Экзистенции, с любовью, Сергею Капице, с уважением, и Альтее Флинт, навсегда
- Что ж такое - то, Лавсан Бубеныч, ты себе навоображал - то ? - упорно лорнетила в монокль сжимающийся Елагин остров княгиня Дашкова, нервными пальцами торопливо оправляя дутое фижмами бальное платье. - Думаешь, раз ты отдельный кусочек земельности, то теперь и сам черт тебе не брат ?
- Не поминай к ночи, - засмеялась в нос Брюсиха, вплывая в малую зальцу Эрмитажа со Строгановым под ручку. Как всегда немного под мухарем, краснорожий и довольный жизнью Строганов резким жестом выхватил из кармана ушастого зайца, мастерски изготовленного из носового платка, и принялся развлекать негодующую Дашкову. - Это чево ? - неожиданно заорала Брюс, рассматривая платок. - Бюро Троцкого, мать вашу так ?!
- Об чем шум, кошелки ?
Аристократки развернулись и присели в манерном реверансе, Строганов отвернулся, а громоздящийся в дверях Потемкин недовольно зафырчал форсунками.
- Фррррррр.
- Все по Самойлову, - зашептались Нессельроде с Толстыми, не смея переступить порог малой зальцы, - только вместо поля угодил Светлейший в Эрмитаж.
- Малый вперед, - скомандовал адмирал Шишков, незаметно войдя через потайную дверцу, ведущую в личные покои императрицы, размахивая кортиком. - Вали абцугом.
Потемкин гуднул и выпустил по бокам венгерского камзола огромаднейшие плицы.
- Волга - Волга, бля, - изумилась Екатерина, высовываясь необъятным бюстом из - за вицмундирной спины Шишкова.
- Миссури с Миссисипи, - аккуратно поправила ее Брюсиха, опадая в кресло. - А если совсем непредвзято, то вторая волна плохоочищенного мескалина.
- Ё... й в рот, - прошептал Глеб Егорыч Самойлов, выбросив телевизор в окно. - Снова кроет.
- А ты хули думал ? - неприкрытым голосом Невзорова заговорила радиоточка, опушая картонный динамик мохеровыми розами. - Думаешь, раз ты отдельный кусочек говна, то сам Бегемот тебе не брат ?
- Кто бабушке не внук ? - хитро парировал цинический выпад Самойлов и довольно зареготал, сшибая радио со стены штангой. - На, сука !
Он сел на стол и схватился за голову, сам не понимая, чего ожидать дальше : хренов нескончаемый трип крыл и отпускал, словно старинные качели из боливийского и чеченского коричневого герыча, правда, там еще сушняком долбало, а тут слюни сами шли, стоило только вообразить себе волосы Витухновской. Неожиданно Глеб почувствовал, что последний час лишь о них и думал, о волосах Алины Александровны. Сидит такая на веранде, пьет чай и читает Вернадского. Волосы развеваются под морским бризом, вдруг дверь настежь, входит карбаз. Натуральный, речфлотовский, даже надпись по борту " полста семь " гласит о скором появлении матроса Шарикова.
- Пущай, - читает Витухновская и кричит от ужаса. Вместо Вернадского в руках Платонов. Голый. Синий от мороза, с мелиоративной планкой и выбитыми по лбу рисками теодолитности.
- Чую, как волосы растут внутрь, - думает Витухновская, вспомнив старинную сказочку скучающего с нею автора некоего Ивлукича, - может, асфальтоукладчик где - нибудь вот прямо в данный момент сам завелся и поехал крушить Кремлевские стены. Интересно, - стонет она побледневшими устами, хватаясь за поручни карбаза, - а волосы в носу тоже седыми становятся или выпадают от старости ? Сука, - осеняет ее и она кончает сквиртом, орошая сухопутный карбаз со стороны юта, - у викингов корабль из ногтей мертвецов, немцы волосами холокостных евреев набивали матрасы ... Или правильнее говорить : матрацы ? - задумалась Витухновская и выпала от старости в благородную седину, отринутую рыжей Бэйли Джей, что правильно и так, как надо.
- Да ты окончательно спятил, парень.
Самойлов посмотрел вниз по направлению к голосу и увидел печальный окурок, лежащий возле плинтуса, за которым кто - то охал старческим дребезгливым голосом. Мескалин снова отпустил и Глеб, переставая быть Егорычем, не стал уподобляться примитивным Потупчик и Шараповой, умышленно оскорбленных автором за спускание уровня игры к Веллеру, Максу Кабаллеро и Оззи Осборну из физкультурной истории давно и неправда, не стал вспоминать, кто там именно уползал за плинтус на конспиративной квартире национал - большевизма. Вместо того он сел за стол и за пять минут написал неплохое стихотворение о рожах и про луну.
И это правильно. Как голос Тицкой или вибрик Готфрик, старинные шоу Паука или переводы Керви, чего никак не скажешь о тщетных потугах опущенных предыдущностью примитивисток напроситься на безумное чаепитие, куда так неожиданно влетели сенатором от Теннесси королевская корпорация и - упругой попочкой Нины Брагинской - моя Белая королева, без которой весь женский теннис уже не нужен мне, как ценителю красивых и сильных женщин, вовремя уходящих из разбивающего длиннющие и мускулистые ножки и даже выше большого спорта, лепящего в нагрузку к рекламным миллионам личную, как холокост, инвалидность не только ума, но и разума тоже.