Родился я в семье колхозников, в селе Верх-Талица Алтайского края, в 1946 г., в результате возвращения с фронта моего отца. Отец, потомственный сибиряк и казак, в годы войны был призван в армию, но первое время работал на каком-то военном заводе в Барнауле. Условия там были такие, что уровень смертности превышал людские потери на фронте. Вот мужики и мечтали о переводе в действующую армию, с просьбами о чем писали начальству заявления. Возможно, были и патриотические соображения, но в основном исходили из того, что если уж все равно умирать, то лучше в бою, а не от болезней и голода (в армии, надо сказать, в отличие от этого Барнаульского завода кормили и одевали неплохо). Вообщем, в конце концов он добился своего и дослужил до полной Победы в знаменитом Лунинецком полку морской пехоты в звании краснофлотца.
Вернулся в 1945 г. домой, где его ждала мама с двумя дочерьми. Ну а через какое-то время наша семья пополнилась мной. Произошло это обычно по тем временам, но не совсем обычно для теперешней действительности. Случилось это во время возвращения мамы из Бийска с базара, где она была, чтобы продать что-нибудь с огорода, а на вырученные деньги купить кое-какие припасы для хозяйства, вроде соли и спичек. Нужно сказать, что продавались отнюдь не излишки, просто другого способа заработать денег не было, а жить без них было невозможно.
В колхозе работали за трудодни, в народе их называли палочками: учетчик отмечал каждый рабочий день колхозника в тетради вертикальной черточкой. В конце года подводились итоги работы и оказывалось, что эти палочки были единственным заработком человека: колхозу нужно было выполнить план по сдаче государству зерна, мяса, шкур, молока и т.п., нужно было оставить семенной материал на следующий год, в результате чего баланс как правило оставался в лучшем случае нулевым. Вот колхозникам ничего и не оставалось, как жить со своего хозяйства, часть продукции которого тоже нужно было сдать государству.
При этом базарными делами занимались исключительно женщины: мужиков в деревне после войны оставалось мало, многие из них вернулись с фронта увечными, прочие были заняты на полях и фермах. Ну и вообще считалось, что это не мужское дело. А надо сказать, что до Бийска было 50 км (иногда ходили и подальше - до Таштагола, где по прямой было около 150 км), и преодолевали этот путь женщины пешком. Груз везли на телеге, а тягловой силой были коровы. Лошадей оставалось буквально единицы: как и мужики, они воевали, но в отличие от них ни одна лошадь в родные края не вернулась. Те немногие, что оставались, работали на полях, лучшие из них перевозили председателя колхоза, бригадиров и работников сельсовета. Получить лошадку для каких-либо личных нужд у рядового колхозника шансов не было, даже в исключительных случаях. Ну а коров женщины жалели, поскольку они были основными кормильцами в семье. Вот и ходили - груз на тележке, сами пешком.
Вот и мама моя с семимесячной беременностью сходила на базар, а на обратном пути недалеко от деревни у нее начались схватки. Вот тогда в скирде соломы она меня и родила. Справилась без посторонней помощи, сумела мне сохранить жизнь, добралась до деревни, а через денек-другой уже и в поле работала. Поначалу за мной приглядывала моя сестра, а потом она уехала в другое село учиться в школе (наша-то школа была начальной) и мама меня просто привязывала поводком за ногу где-нибудь в безопасном месте, сама же время от времени убегала с работы, чтобы проверить, как я там, и покормить меня. Случалось за это самовольство ей и бригадирского бича (кнут такой) отведывать. Вообщем, этот период моей жизни ничем особенным не примечателен, все самое интересное началось, когда я достиг трехлетнего возраста. Но об этом - позже, по настроению.