Глава V Трагедия Мараварского ущелья

Геннадий Веденеев
   Апрель 1985года оказался для меня самым “богатым” месяцем по боевым выходам с маневренной группой за весь период пребывания в Афганистане. Главная задача таких мероприятий – ведение активной радиоразведки непосредственно в районе боевых действий.
   С командным составом частей и подразделений, совместно с которыми приходилось выполнять поставленные задачи, был хорошо  знаком, а с некоторыми из них имел дружеские отношения. Особенно хорошие личные отношения сложились с начальником штаба 154 отдельного отряда СПЕЦНАЗ (в дальнейшем, после описываемых событий - командиром 334 ООСПН) Григорием Быковым.
   Гриша Кунарский - под таким именем его знали и уважали подчиненные, старшие командиры.  Знали его и там - в Пакистане. Оттуда главари моджахедов пересылали в Афганистан листовки, в которых обещали большие деньги за голову “Кобры” - позывной Григория Быкова.
Наиболее тёплыми наши отношения стали после операции у “Черной горы” под Джелалабадом в начале апреля 1985г., когда командирский БТР завяз на поле засеянном чесноком. Все восемь колёс бешено вращались под рёв двигателя, но машина, севшая  “на пузо”, с места не двигалась. Прекрасная мишень для гранатомётчика!
   Пока мои бойцы “крутили эфир” в чреве бронетранспортёра, я сидел наверху возле командира и с тревогой осматривал окружающую местность. Метрах в трёхстах на высокой стене одного из дувалов заметил движение нескольких человек и сказал об этом Быкову. “Это наши из третьей роты, это их зона” – ответил Григорий и, не снимая шлемофона, снова склонился над картой, отдавая команды по радио. Я по своей радиостанции запросил помощи на буксировку у “Рапиры” – позывной ЗСУ 23х4 (Шилка), не сводя глаз с суетящихся на стене людей. Хотя были видны только головы и плечи, но на фоне светлого неба просматривались они довольно отчётливо. И в этот момент вижу вспышку – выстрел гранатомёта, вижу как в нашу сторону летит граната, как отделяется и падает, кувыркаясь, ускорительный патрон… Перелёт! Снаряд разрывается метрах в двадцати позади нас. Через 3 – 4 секунды – второй выстрел!
   Я каким-то непостижимым образом вылетаю из люка, одновременно толкая командира и, вместе с ним падаем в перепаханную колёсами и вкусно пахнущую свежим чесноком грязь. Снова перелёт, но уже ближе! Понимая, что гранатомётчиков двое и, что через несколько секунд после коррекции прицела последует второй залп, весьма некультурно приказываю  всем покинуть БТР, а сам, опять же по своей рации (у Быкова при падении оборвало гарнитуру), вызываю “Рапиру”. Времени объяснять, куда стрелять, не было, просто сказал, что показываю (магазин был снаряжен трассирующими патронами через один).
   Длинная очередь красными огоньками направилась в сторону дувала, и ещё не успели погаснуть последние трассеры, как огненные фонтаны вырвались из четырёх стволов зенитки. Две – три секунды и более сотни 23-х мм. снарядов превратили мощное укрепление в пыль…А через несколько минут “Шилка”, накручивая на гусеницы и смешивая с грязью молодые побеги, уже вытаскивала наш БТР с чесночного поля. А мы в это время, держась за скобы, сидели пригнувшись за правым бортом бронемашины, прислушиваясь к “цоканью” пуль, ударявшихся о левый борт. Стреляли из ППШ – по звуку отечественный “ветеран” легко определялся, да и пару медно-свинцовых лепёшек позже обнаружили на бортике.
   Через пару часов по району, указанному пленными моджахедами, был нанесён удар реактивной артиллерией. Снаряды, выпущенные прямо с позиций  на Джелалабадском аэродроме, с жуткими хлопками пролетали прямо над нашими головами.
Поэтому, когда 22 апреля (день рождения моей старшей дочери, ей исполнилось 10 лет), я получил приказ срочно убыть с маневренной группой в район Асадабада (провинция Кунар) в распоряжение Григория Быкова, никаких вопросов у меня не возник¬ло, кроме одного: “Что случилось? И почему такая спешка?” Ещё не прошло и двух суток, как вернулись с операции  в провинции Кундуз, куда вечером нас совместно с подразделениями 154 отряда СПЕЦНАЗ забросили вертолётами. Там всю ночь шли по горам, утром  спускались по почти отвесным скалам, превратив в лохмотья обувь и протерев до дыр брюки на одном месте. Непосредственно боестолкновение было относительно непродолжительным. Всё закончилось минут через тридцать - тридцать пять. Свою роль сыграла внезапность нападения и самонадеянность духов (даже боевое охранение не было выставлено). А днём, изнывая от жары и жажды (колодцы в кишлаках были отравлены трупами убитых животных), выходили из ущелья к местам, где нас могли забрать вертолёты. И вдруг сегодня – срочная телефонограмма из Кабула!
   Людей подготовили быстро: получили паёк, боеприпасы, подготовили аппаратуру, вот только новые штаны старшина никак не хотел мне давать (прежние уже и латать было бесполезно). В итоге сошлись на б/у.
   Уже по дороге на аэродром узнал подробности произошедшего: 21 апреля рота 334 ООСПН, дислоцировавшаяся в Асадабаде и буквально недавно прибывшая из Союза, попала в засаду в Мараварском ущелье. Погибло двадцать девять человек. Им на помощь уже вылетел Джелалабадский спецназ под командованием Григория Быкова и рота из состава 66 мсбр. Для обеспечения нашего прикрытия выделено 8 человек из 66 мсбр. (чему я был очень удивлён), и у каждого в укладке за плечами по паре реактивных огнемётов “Шмель” (ещё больше удивился!)
   На аэродроме нас уже ждала пара Ми-8МТ. Рядом раскручивала винты пара “Крокодилов” – Ми-24, обвешанная вооружением. Загрузились очень быстро и вперёд, вернее - вверх!  Летели довольно низко, а точнее – совсем низко, по ущелью над рекой Кунар, следуя всем её извилинам. В иллюминатор можно было наблюдать только быстро мелькающие горные склоны. Наконец открылась дверь пилотской кабины, вышел борттехник, открыл боковую дверь и дал команду -“приготовиться”. Я попросил показать на карте место, где будем десантироваться. Оказалось - между кишлаками Маравары (при входе в ущелье) и Сангам.
   Вертолёт завис над почти пересохшим руслом, одним колесом касаясь огромного валуна, два других не касались ничего. Пришлось прыгать  в воду. Пусть и не глубоко, но довольно неприятно. Но самое сложное при таком способе десантирования – вес экипировки! Кроме личного оружия, боеприпасов, сухпайка, были довольно тяжелые аккумуляторные пояса, солнечные батареи, да и сама аппаратура весила немало! Но ничего, все выпрыгнули, никто ничего не сломал.
Вертушки сразу ушли назад, а я, выбравшись на берег, попробовал связаться с “Коброй”. Думал, что связи не будет, но всё оказалось не так уж и плохо.  Высоко – высоко в синем небе, маленьким крестиком кружил самолёт – ретранслятор, обеспечивая надёжную связь. Получив указание, куда и каким образом продвигаться, цепочкой по одному начали движение.
   Поднявшись повыше по склону, включили аппаратуру, но особой активности в эфире не наблюдали. Отправил вперёд четырёх бойцов из группы сопровождения с задачей проверить обратный склон хребта, вдоль которого мы продвигались (метров на пятьдесят ниже, чтобы не “светиться” на фоне неба) и ждать нас на высотке напротив кишлака Сангам. Ещё через пару часов добрались до выбранного для привала места.
   Кишлак Даридам просматривался как на ладони. Над ним, встав в “крест”, кружила четвёрка вертолётов Ми-24, обстреливая его “нурсами” и из пушек. Периодически одна пара уходила на дозаправку и пополнение боезапаса, а её место занимала подошедшая пара. Посвистывали откуда-то прилетавшие пули, но прицельного обстрела не было… пока. Немного подкрепившись сухпайком и напившись водой из фляг (очень дефицитный продукт), принял решение двигаться дальше на КП Быкова, полагая добраться до захода солнца. И стоило нам, вытянувшись в цепочку, двинуться, как с противоположной стороны ущелья заработал пулемёт. Длинная очередь пришлась в склон над нашими головами, подняв в воздух облако пыли. Мы в ответ огонь не открывали, так как не было видно откуда ведётся огонь, да и расстояние было весьма приличное. Пришлось быстро вернуться назад, чтобы укрыться за выступом горного седла (углубление между склоном основного хребта и его отрогом). Мало того, один из вертолётов вдруг “вывалился” из образованного ими “креста” и пошел прямо на нас!!! Короткая очередь из 30-и мм. пушек прошлась по  прикрывавшему нас гребню. К сожалению, у меня не было оранжевых дымов, чтобы показать, что мы – “свои”. Но сделать второй заход он не успел. Я увидел его бортовой номер и по радио популярно объяснил, кто он такой, как он стреляет и вообще Николай Беляков узнал про себя в тот момент очень много интересного и непереводимого.
Я прекрасно знал этого молодого лётчика, частенько заезжал к нему на аэродром, катал на БТРе по Джелалабадским дуканам и даже давал пострелять из КПВТ(14,5 мм крупнокалиберный пулемет Владимирова). И всё потому, что ещё до Афгана мы были знакомы, служили в одном городе, а наши жены вместе работали в гарнизонном доме офицеров.
   Связавшись с Быковым, объяснил сложившуюся ситуацию и, в целях безопасности,  получил указание остаться до утра, организовав охрану и боевую работу. Конечно, уснуть было довольно сложно, но постараться удобно расположиться и немного расслабиться, условия позволяли. Правда, среди ночи началась стрельба и довольно интенсивная. Минут через тридцать всё стихло. Как выяснилось позже – у ребят сдали нервы, огонь вели свои по своим, а в результате – один убит и несколько человек ранены.
   Утром, с восходом солнца, продолжили движение, но уже через час пришлось остановиться - один из моих бойцов стал отставать  и жаловаться на сильную боль в промежности. Таджик по национальности, ему было очень неудобно признаться в этом, но, как я понял, и бесконечному терпению есть предел. Оказалось, что осколком пробит аккумуляторный блок и щелочь, протекая вниз по спине, сделала своё страшное дело: брюки, пропитавшись жидкостью, просто расползлись. Примерно то же самое случилось и с кожей, особенно в таком чувствительном месте. Чтобы смыть агрессивную жидкость нужно много воды, а во флягах её оставалось лишь несколько глотков.
   Из школьных уроков химии я знал, что щелочь нейтрализуется кислотой. И ответ возник незамедлительно! Собрав вместе всех бойцов, объяснил ситуацию. Ножом срезали остатки брюк, сняли обувь с пострадавшего и развернув подушечки нескольких индивидуальных перевязочных пакетов, обильно пропитали их собственной мочой. Промыв струёй наиболее уязвимые места, обложили мокрыми пакетами и перевязали. Конечно, идти дальше он был не в состоянии, а нести было не на чем, но первую помощь мы оказали, предотвратив дальнейшее разрушение тканей.
Сообщил о происшедшем на командный пункт с указанием координат и, оставив с раненым одного солдата, продолжил движение. (Менее, чем через час наблюдал, как за ними  прилетел вертолёт). Стрельбы уже не было. Поэтому шли довольно быстро, по тропе на склоне горы обошли Даридам и вышли прямо на позиции батальона, где и был развёрнут командный пункт.
   С удивлением обнаружил на КП батальона генерал – майора А.А. Ляховского – представителя оперативного управления Главного штаба Сухопутных войск. В течение последующих суток мне приходилось довольно много общаться с ним, как по результатам работы, так и на другие, не относящиеся к выполнению поставленных задач, темы. Честно скажу, генерал мне понравился. Батальоном командовал Григорий Быков, а генерал не мешал ему это делать! Задача, которая была поставлена комбату   
 руководителем операции заместителем начальника штаба армии генерал-майором Лучинским - найти и вынести всех раненых и тела погибших. Моя группа, за исключением одного человека, следившего за эфиром, также была подключена к поискам.
   Около палатки, где расположился особый отдел, один из контрразведчиков уже допрашивал лейтенанта – командира погибшей группы: “Почему ты живой”? Странный вопрос. Ну, не убили его, Быть может логичней было бы спросить: “Почему погибла твоя группа”? Кроме этого лейтенанта, в живых остался прапорщик с простреленной насквозь челюстью и перебитыми ногами. В руке он держал ПБС (пистолет бесшумной стрельбы), который еле-еле смогли вытащить разжимая сведённые судорогой пальцы. Ещё один из оставшихся в живых – рядовой Турчин. У него в руке была  граната Ф-1 (лимонка) с уже выдернутой чекой. Также стоило больших трудов её извлечь. Во время боя, расстреляв все патроны, он успел спрятаться в “керизе” – подземном канале искусственной оросительной системы, откуда и наблюдал, как добивали раненых спецназовцев.
   Дмитрий Лютый – командир роты 154 отряда СПЕЦНАЗ, принимавший непосредственное участие в поиске и выносе погибших, показал мне место, где погиб, подорвав себя гранатой, командир группы лейтенант Николай Кузнецов. Звание Героя Советского Союза ему было присвоено посмертно. Большая куча стреляных гильз, обрывок офицерского ремня, кусок тельняшки – всё ещё оставались за большим валуном.
    Поиски продолжались до вечера. С наступлением темноты было выставлено боевое охранение и можно было отдохнуть. Развели костёр, в пустой цинк из под патронов высыпали несколько пакетов горохового концентрата, залили водой и поставили на огонь. Кашеварить вызвался генерал Ляховский. Он не пошел спать в предложенную палатку, а остался с нами у костра. Ну и накашеварил! Сначала соскользнули с носа и упали в гороховый суп его очки, а когда он пытался ложкой их достать, на руке расстегнулся браслет, и вслед за очками в супе оказались генеральские часы. Посмеялись, вспомнив сказку про суп из солдатского топора, мол из генеральских часов с очками тоже неплохой супчик получился. Долго просидели у костра с разговорами, но под утро всё-таки решили поспать.
   На следующий день поиски возобновились. Нужно было найти ещё одного человека или его тело. И тут вспомнились слова подполковника Нургалиева – командира вертолётного полка, сказанные им и записанные моими бойцами во время контроля эфира, что видит и открывает огонь по группе из пяти человек в камуфляже и одного в “песочке”(форму песочного цвета носили наши лётчики) в районе кишлака Чинар, направляющихся к границе. (до границы с Пакистаном было не более 2-х километров).
   Внимательно осматривая окрестности, подошли  к кишлаку и присели отдохнуть под огромной чинарой, которой, по моему мнению, не менее тысячи лет. Через неё, сквозь крону, опираясь на толстые, искривлённые ветки, был проложен деревянный жёлоб. Вода от источника в горах текла по водоводу, протянутому от скалы, через дерево, служившее опорой и далее вниз опять по деревянному желобу в кишлак. Но вода протекала из желоба каплями, тонкими струйками. Подняв голову увидел, что водовод повреждён в нескольких местах, а из ствола дерева торчит хвостовик “нурса” (неуправляемый реактивный снаряд). Значит Нургалиев стрелял по группе именно здесь! Дмитрий Лютый быстро пошел по тропе в сторону границы, а через пару  минут уже вернулся обратно – “нашел”! Буквально в пятидесяти метрах от дерева, под которым мы отдыхали находился труп. На голове лежал большой камень. Одежды на нём не было, потому  Нургалиев и принял цвет кожи раздетого человека за костюм песочного цвета. Чтобы исключить срабатывание мины, возможно установленной под трупом, Дмитрий с безопасного расстояния кошкой сдвинул камень и немного оттянул тело в сторону. Взрыва не последовало. Тело сержанта Тарасова обнаружено, операцию можно считать завершенной.
   До Асадабада шли пешком километров десять – двенадцать. Вынесенные изуродованные тела погибших везли на броне.  Когда пришли на место постоянной дислокации 334 отряда СПЕЦНАЗ, я зашел в палатку, где располагалась погибшая группа. Все кровати были аккуратно заправлены, у тумбочки стоял дневальный и плакал…
С этого дня командиром  334-го батальона СПЕЦНАЗ стал Григорий Быков.

                Белые плачут берёзы

                А где-то на севере белые плачут берёзы,
              Листвой шелестя, посылают  кому-то привет,
                А где-то гремят уже первые летние грозы,
            Тревожным раскатом пугая июньский рассвет.
            
            Давай же, гитара, споём-ка мы песню с тобою,
            На пыльных дорогах Афгана исполним ответ,
          О том, как мечтаем мы петь над речною волною,
             Любимой под утро дарить из ромашек букет.

            О том, как хотим окунуться в пургу и морозы,
           На санках промчаться зимою сквозь снежную пыль,
           Глаза целовать, чтобы высохли женские слёзы,
            О том, как красиво цветёт придорожный ковыль.

           Года пролетели, расставив по жизни лишь вехи,
          Не сможем вернуть их и павших уже не поднять,
            Но в памяти нашей, Афган, он остался навеки,
               Навеки останется слава погибших ребят.

          Позвольте, друзья, возложить вам к подножию розы,
          Пусть вечная память  согреет холодный гранит,
              Со мною поникшие белые плачут берёзы,
           Над камнем склонившись, ветвями касаясь земли,
           Над камнем склонившись, ветвями касаясь земли.