Глава VII Второе и последнее пришествие в Асадабад

 

   Моё расставание с провинцией Кунар и её cтолицей Асадабадом было не столь уж продолжительным. Уже 26-го Мая 1985г. был получен приказ – организовать разведку на маршруте Асадабад – Асмар – Барикот.
   Для сведения: Барикот – населённый пункт на  востоке Афганистана  в 2-х километрах от границы с Пакистаном. Его гарнизон, состоящий из преданных правительству армейских подразделений, был полностью заблокирован моджахедами, контролировавшими большую часть горной дороги, ведущей к Асадабаду. Наше военное руководство, раздосадованное большими потерями 334 отряда СПЕЦНАЗ 21-го апреля, приняло решение совместно с правительственными войсками разгромить отряды моджахедов в этом районе, деблокировать н.п. Барикот, обеспечив беспрепятственное снабжение гарнизона продовольствием и боеприпасами. В самом начале боевых действий в данном районе  случилась очередная трагедия: 25-го мая 4-я рота 149 мотострелкового полка попала в засаду в ущелье Печдара у н.п. Коньяк. Потери составили 23 человека убитыми и 28 ранеными.
   Не знаю, эти ли события явились причиной срочного привлечения средств радиоразведки для участия в операции, общее руководство которой осуществлял генерал армии Варенников, сказать утвердительно не могу, но приказ получен. Мы быстро подготовили три группы и часа через три уже заняли места в вертолётах. На этот раз полёт проходил на довольно большой высоте, вне досягаемости средств ПВО моджахедов.
   В Асадабаде нас расположили в палатке погибшей группы 334 отдельного отряда СПЕЦНАЗ. На следующий день колонной из шести БМП-2 выдвинулись в направлении н.п. Барикот. Первые десять километров ехали относительно спокойно. Подвеска на БМП-2 изумительная! Неровности дороги, даже довольно большие, машина не замечала, не снижала скорости и только слегка покачивала стволом 30-и мм пушки. Дальше было сложнее - ехали по руслу реки, объезжая большие валуны. Подъезжая к блок - постам, расположенным на господствующих вдоль дороги высотах, останавливались, соблюдая дистанцию 40 – 50 метров, спешивались, занимали круговую оборону и только тогда по радио вызывали двух – трёх бойцов с “горки”.
   Спустившись, они забирали боеприпасы, сухпайки, воду в прорезиненных бурдюках. Всё это предстояло поднять на вершину, где располагались нехитрые укрепления, а под растянутыми плащ-палатками было оборудовано место для поочередного отдыха личного состава поста. Вместе с ними, также до предела загруженные, уходили два моих солдата. Часов через пять – шесть, получив доклады о готовности постов к работе, вернулись на базу. Поужинав, устроились на ночлег, но нормально поспать так и не удалось. Около часа ночи с одного из постов сообщили, что моего разведчика, отошедшего в сторону по нужде, в руку укусила змея! Общий подъём и, прихватив доктора с необходимым в таком случае противоядием, на этот раз на четырёх БМП, помчались спасать укушенного (гады ползучие там очень ядовитые – кобра, гюрза и т.п.). Я вместе с доктором сидел на башне первой машины, слегка придерживаясь за ствол пушки. Орудия всех БМП были развёрнуты в разные стороны, а у замыкающей смотрело назад (для быстрого ответа при возникновении непредвиденных обстоятельств). Ночь была очень тёмная, фары и прожектор прекрасно освещали дорогу.
   А небо – необыкновенно красивое: чёрное, в россыпи ярких звёзд. Периодически. то в одном, то в другом месте звучали выстрелы, рикошетившие от скал трассеры бегущими звёздочками пытались достать небо, но гасли не долетев. Вспышек не было видно – стреляли  довольно далеко и не в нашу сторону.
По радио с блок – поста сообщили, что нас уже ждут внизу. И действительно, через несколько минут в луче прожектора появились  солдаты, двое из которых поддерживали третьего. А мой боец, с круглыми от страха глазами, уже протягивал в нашу сторону начинающую опухать руку. От сильной боли он даже говорить нормально не мог, только громко – громко стонал. Доктор, осмотрев большой палец, нашел только одну едва заметную маленькую дырочку, что означало максимально благополучный исход, но с длительным болевым синдромом. Это был не укус змея, а удар скорпиона. В конце мая они максимально опасны, к тому же, сыворотки против яда скорпиона нет. Бедный, бедный солдатик. В дальнейшем он трое суток ходил по позиции, не зная куда засунуть свой палец, и подвывал от боли. Обезболивающие таблетки уже не помогали, а промедол  - препарат, используемый для предупреждения болевого шока при ранениях, доктор колоть запретил, хотя у меня и был достаточный запас шприц-тюбиков.
   В Асадабад вернулись уже под утро и разошлись по палаткам досматривать прерванные сны. После завтрака сходили с командиром артиллерийской батареи на “рыбалку”. Это когда к пучку артиллерийского пороха (закладывается в гильзу), прикручивается проволокой взрыватель от ручной гранаты и увесистый камень. Дёргаем за кольцо и “удочка” летит на середину реки. Через 4 секунды – взрыв. Оглушенную рыбу собирали на перекате метрах в пятидесяти ниже по течению. Первый “заброс” прошел удачно, но после второго броска камень, призванный утянуть заряд на дно, отсоединился и пошел на дно самостоятельно, а пороховой заряд со сработавшим взрывателем быстро – быстро устремился к перекату, благо течение было довольно сильное. Два солдатика, вытаскивавшие оглушенную рыбу, едва успели выпрыгнуть из воды… Больше на “рыбалку” мы не ходили. Пожалуй, это было единственное мероприятие в данный период, не связанное с выполнением боевых задач.
   Работа на выставленных постах была довольно успешной. Неоднократно по выявленным пунктам управления моджахедов работала артиллерия, авиация наносила БШУ (бомбо – штурмовые удары), предупреждались планируемые противником засады и обстрелы колонн.
   К сожалению, через пару дней меня укусила какая-то мошка и, как следствие, поднялась температура до 40.5 градусов, начались сильнейшие мышечные боли, лицо распухло так, что сам себя в зеркале не узнавал. А уши вообще болтались как вареники. Такое ощущение, что если покрутить головой, они будут хлопать по щекам. Никакие пилюли, прописанные доктором, не помогали. Единственно – сбивали температуру, регулярно оборачивая меня простыней, смоченной в растворе уксуса.
   Через три дня стало легче и меня, заметно отощавшего (есть не мог, только пил воду), посадили на “вертушку” рейсом до Джелалабада, где ждала очередная новость – телеграмма из Кабула, что через два дня должен убыть в отпуск! Радостная весть, а у меня ещё и подарки для жены и детей не куплены. Утром следующего дня проехал по дуканам, ломившимся от множества “колониальных” товаров. Приобрёл всё, что нужно и не нужно, а после обеда меня, до невозможности счастливого, отвезли на  аэродром.
   Однако, офицер, дежуривший на КДП (командно – диспетчерский пункт), разочаровал меня сообщением, что в связи с надвигающейся песчаной бурей, самолётов на Кабул сегодня не будет. Что делать? Как быть? И тут меня осенило! Ведь над Кунаром летает наш самолёт радиоразведки Ан-26РР!
   Я прекрасно знал радиоданные, переговорную таблицу, но как связаться с экипажем? Аэродромными средствами радиосвязи пользоваться запретили категорически. Но через пару минут и этот вопрос был решен. На “УАЗике” подъехали два полковника, также мечтавшие улететь в Кабул именно сегодня. Естественно, я пообещал взять их с собой, если позволят воспользоваться радиостанцией на машине. Они на меня так удивлённо посмотрели, но согласились. Через пять минут, удовлетворенно потирая руки, сообщаю прапорщику, подменившего дежурного диспетчера, что в ближайшее время за мной прилетит самолёт. Тот чуть из кресла от смеха не вывалился: “Вон - говорит - два полковника не могут улететь, а за капитаном самолёт прилетит? ” Я невозмутимо присел на свободный стул и стал ждать…
   Через пять минут “Дунай - 24” (позывной самолёта) запросил посадку, а прапорщик, застегнув мундир на все пуговицы, как-то совершенно по-другому посмотрел на меня. Время шло, как и шла будничная работа дежурного по КДП.
   Разрешение на вылет получает пара Ми-24. Спустя несколько минут слышу, как командир звена сообщает диспетчеру, что заходит в облачность и включает систему антиобледенения. Я удивлённо посмотрел в окно, а на небе, как и полчаса назад – ни облачка. Улыбаясь, как большой специалист своего дела, дежурный пояснил, что таким образом лётчики получают возможность списывать спирт, являющийся основным компонентом системы. То, что это у них неплохо получается, я смог убедиться лично ещё раньше.
   Наконец узнаваемо загудели моторы совершившего посадку Ан-26рр и я, поблагодарив дежурного, поспешил к самолёту. Два полковника дружно засеменили следом.
   А ещё через несколько минут через стекло иллюминатора я наблюдал, как удаляется, уменьшаясь в размерах, взлётная полоса аэродрома, как покрываются дымным маревом и исчезают за горизонтом эвкалипты Самархейля, ещё не предполагая, что больше не вернусь сюда уже никогда.