ПЕРВАЯ ГЛАВА
- Пошла вон отсюда, сука! Забирай своего ублюдка! Я устал от вас!
Мать вела его по пустому ночному городу. Где-то там, далеко светились неоновые огни, было весело и празднично. Но очень редко кто-то заглядывал за кулисы этого праздника. Тесные вонючие хрущевки, гарь коптящих заводов, мечты о чем-то светлом. Его родители, ненавидящие друг друга только за то, что они есть, ненавидящие его…
Все дерьмо, будущего нет.
Городские окраины, постоянное унижение и слабость. Правота сильного. Как он мог объяснить, почему он не смог купить хлеба? Ведь деньги ему давали. Он боялся рассказать, боялся, что ему не поверят, боялся правды.
Дворовая компания ребят постарше, мучаясь от безделья, забирала у таких же, как он, малышей деньги. Суровый закон улицы: если ты слаб - ты не прав. И когда отец снимал с себя брючный ремень, от досады он плакал. Плакал, но молчал.
- Сынок, ты поживешь у хороших людей, я вернусь, заберу тебя, и мы будем жить вместе, как и раньше. Ты только немного потерпи, - говорила, целуя на прощание, мать.
И он ждал. А потом просто устал ждать…
"Хорошие люди"...
- Ты опять не выучил уроки! Где ты целый день шлялся?!
А где он мог шляться? Ведь отныне его мир - дачный забор. Там нет друзей, нет подруг. Есть раздражающая обыденность и "хорошие люди", ненавидящие его, "обузу, подаренную этой безмозглой шлюхой", мальчика для битья, существо низшего порядка, выполнявшего всю грязную работу по дому.
Он никогда не забудет того разговора:
- Я говорил твоей матери, что ей не надо выходить замуж за этого человека. Видишь, что бывает, когда не слушаются старших?
- Почему? Ведь мне говорили, что они любили друг друга.
- Ха! Их любовь только в штанах! А настоящая любовь может быть только к Богу.
Тупые лица святых следили за ним с каждой стены дома. Они взвешивали и оценивали каждый его поступок, каждый шаг. Осоловевшими глазами они всегда наблюдали за ним. Однажды он увидел маленький пищащий комок. Щенок... Он принес его домой, отогрел и полюбил той любовью, которой никогда не знал сам. Он рассказывал ему о своей боли, детских обидах, о несправедливости, которая его окружает. Они вместе мечтали об охоте. Они никого не хотели убивать, ведь тогда он еще не знал, что любая охота заканчивается смертью. Но Щенок не участвовал в его первой охоте.
- Собирайся, тебе пора становиться мужчиной.
Падал белый снег. Крики отупевших от выпитого охотников, вошедших в пьяный раж. Захлебывающийся лай собак и кровь на белом покрывале, кровь волка, бросившего вызов этой своре, гордого одиночки, застывшего в своем последнем прыжке и продавшего свою жизнь подороже, зверя, в смертельной хватке вцепившегося в горло охотника. Он видел последние минуты жизни этого гордого животного, жившего и умершего в борьбе. Он гладил его израненную седую шкуру, он смотрел в его пока еще живые глаза и видел в них свое отражение. И слезы ребенка, "ставшего мужчиной", смешивались на белом снегу с кровью волка.
- Какой он жалостливый! - сказал "хороший человек", - то щенка бездомного приютит, теперь эту тварь жалеет. Животные - они не живые! Как же эта маленькая сучка пищала, когда я ее давил!
Его бога нет. Он устал Его любить. Руки невольно сжались в кулаки. Он, словно волк, запрыгнул на этого человека. Он рвал его, кусал, бил, прогоняя прочь злобу и страх. И эта слепая злость давала ему силы.
Их окружили плотным кольцом. Откуда у шестнадцатилетнего пацана может быть такая сила? Это была сила правого, уверенного в своей правоте. Он бил за свою мать, за свою исковерканную и испоганенную душу. Бил сильно, по-мужски. И когда он уходил, круг разомкнулся. И он ушел. Ушел, чтобы никогда больше сюда не вернуться.
Ты родился... Зачем?
Чтобы всем было больно
По искусанным губам тек коралловый сок
В сигаретном тумане, пропитанном водкой
За застиранной шторой прятался Бог
Умирали надежды в тесноте коридоров
Тишину разбивала каплей с крана вода
И она приходила со звонком телефонным
Осыпаясь трухой, ночная беда...