Муж с интересом заметил, что с некоторых пор у меня иногда появляется эдакий надменный взгляд. Сверху вниз и из-под ресниц. Все объясняется просто: возраст и законы земного притяжения берут свое. Овал лица стремится пасть. Мой наивный папа, чья молодость пришлась на удивительные шестидесятые, говорил, что "скулы держит интеллект", возможно, имея в виду, что умной женщине уже не важно есть ли у нее брыли или нет. Он пытливо вглядывался в мою розовую шестнадцатилетнюю мордочку, пытаясь разглядеть следы будущей разрухи.
Как-то весной он сказал: "Пойдем, познакомлю тебя со старинной подругой". И мы пошли. В темной прихожей нас встретила старуха, древняя, как развалины Геркуланума. "Какая античность", - прошептала я и была услышана. Слух у старой ведьмы оказался как у выпи. Полуобернувшись, она сказала: "Детка, осторожнее, Вы пухленькая, не сверните этажерку с бюстом Светония". Папа хмыкнул и прошептал: "Язва, но красавица, овал лица идеальный". Входя в гостиную, я пробормотала: "Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал». На что Выпь ответила: "Угол Вам не светит. Скулы хорошие, Андрюша, в тебя, но вот щёчки поедут, славянский тип, птозный". Оба скорбно вздохнули. «Какие дураки», - весело подумала я. Александра Львовна, так звали старуху, вышла и вернулась с подносом, накрыла чай на маленьком столике перед диваном. Мы чинно сели, я потянулась за печенюшкой и получила от выпи долгий многозначительный взгляд. "Ну да, ну да, - бормотала старуха, продолжая меня разглядывать, - шейка коротковата, но подбородок хороший, бровки выразительные. Так, деточка, - Александра Львовна вынесла вердикт, -запоминайте: плечики назад и вниз, шейку вытянуть, подбородок слегка выпятить, слегка я сказала, нижнюю губку поджать, ресницы опустить, и лёгкая полуулыбка - это от носогубных складок. Видите, ума много не надо», - сказала она. Что-то не билось с папиной максимой об интеллекте, якобы имеющим косметический эффект. Я постаралась скроить лицо в соответствии с ее указаниями. Папа расхохотался. Дальше мы пили чай, и она рассказывала, как за ней ухаживал какой-то большой режиссер, а она "держала лицо" и ничего у них не вышло. В светских разговорах прошел час, и я заскучала. Был апрель мне хотелось гулять. Я сказала, что у меня свидание со студентом театрального и мне пора. Папа извиняюще пожал плечами. Александра Львовна поджала губы и прохладно сверкнула бриллиантами в ушах. Я неуклюже откланялась. Проводить в прихожую меня вышла дочь старухи, писательница, известная в узких кругах, и не вышедшая в круги широкие по причине удачного замужества. Она ненадолго приехала из Германии и жила у матери. Стук ее пишущий машинки доносился из соседней комнаты все то время, пока мы сидели в гостиной. Сунув мне в руки пакетик с печеньем, эта крупная черноволосая женщина улыбнулась и шепнула: «Не слушайте, мама все фантазирует». «Откуда Вы знаете о чем мы говорили?» - тоже прошептала я. «Ну… она говорит примерно всегда одно и тоже. Она просто очень красивой была, тяжело переживает возраст. У нее красота – творческий акт, а жизнь этому творческому высказыванию мешает…Бегите же.». Я кивнула и выскользнула за дверь. Сбегая по крутой черной лестнице, я бормотала в такт шагам: «Фантази-ру-ет, фантази-ру-ет…».
Прошло двадцать пять лет, поймав свое отражение в случайном зеркале, я говорю себе: плечики назад, подбородок выпятить…, а потом вспоминаю, что могу себе позволить расслабиться и сотворить что-нибудь еще, кроме лица.