где на каждой улочке натыкаешься на вывеску «Аптека» и где можно увидеть вот эту сцену:
« Там — в улице стоял какой-то дом,
И лестница крутая в тьму водила.
Там открывалась дверь, звеня стеклом,
Свет выбегал, — и снова тьма бродила.
Там в сумерках белел дверной навес
Под вывеской «Цветы», прикреплен болтом.
Там гул шагов терялся и исчез
На лестнице — при свете лампы жолтом.
Там наверху окно смотрело вниз,
Завешанное неподвижной шторой,
И, словно лоб наморщенный, карниз
Гримасу придавал стене — и взоры…
Там, в сумерках, дрожал в окошках свет,
И было пенье, музыка и танцы.
А с улицы — ни слов, ни звуков нет, —
И только стекол выступали глянцы.
По лестнице над сумрачным двором
Мелькала тень, и лампа чуть светила.
Вдруг открывалась дверь, звеня стеклом,
Свет выбегал, и снова тьма бродила.
1 мая 1902»
Более подробно о том Питере Блок расскажет в своём «Третьем томе», а в заглавном – лишь эскиз, лишь попытка присмотреться, попытка разобраться, понять – как? Как оно здесь происходит, как работает? Как оно здесь существует...
Лошадь влекли под уздцы на чугунный
Мост. Под копытом чернела вода…
«Вода» – это просто лужа, плеснувшаяся под копытами. Но лужей она остаётся лишь одно мгновение, а уже в следующем «тут же»:
Песни воды…
Тут же вблизи расплывались в хаос.
Ну как “хаос” можно организовать из одной лужи? Да нет, это уже не лужа! Это “черная вода”, равная “черной ночи”, она уже “неподвижна” и “бездонна”, в ней уже легко отражается огромная лошадь – “несущаяся” лошадь! – и над этой ночью-тьмой-водой молча – молча крича от ужаса! – повис человек…
Неподвижность несётся, тишина хрипит, что-то в полной темноте отражается, что? Лошадь, которую послушно влекут или которая раздирает упряжь? Человек влечет лошадь или лошадь почти рвёт человека?
Хаос…