Очерк несостоявшейся любви известного врача и писателя Дмитрия Николаевича Жбанкова (1853-1932) под названием «Бабья сторона» в «Материалах для статистики Костромской губернии» вышел лишь через два года после его отъезда и мог считаться еще одним доказательством мужского вероломства, если бы не его предварительные сообщения под не менее выразительными названиями «Два случая инородных тел в рукаве», «К вопросу о плодовитости замужних женщин» и «Волостные сифилитические книги».
Другое дело, что столичных медицинских журналов единственная солигаличская светская библиотека общественного клуба, открытого в 1875 году и существовавшего преимущественно для карточной игры, не выписывала.
Целых шесть лет клятва Гиппократа и обязательство перед солигаличским земством удерживали его, пока на собранные им пожертвования не было построено двухэтажное деревянное здание земской больницы и 14 мая 1889 года не освящено сыном причетника Успенской церкви села Пеженги Кологривского уезда, выпускником Солигаличского духовного училища (1848) и Костромской духовной семинарии (1854), священником Никольской церкви (1863) и законоучителем народного училища (1871) села Корцова Иосифом Иоанновичем Перепелкиным (1830-1898), повествовавшим об этом в «Костромских епархиальных ведомостях» [Перепелкин И.И. Устройство, открытие и освящение больницы в с. Корцове // Костромские епархиальные ведомости.- Кострома, 1889.- № 15.- Часть неофициальная.- С. 304-307].
Зато очерк, обобщивший его шестилетние наблюдения над солигаличанками и описавший весь их быт – одежду, питание, поведение, деторождение и пр., напоминал историю болезни и обладал силой диагноза: «Редко попадаются здесь молодые и красивые женщины. Обыкновенно свежие и здоровые 20-летние девушки через 5-7 лет замужней жизни быстро делаются 40-летними и в этой форме застывают до настоящей старости» [Жбанков Д.Н. Бабья сторона. Статистико-экономический очерк // Материалы для статистики Костромской губернии.- Кострома, 1891.- Вып. VIII.- С. 88].
О повседневном верхнем и нижнем наряде солигаличанок: «Женщины носят рубашки и платья кумачные, ситцевые… на женщинах (у многих зимой есть панталоны) шелковые платки, кофты, шали, хорошие шубы» [Жбанков Д.Н. Бабья сторона. Статистико-экономический очерк // Материалы для статистики Костромской губернии.- Кострома, 1891.- Вып. VIII.- С. 67].
Врач не обошел вниманием и попытки солигаличанок исправить природу: «Платья, шитые по городскому со всякими причудами, сидят на невестах очень некрасиво и не красят, а напротив безобразят здешних красавиц. Сравнительно быстро в здешние деревни проникают городские моды, так напр., в последние два года стали и здесь носить турнюры из соломы и сена [то есть накладки на недостаточно выпуклые места – П.Р.]» [Жбанков Д.Н. Бабья сторона. Статистико-экономический очерк // Материалы для статистики Костромской губернии.- Кострома, 1891.- Вып. VIII.- С. 80].
Комплиментарная часть «Бабьей стороны» ограничивалась, собственно, двумя фразами: «Самостоятельность, независимость и уверенность в своих поступках – отличительные черты солигаличских гражданок. При общедеревенских делах – дележе сенокоса, разверстке земли, они своими звонкими голосами перекрикивают часто сильную половину и берут верх своей настойчивостью» [Жбанков Д.Н. Бабья сторона. Статистико-экономический очерк // Материалы для статистики Костромской губернии.- Кострома, 1891.- Вып. VIII.- С. 69].
То же, по существу, наблюдалось и в праздники: «Даже в кабаках и трактирах в эти дни визгливые пьяные женские голоса заглушают часто басовые хриплые ноты, и нередко после базара на площадях или по дороге валяются несколько баб» [Жбанков Д.Н. Бабья сторона. Статистико-экономический очерк // Материалы для статистики Костромской губернии.- Кострома, 1891.- Вып. VIII.- С. 2].
Имелось и объяснение этому: «Там, где крестьянка – подневольное существо, она почти вовсе не пьет водки, разве только рюмку-две, два раза в год, во время больших праздников; пьяниц-баб вовсе не встретишь, кроме отдельных гулящих солдаток или бывших дворовых. Здесь наоборот, трудно встретить вовсе непьющих женщин; молодые и девушки еще стесняются, а в среднем возрасте и пожилые пьют почти все при всяком удобном случае» [Жбанков Д.Н. Бабья сторона. Статистико-экономический очерк // Материалы для статистики Костромской губернии.- Кострома, 1891.- Вып. VIII.- С. 70].
Для контраста в «Бабьей стороне» было бы любопытно обнаружить историю какой-нибудь ссыльной или пациентки солигаличского заведения солено-минеральных вод, но приезжие Жбанкова, по-видимому, не интересовали.
Благодаря лишь сыну священника Никольской церкви села Горок Галичского уезда, выпускнику Галичского духовного училища (1890), Костромской духовной семинарии (1896) и Казанской духовной академии (1903), кандидату богословия (1903), учителю русского языка солигаличских духовного училища (1903) и школы второй ступени (1918), действительному члену (1921) и корреспонденту «Трудов» (1924) Солигаличского отделения Костромского научного общества по изучению местного края Ивану Дмитриевичу Парийскому (1875-1949), через полстолетия отыскавшего и опросившего солигаличских современниц Веры Ивановны Засулич (1849-1919), известны какие-никакие подробности ее жизни в солигаличской ссылке.
Засулич, которой едва исполнилось двадцать три года, еще не совершила того, о чем всем известно, хотя и провела полтора года в Петропавловской крепости за передачу письма, содержания которого не знала, затем примерно столько же в ссылке в Твери, пока не была переведена в Солигалич.
Вернее, «в 1872 году, летом, зятя, по подозрению в давании семинаристам запрещенных книг, перевели в Солигалич, Костромской губернии, а меня, после его отъезда, арестовали, возили для допроса о семинаристах в Петербург и затем тоже в Солигалич отправили. В декабре 1873 года перевели в Харьков, где я оставалась под надзором полиции и без права выезда из него до сентября 1875 года. Там я окончила курс на акушерку, но, бывши под надзором полиции, не могла получить себе места» [Кони А.Ф. Воспоминания о деле Веры Засулич // Собрание сочинений: в 8 т.- М., 1966.- Т. 2.- С. 123].
Парийский ошибся в датировке ее пребывания ее в Солигаличе, однако совершенно точно определил сущность ее конфликта с солигаличанами: «Мещане, особенно женская половина, склонны были видеть в ней чуть ли не погибшую женщину, отрекшуюся (hovvibile dictu!) от царя и бога, и, вследствие этого, оказались настроенными по отношению к ней враждебно» [Парийский И.Д. В.И. Засулич в Солигаличе // Труды Солигаличского отделения Костромского научного общества по изучению местного края.- Солигалич, 1924.- Вып. III.- С. 15].
Народников царское правительство в народ и отправляло и снимало с себя всякую ответственность за их жизнь и здоровье, но и Засулич к встрече с народом была всегда готова, и в Солигаличе ее повсюду «сопровождал громадный дог, которого побаивались не только дети, но и взрослые» [Парийский И.Д. В.И. Засулич в Солигаличе // Труды Солигаличского отделения Костромского научного общества по изучению местного края.- Солигалич, 1924.- Вып. III.- С. 21].
Не оставлявшие, однако, ее без круглосуточного надзора: «Ее постоянно видели вдали от города в полях, в роще, на реке. Там она лежала на траве и читала взятую с собою книгу… Один раз хозяйка попросила даже свою молодую соседку сходить с Верою Ив. в баню, в предположении, что ее постоялка побоится остаться в бане. Наивную солигаличанку крайне удивило, когда В.И., налив в таз горячей воды, поставила в него ноги» [Парийский И.Д. В.И. Засулич в Солигаличе // Труды Солигаличского отделения Костромского научного общества по изучению местного края.- Солигалич, 1924.- Вып. III.- С. 20-21].
Ее словесный портрет: «Она – брюнетка, лицо негладкое, голос грубоватый. Волосы она носила подстриженными, почему солигаличане, для которых в то время казалось удивительным видеть стриженую женщину, называли ее «куцею».
За внешностью своею Вера Ивановна вовсе не следила. Это единогласно и прежде всего отмечают очевидцы, восстанавливая в своей памяти образ В.И.
Ее поношенная клеенчатая шляпа, подпоясанная ремнем кофточка, отрепанная и оброженная черная юбка, стоптанные башмаки и вдобавок очки на носу – все это привлекало своею эксцентричностью внимание обывателей глухого города, только что расставшихся с парчевыми шугаями и усердно старавшихся подражать современной моде. Подростки девочки ходили за этою странною девушкой почти по пятам, удивляясь, на их взгляд, изумительному сочетанию таких деталей, как шляпа и стоптанные башмаки» [Парийский И.Д. В.И. Засулич в Солигаличе // Труды Солигаличского отделения Костромского научного общества по изучению местного края.- Солигалич, 1924.- Вып. III.- С. 19].
«По воспоминаниям лиц, более интеллигентных, она была «серьезна» и «постоянно сосредоточена на каких-то занимающих ее вопросах, отвлекавших, видимо, ее внимание от таких мелочей, как костюм и домашняя обстановка» [Парийский И.Д. В.И. Засулич в Солигаличе // Труды Солигаличского отделения Костромского научного общества по изучению местного края.- Солигалич, 1924.- Вып. III.- С. 20].
По воспоминаниям менее интеллигентных лиц, Вера Ивановна изредка «вязала кружева довольно грязного вида» [Парийский И.Д. В.И. Засулич в Солигаличе // Труды Солигаличского отделения Костромского научного общества по изучению местного края.- Солигалич, 1924.- Вып. III.- С. 21].
Яркими были впечатления и Засулич, «недаром на простодушный вопрос одной из солигаличских обывательниц: «а что, Вера Ивановна, наверно, плохо вам жилось в тюрьмах-то?», она ответила: «да не хуже, чем в Солигаличе» [Парийский И.Д. В.И. Засулич в Солигаличе // Труды Солигаличского отделения Костромского научного общества по изучению местного края.- Солигалич, 1924.- Вып. III.- С. 21].