Русский офицер

Данил Хабаров
  Прерывисто трещит радио. Склонившийся над столом уже немолодой майор с седыми волосами, выглядывавшими из под форменной фуражки, нервно вытирает катившийся со лба пот.
- Третий, третий, я первый, ответь первому, приём. Третий, третий, я первый, ответь первому, приём , - упрямо повторяет радист.
Уже около двадцати минут третий блокпост не выходил на связь. Но вот что-то зашипело, и из рации послышался голос:
- Первый, я третий, мы окружены, большое скопление сил противника. Средств к сопротивлению больше не имею. Вызываю огонь на себя. Приём.
- Третий, я первый, кто на связи? Вы что там с ума посходили, откуда там взяться противнику. Приём.
- Первый, я третий, капитан Воронов. «Чехов» полно, нас двое. Сдаваться, не намерены. Вызываю огонь на себя. Приём.
- Третий, не дури. Коля к вам уже едет подкрепление, продержитесь хотя бы десять минут. Приём.
-  Первый, повторяю, вызываю огонь на себя. Я остался один. Товарищ майор скажите Люде, что я её люблю…
  Связь прервалась. Майор со злобой  и отчаянием протёр лицо. Засунув в рот кулак, весь трясясь и обливаясь холодным потом, он повернул голову и посмотрел в округлённые глаза молодого капитана, смотревшего на него. Лёгкий кивок головы и спустя несколько мгновений на месте где совсем недавно находился третий блокпост  бушует  огненный смерч, приносящий смерть всему живому.
  Ноябрь 1999 года. Чеченская республика.
Москва:
- Ну что, подполковник, поздравляю. Герой. Уничтожил такое большое скопление сил противника. Вот на таких офицерах держится наша армия.
- Товарищ генерал-майор, я уже сто раз говорил, что моя заслуга сильно преувеличена. Настоящий герой – капитан Воронов. Он вместе со своей ротой сдерживал наступление противника, превосходившего в численности более чем в четыре раза. А потом, вызвал огонь на себя. Но, несмотря на это его даже посмертно не наградили. А у него, между прочим, беременная жена.
- Да слышал я это уже всё сто раз. Ну что ты хочешь. Сейчас везде пишут, что твой батальон провёл успешную операцию и уничтожил большие силы противника. И что напишут, если мы скажем правду? Что вот такой вот майор угробил целую роту ни за что, ни про что, ещё и открыв огонь по своим. Представляешь, какой удар по престижу армии будет нанесён.
- Там уже «своих» не было, - зло ответил подполковник.
- Я верю, - сказал генерал, - а вот у прессы возникнут вопросы. Точно ли все наши бойцы погибли, или там были раненные, которых ты, подполковник, убил, приказав открыть огонь. Ну, как? Нравиться тебе такой расклад? Хорошо, наградим мы твоего героя. Ему от это что, легче будет?
- Ему нет, а вот его семье -  да.
- Семье? У него из всей семьи только жена. Ей от этой награды не горячо не холодно. Она может быть, только успокоилась после утраты, а ты опять хочешь её обухом по голове. Хочешь, чтобы опять всё всколыхнулось. Ты представь, это награждение, журналисты, а значит волнение, стресс. А она всё-таки беременна. Так что успокойся и служи дальше с чистой совестью. В звании повысили, наградили, квартиру дали, живи и радуйся, а нет, не может, ему правду подавай.
- Разрешите идти, - стиснув зубы, сказал подполковник, и вышел, не дождавшись ответа.
На улице к нему подошла женщина. Он сразу узнал её. Сухое, заплаканное, осунувшееся, но явно красивое лицо и большой живот не оставили сомнений.
- Извините, - тихо сказала она, - скажите как он погиб.
Подполковник посмотрел на неё, закусил губу и сказал:
- Как настоящий офицер. Это вам. Советская 5 квартира 23. С пропиской я помогу, - сказал он, всунул в её хрупкую, дрожавшую руку ключи и быстро ушёл.
А через месяц родился мальчик пятьдесят четыре сантиметра, четыре сто.