Мы играли с Платеро и попугаем, в огороде моего друга, французского врача, когда одна молодая женщина, неряшливая и обеспокоенная, подошла к нам, спустившись со склона. Перед тем, как подойти, она, окинув меня тревожным взглядом чёрных глаз, умоляюще спросила:
- Молодой синьор, а доктор-то тама?
Вслед за ней уже шло несколько оборванных детишек, что каждое мгновенье, задыхаясь, смотрели на уходящую выше дорогу; наконец, несколько мужчин, несших ещё одного, упавшего духом и почти омертвелого. Он был браконьером, одним из тех, что охотились на оленей в Кото-де-Доньяна. Ружьё, нелепое ружьё, старушка, перевязанная верёвкой, разорвалось, и охотник выстрелил себе в руку. Мой друг осторожно подошел к раненому; поднял те грязные тряпки, которые ему наложили; смыл ему кровь и прощупал ему кости и мышцы. Время от времени он говорил мне:
- Ce n'est rien*...
Опустился вечер. Из Уэльвы доносились запахи лимана, дегтя, рыбы... На розовом западе апельсиновые деревья округляли свой плотный изумрудный бархат. В лиловой и зелёной сирени красно-зелёный попугай глазел на нас своими круглыми гляделками.
У бедного охотника солёные слезы наполнялись солнцем. Иногда можно было услышать сдавленные стоны. И попугай:
- Ce n'est rien...
Мой друг накладывал раненому новую повязку... Бедный человек:
- Ааааай!
И попугай, среди сирени:
- Ce n'est rien... Ce n'est rien...
• это ничего/ничего (фр.)