Горы любви
1. Поездка к морю
До моря было ещё сутки пути, а у него уже болели все бока от вагонной полки. Владимир переваливался с одного бока на другой, крутился и никак не мог найти удобную позу, чтобы затихнуть, слушая перестук вагонных колёс и уперев бездумно взгляд в верхнюю багажную полку. Внизу шёл оживленный разговор. Жена приставала к очередному попутчику. За время пути их сменилось человека четыре. Не успевала закрыться дверь купе за пассажиром, закончившим свою поездку, как жена голодной акулой набрасывалась уже на свежего соседа.
– И где таких симпатичных мужчин штампуют? – спрашивала игриво жена у попутчика, укладывавшего чемодан в багажное отделение.
– Что? Где? – оборачивался раскрасневшийся мужчина, спрятавший, наконец, свои вещи.
– Где, говорю, красавчиков таких делают? Казак, наверное, признавайтесь!
– А, ну да, ну да, – отвечал мужчина, всматриваясь внимательно в лицо жены. – Местный, ростовский…
Слова, как ползучая многоножка переползали Володю и уползали куда-то дальше, а он всё смотрел в потолок, смотрел и видел там последнее сообщение, которое прислала ему по телефону Оля. "Павел сделал мне предложение. Выхожу замуж?" И повторный знак вопроса отдельным сообщением.
Ещё каких-то три дня назад они с Олей были вместе в отдельном туристическом домике на берегу местного живописного озера. И им не мешали не его жена ни её Павлуша.
– Так ты всё-таки едешь к морю с женой? – спрашивала она его, когда их сердца после бурной близости стали биться в прежнем ритме, а дыхание успокоилось. – Поспал со мной и теперь как ни в чём ни бывало с женой к морю? А меня, значит, толкаешь в лапы к Павлуше? Забирай, потешился...
– Ну что ты, Оля! – Володя прижимал Ольгу к себе и нежно целовал в губы, обрывая её пропитанные горечью слова. – Я же тебя только люблю!
– Любишь? – Оля отстранилась от него. – А почему тогда едешь с ней? На море. Развлекаться… Да если бы любил, то давно бы уже ушёл от нее!...
–…приятно смотреть на мужчину, который свой обед не разбавляет обязательной стопкой, – жена продолжала донимать попутчика.
– Я не пью, – коротко ответил мужчина, расправляясь с обедом.
– Вот я и говорю, сразу видно настоящего казака. А мой не просыхает…Алё! Гараж! – жена постучала кулаком в Володину полку. – Наклюкался уже?
Жена встала и повернулась к Володе. Он едва успел спрятать телефон с Олиным сообщением под матрац.
– Ну-ка! Куда ты спрятал свой шкалик? В трусы что-ли?
Вернувшись на место, жена пожаловалась:
– Пришёл из ресторана на рогах, еле на полку заполз! И снова откуда-то потягивает. С полки не слезает.
Тем временем поезд подполз к какой-то станции и замер, а попутчик закончил, наконец, с обедом.
– Ну, теперь потянет на подвиги, наверное! – засмеялась жена.
– Что? – спросил мужчина, вытирая салфеткой рот.
– После мяса, говорю, мужчин обычно на подвиги тянет!
– А-а, – протянул понимающе мужчина.
Володя резко поднялся и, подтянув на себе тренировочные штаны, спустился с полки.
– Ты что вскочил? – спросила жена. – Снова уколоться что-ли, решил?
– При чём тут уколоться, – сказал Володя. – Подышу просто.
– Подыши-подыши. Может, человеком станешь. Тряпка, а не мужик! – пояснила она попутчику.
Володя вместе с немногочисленными пассажирами вышел на перрон. После душного вагона сентябрьский вечер бодрил уже осенней прохладой. Даже не верилось, что море в каких-то сутках пути.
Диктор объявил о скором отправлении поезда, но пассажиры, шаркая шлёпанцами, разбредались всё дальше, не думая возвращаться в вагоны.
Володя, постоял и тоже медленно пошел прочь от вагона. Когда проходил мимо здания вокзала, его окликнули.
– Слышь, друг! Дай на пиво! Болею – не могу!
На него смотрел умоляющим взглядом бомж. Грязные штаны, тёмная куртка, загорелое и обветренное лицо, покрытое редкой, кустистой растительностью.
Володя рассеянно опустил руку в свои тренировочные штаны и нащупал оставшуюся после похода в вагон-ресторан купюру.
– У меня только крупные.
– Ну, разменяй. Слышь, друг, умираю просто!
Они шли рядом и бомж без умолку объяснял ему:
– Отстал, понимаешь, от поезда. Ещё в прошлом году. И вот никак домой не могу уехать. Денег нет...
Конечно, она права, думал Володя. У него никак не шло из головы Олино сообщение. Сколько она может ждать? Рядом Павел, который делает ей предложение. А я далеко, да ещё с женой, от которой никак не могу уйти... А может быть, позвонить Оле и сказать, что я уже не еду с женой к морю?
Володя опустил в карман руку и вспомнил, что оставил телефон на полке, под матрацем.
– Ты тоже, похоже, отстал от поезда? – спросил бомж. – А переночевать-то здесь не переночуешь. Вокзал закрывают на ночь.
Они зашли в здание вокзала, маленькое одноэтажное строение, вмещавшее в себя небольшой зал ожидания на одну скамейку и одну билетную кассу, служившую одновременно и ларьком.
– Бутылку водки и бутылку пива, – сказал он, протягивая кассирше в окно тысячную купюру.
– Две! Две бутылки пива! – требовательным тоном поправил бомж, цепким взглядом проследив за купюрой.
Володя отдал две бутылки пива бомжу, сдачу спрятал в карман и, повертев в руках бутылку водки, спросил кассиршу:
– А стаканчиков у вас нет?
– Зачем! Зачем! – бомж решительно потянул его за футболку. – Зачем стаканчики! У меня всё есть! Тут, недалеко…Пошли!
– Пошли, – согласился Володя.
Они зашли за угол вокзала, прошли мимо водонапорной башни и остановились у сваленных в кучу картонных коробок и гнилых досок.
– Садись, – бомж кивнул на деревянные ящики. Он извлёк из засаленной куртки нож и ловко распечатал одну за другой и бутылку водки и пиво.
– Пей, – приказал он Володе, протянув бутылку и забыв про обещанные стаканчики.
Володя сделал из горлышка несколько глотков и вернул бутылку бомжу. Тот сразу присосался к бутылке, опустошив её почти разом. Затем перекинулся на пиво, жадно запивая водку. Только после этого он успокоился и уставился на Володю долгим мутным взглядом. Он хотел что-то сказать Володе. Но вместо этого поднёс к Володиному лицу нож и заскрежетал зубами:
– Прямо в сердце. Махом на тот свет ушла. Все они слабы на передок. Туда ей и дорога.
Он уронил голову на грудь и уснул, привалившись к своему картонному домику. Нож выпал из его руки под ноги Володе, воткнувшись остриём в сырую землю. Это была финка с двухсторонней заточкой, с желобком по длине всего клинка. Рукоятка изготовлена из когда-то чёрного, но затёртого уже добела карболита.
Володя не сводил глаз с ножа и вдруг схватил его и спрятал в карман штанов. Немного подумал, достал оставшиеся с тысячи деньги и сунул их в куртку несчастному бомжу. После этого бегом бросился к отходившему от перрона поезду. Едва успел. Когда ворвался запыхавшийся в купе, попутчик-казак едва успел отдернуть свою руку с коленки жены. Они уже сидели рядом, раскрасневшиеся. На столике стояла наполовину выпитая бутылка водки и всевозможная снедь. Казак сразу заметил финку в его руке.
– О! Весьма кстати! А то мы тут колбасу ложкой режим.
Он ловко перехватил у Володи нож и принялся нарезать колбасу.
Осоловевшая от алкоголя и мужского внимания жена какое-то время непонимающе изучала Володю. А затем достала из-под подушки сумочку и извлекла из нее крупную купюру.
– Ну на-на! Достал уже! Сходи в вагон-ресторан, посиди, поужинай как следует горячим. Борщ или солянку там возьми. Может на человека станешь похож. Много не пей только.
2. Поездка за город
Эту поездку они ждали весь год. Планировали детально, готовили снаряжение, палатку. Гора была как объект альпинистского восхождения несложной. Сложность была в другом. Ему надо было обмануть жену, чтобы вырваться на неделю, а ей – своего сожителя. Точнее своего бывшего сожителя, который жил от неё отдельно, но ревностно следил за ней и не позволял ей встречаться с другими мужчинами.
– Как собака на сене! – говорила она. – Ни себе, ни людям.
Он молчал. Ведь эти слова можно было адресовать и ему.
Гора, на которую они собрались, называлась горой Любви. Это был объект туристического поклонения. Считалось, что побывавшие на ней обретут чистую и вечную любовь. Надо было только подняться на неё и от всего сердца пожелать этой любви.
И он, и она верили, что все препятствия, которые чинит им жизнь исчезнут, как только они побывают на горе Любви. К двум одеялам, каждое из которых она аккуратно сложило вчетверо и перевязала тесемками, к походному матрацу, скрученному ею в компактный рулон, двум небольшим подушечкам, довольно обширному ассортименту посуды, провизии, тёплой одежды, медицинской аптечке она добавила две цветные ленточки.
– Вот эту, синенькую, – она показала какой-то шнурок, – повяжешь на горе ты и загадаешь своё желание. А вот эту красненькую ленточку повяжу я. – Она бережно, словно в самих этих ленточках таились те самые заветные желания, спрятала их в карман спортивной сумки. В ту же сумку положила бутылку коньяка и бутылку шампанского.
Он сидел на стуле в небольшой кухоньке ее однокомнатной квартиры и одобрительно следил за её приготовлениями в прихожей. Обычно, в таких случаях вот так праздно сидела его жена, а он хозяйничал. Это касалось и приготовления обеда и уборки в квартире. Жена свою праздность оправдывала жуткой аллергией на пыль, на специи и на всё прочее, что она не любила: на его бумаги на столе, книги и рукописи, на его компьютер, на его родственников и нередко – на него самого.
– Ну и что ты думаешь, – говорила она обычно, глядя через его плечо на экран монитора, – набил две страницы текста и уже писатель? Да если даже издадут твою книжку, то в лучшем случае, кто-нибудь ею своё время в туалете будет убивать, а потом и выбросит вместе с использованной туалетной бумагой. – И она злобно добавляла: – Пис-сатель! Лучше бы больше часов взял в своем задрипанном университете. В советские времена ПТУ круче были, чем твой гуманитарный университет! Бездельник! Пошёл бы лучше с балкона банки все в гараж перетаскал!
И он шёл и таскал эти проклятые банки. Потому что знал, что работать всё равно она ему не даст и скоро закатит истерику. До сорока лет он и не предполагал, что всё может быть по-другому. Не знал, пока не встретил Ольгу.
Она пришла на их кафедру из какого-то научно-исследовательского института преподавать гражданское право. Он вел хозяйственное, а она –гражданское. Много тем было общих. Они часто задерживались вместе на кафедре, делили часы, темы, студенческие группы. Ей, как и ему было слегка за сорок. Детей у неё не было. Точнее был один – её сожитель, за которым она ходила, как за больным ребенком. Одевала его в модную одежду, купила ему в кредит недешёвый автомобиль, терпела его капризы и издевательства. Терпела в первую очередь за то, что не родила ему сына, во вторую – за то, что сожитель считал её виноватой в том, что на неё заглядывались мужчины. Высокая, стройная блондинка с умным взглядом. Но большинство мужчин задерживали свой взгляд не на её нежном и добром лице, а на её бёдрах и грудях, словно чувствовали, что они не укрыты за броней бюстгальтера, а лишь притаились до поры за легким платьем, как перезревшие плоды в редкой листве яблони.
– Ну вот, – сказала она, закончив свои приготовления, – кажется, собрались. Можно и выезжать. – И окинула хозяйственным взглядом сумки и свёртки, которыми была уставлена вся прихожая. Будто собрались не неделю прожить вместе, а всю жизнь. И они стали перетаскивать вещи в стоявшую у подъезда машину. Укладывая сумки в машину, он отметил про себя, что Ольга перестала таиться. Если раньше из подъезда они выходили врозь, как чужие люди, то в дальнейшем, она его даже целовала, провожая до машины.
– Я его не боюсь, – говорила она ему. – Кто он мне, собственно? Муж что-ли?
Павел, действительно, жил с ней в гражданском браке, был сожителем. А если точнее – приживалом. Жил в её квартире, нигде не работал, имея диплом журналиста. Всё ждал приглашения от какого-то солидного столичного журнала. День-деньской расхаживал в ее квартире в длинном до пола халате, то и дело подходя к зеркалу и расчесывая свои чёрные, маленькие, как у Чарли Чаплина, усики. Если бы ни его высокий, под два метра рост, то его самого можно было принять за великого комика. Такие же чёрные выразительные навыкате глаза, черные волосы, непослушно, как он их старательно не причесывал назад, спадающие на лоб, слегка оттопыренные уши и обиженный взгляд. Как только Ольга начинала с ним серьёзный разговор – о работе и о том, чтобы узаконить их семейные отношения, Павел тут же собирал свою сумку, кидал в неё зубную щётку, бритву и уходил жить к своей маме. Но потом очень быстро возвращался. Элегантный, серьезный, умный. Дарил ей какое-нибудь золотое колечко, купленное на мамины деньги, и снова облачался в домашний халат, чтобы скинуть его с себя только чтобы заняться с ней любовью. Потеряв работу и утратив квалификацию, он теперь жил только этим, сексом. Ладно хоть не пьёт, думала она, когда он в очередной раз укладывал её прямо на пол, на ковёр, хотя до кровати было несколько метров. Она смирилась с тем, что в её квартире живёт не мужчина, ответственный за неё, а сытый здоровый кот, которого надо кормить, лелеять и всячески ублажать.
Прямо не человек, а ходячий член, думала она в таких случаях. Ничего не решает, ничего не может по жизни, только секс ему подавай. Но вообще-то, он добрый… Может быть поэтому и прячется у неё от этого мира. А когда она начинает его загружать – убегает к маме и прячется там. Что поделать, если в душе он так и остался ребёнком, несмотря на всю эту внешнюю свою мужественность. Володя же наоборот. Несмотря на всю свою мягкость – жёсткий и порывистый.
Пока выезжали из города, она ещё несколько раз просила Володю остановиться. Выбегала из машины в магазин, искала ему его сигареты.
– Да ладно, Оля! – махнул он рукой,– перебьюсь , валяется где-то что-то в машине.
– Нет, Володя, я чувствую себя виноватой. Не купила, хотя обещала. Ты же на меня рассчитывал.
Она и для Павлуши всегда сама покупала сигареты.
Наконец, она нашла сигареты, которые он обычно курит, и они выехали на загородную трассу.
Дорога заняла около трёх часов. Сосновый лес, густо обступавший трассу с обеих сторон, сменялся берёзовым лесом. Тот в свою очередь – степными колками и, наконец, пошли жёлтые равнины с выжженной на них жарким летним солнцем травой. Где-то на горизонте, на западе, на окраине желтой степи синели горы. Самая высокая из них была горой Любви. Несмотря на большую скорость, с которой они неслись по пустынной трассе, гора синела неподвижно в закатном солнце, словно они не ехали, а стояли на месте.
– Мне даже страшно становится, что нам предстоит на неё подняться, – сказала она и положила свою руку ему на колено. – Такая она величественная.
Он, удерживая руль одной рукой, стал гладить её руку:
– Ну, что ты Оля! –это же самый обычный, самый простой туристический маршрут. Люди туда приезжают самые неподготовленные. Считается, что это гора – место Силы. И нам она даст Силу и всё у нас будет хорошо.
– Володя, а я тебя люблю!
– Я тоже, – сказал он и повернулся к ней, желая поцеловать её.
И в это время она вдруг закричала:
– Ой-ой, Володя! Смотри!
Огромный заяц нёсся наперерез машине и через доли секунды исчез под ней.
– Ой-ой! Мы его задавили, Володя!
– Да что ты, Оля. Он проскочил под машиной.
– Ой, Володя! Нет! Мы его задавили! Он был такой большой. Как он проскочит под машиной?
– Да проскочил, Оля. Проскочил. Хочешь, вернёмся, и ты убедишься, что он проскочил?
Она, боясь оглянуться, произнесла после минутного молчания:
– Нет. Едем дальше. Будем думать, что он проскочил.
Он усмехнулся. Да будем делать вид, что ничего не случилось и всё будет хорошо.
Дальше ехали молча. Чтобы отвлечь Олю от грустных мыслей, он сказал:
– Будем считать, что мы его принесли в жертву. Ни одно хорошее, большее дело никогда не начиналось без принесения жертвы.
Видя, что его замечание не развеселило Ольгу, а скорее, наоборот, у неё на глазах выступили слёзы, он решил сменить тему.
– Ха-ха! – сказал он. – Как-то возвращался с женой из магазина…
И он стал рассказывать забавные, как ему казалось истории, происшедшие с его женой, и где она выступила полной дурой. Когда он приступил к самому интересному, Ольга вдруг оборвала его:
– Володя, смотри лучше за дорогой, а то опять кого-нибудь задавишь!
Тот никак от мамки своей оторваться не мог, а этот – от жены! Она незаметно глубоко вздохнула. Ничего нового не происходит в жизни. Всё повторяется. Одно и тоже. Хотя, конечно, этот хоть работает, дочка у него уже взрослая, и жену ещё содержит. Вот ведь ухитряются некоторые – и не работать и мужика удерживать. Ну, ладно бы красавица была – скелет ходячий! На улице увидишь – и не подумаешь, что женщина. Подросток подростком. Вечные джинсы, футболка. Да ещё волосы, стриженные под мальчика. Да ещё истеричка... А может быть, Володя мне лапшу на уши навешивает? Ольга смотрела на дорогу, на белую прерывистую линию посередине дороги, которая, то превращалась в одну сплошную извивающуюся белую линию, то, когда машина замедляла свой бег – в неровные белые полоски. Она незаметно бросила взгляд на Володю. Лысоватый, полноватый, подслеповатый... Смотрит внимательно на дорогу и то и дело поправляет на носу очки. Интересно, он думает сейчас обо мне или о своей жене? Может быть, я для него так, приключение? Хороший левак укрепляет брак? У Ольги совсем испортилось настроение. Она вспомнила своего Павлушу. Конечно, мужа из него никогда не получится. Менять одного кобеля на другого? Так Павлуша, пожалуй, как кобель- то и получше будет. Ольга вздохнула, почувствовав, что совсем погрязла в этих дурацких мыслях.
– Что вздыхаешь, Оля? Устала? Может остановиться?
Ольга молча кивнула.
Володя сбросил скорость и, свернув к обочине, остановил машину. Вышли на пустынную дорогу, потянулись. Володя, подтянув свои шорты, начал приседать, а потом пробежался вокруг машины.
– Побегай, Оля, побегай! Нам ещё часа полтора пути.
Ольга подошла к Володе и, обняв его, сказала:
– А я тебя люблю, Володя, – и, посмотрев ему в бликующие стёкла очков, мысленно добавила: "Полюби меня, прямо здесь в степи, на выжженной траве".
– Я тебя тоже люблю, Оля, – сказал Володя и, сняв с носа очки, поцеловал её.
– Ну, поехали дальше.
А Павлуша не ограничился бы словами, подумала Ольга и, откинувшись на спинку сиденья, задремала. Ей приснилось, что Павлуша пришёл к ней на кафедру и, скинув с себя домашний халат, овладел ею прямо на столе. При этом он смотрел ей в глаза и повторял: " Мы на горе Любви, мы на горе Любви, мы на горе Любви…" И с каждым словом проникал в неё всё дальше и дальше. У неё кружилась голова, и ей казалось, что она не на столе лежит распростёртая, а парит над горой Любви и даже видит под собой её длинный и острый пик...
– …мы на горе Любви! – услышала она, когда вдруг очнулась.
– Мы на горе Любви! – повторил Володя и вышел из машины.
Вид горы несколько разочаровал её. Эта была обыкновенная сопка, возвышающая над обступившими её со всех сторон скалами. У подножья, вилась заросшая речушка, изредка поблёскивающая проплешинами в камышах и теряющаяся в степи. С вершины сопки вниз спускалась усыпанная мелкими камнями широкая тропа, упирающаяся в ровную, размером с футбольное поле, площадь, на которой разноцветными заплатками были разбросаны палатки.
Возле каждой палатки сидели парочкой люди и ели. Кто-то пожарил ароматный шашлык. Кто-то приготовил наваристый суп. А кто-то просто ел что-то всухомятку.
– Они уже получили своё от горы Любви, – сказал насмешливо Володя.
– Не смейся, – сказала Ольга. – Гора Любви исполняет желания только, если к этому относишься серьёзно. – И она незаметно нажала в кармане ветровки на кнопку отключения поступающего вызова в телефоне. Павлуша уже давно звонил ей и звонил, посылал одно сообщение за другим.
И тут зазвонил телефон у него, у Володи. Он отошёл от машины и приложил к уху телефон.
– Да. Я у друга. – сказал он раздражённо. – У какого? У своего. У Сергея. Мы на рыбалке с ночевой. Точнее, вообще на недельку решили заехать на озёра. Да ты вообще, кажется, с ума сошла! Я же тебе сказал – с Сергеем! Да он отошёл. Точнее на лодке на середину озера заплыл. Да дам ему трубку, дам! Когда приплывёт обратно. Да ладно, хватит уж! Ну, всё-всё! – и он отключил телефон.
– Совсем сдурела. Ни себе жизни не дает. Ни другим.
– Бедный, – сказала Ольга. – Ну что, сразу поднимемся на гору или палатку сначала разобьем?
– Сначала палатку. А то темнеет, – сказал Володя.
Они разбили палатку. Володя разложил мангал, разжёг угли и нанизал на шампуры замаринованную ею ещё накануне баранину. Очень умело и споро приготовил его. Разлил коньяк.
Ольга смотрела на него и думала: «Вот он, мой мужчина. Да, да. Я люблю только его!»
– Ну что? – посмотрел он на нее. – За любовь?
– За любовь! – ответила она порывисто и они, чокнувшись рюмками, выпили.
Солнце уже село и небо багровой полосой у горизонта освещало верхушку сопки.
– Как красиво! – сказала она. – а я тебя люблю, Володя!
– Я тоже. Тоже люблю тебя, – сказал Володя и снова налил коньяк в рюмки.
– А ты знаешь, – сказал он задумчиво, держа в руках наполненную рюмку. – Никогда вот так я не сидел с женой. В такой вот романтической обстановке, так вот с распахнутыми друг другу душами. Одна сплошная война. Вот скажи, Олюшка, почему люди так могут ненавидеть друг друга, а?
Она помолчала и сказала:
– А я тоже не могу простить Павлу, как он отнёсся ко мне, когда я забеременела. Я думала, он мужчина. Любит меня. А он: «Делай, что хочешь». Словно, это не наш совместный ребёнок. Вот после того аборта я и не могу теперь иметь детей.
Когда закончился коньяк, они пошли на гору Любви. Уже вовсю светила луна.
– Заметь, сказала она, – Луна нам освещает дорожку на гору Любви. Словно приглашает нас. Она на нашей стороне, Володя.
– Да-да, – ответил он и бросил поднятый с дорожки камешек в речку, мимо которой они проходили.
– Ой, Володя, смотри! Рыбки! А вот самая большая у берега. Это, наверное, Золотая Рыбка. Она исполнит все наши желания. Только загадай!
– Да, – усмехнулся Володя, – Золотая Рыбка исполнит наши желания. Стоит только пожелать и всё. Как мы все привыкли рассчитывать на Высшие Силы! На Золотую Рыбку, на волшебную Щуку, пойманную в проруби, ещё на что-то. И забываем, что всё зависит только от нас.
Когда они оказались на вершине сопки, то перед ними открылась на удивление ровная сверкающая под лунным светом редкими камнями площадь. Поднявшийся ветерок колыхал привязанные паломниками где только можно разноцветные ленточки. Ольга достала приготовленные ранее ленточки. Одну отдала Володе, другую оставила себе.
– Ну вот, Володя, загадывай желание. – Немного подумав, она добавила: - Про себя. Не озвучивая. Можно?
– Конечно, – согласился он. –Только так и надо.
Он не стал просить любви ни для себя ни для Ольги. Она у них уже была. Он решил попросить за жену.«Пусть получит своё и успокоится, наконец», – подумал он и повязал на каком-то степном кустике свою ленточку.
Ольга тоже повязала свою ленту.
Когда спускались обратно, у Володи снова зазвонил телефон.
– Да, – сказал он. – Где? Я же сказал на рыбалке с Сергеем. Позвать Сергея? Да он уже пьяный, спит в палатке. Будить не буду. Всё! Что? У нас дома? Сергей? Как у нас? Ты что гонишь! – и он отключил телефон.
– Сергей, оказывается, заезжал недавно ко мне домой, – пояснил он Ольге.
– Как же ты не договорился-то с Сергеем? – упрекнула его Ольга.
– Да так вот, – сказал Володя и снова поднял к уху затрещавший телефон.
Он долго молчал, держа телефон возле своего уха, и потом крикнул раздраженно:
– Да еду я, еду!
Повернувшись к Ольге, сказал:
– С окна, говорит, выброшусь, если не приеду сейчас.
Ольга помолчала и сказала:
– Наверное, надо ехать.
–Да-да, – подхватил Володя, – надо ехать.
Они быстро собрали палатку, сложили свои вещи, покидав их беспорядочно в машину.
– А ты не убьёшь меня, Володя? – сказала она, когда он стал отъезжать. – Ты же пьяный. Как ты ночью, да ещё пьяный, поведёшь машину?
– Ничего, Оля, всё будет хорошо, – сказал он, и как только они оказались на трассе, нажал на газ.
Они проехали недолго. На первом крутом повороте он не смог удержать разогнавшуюся машину, и она перевернулась. Кувыркнувшись в степной траве несколько раз, она снова встала на колёса. Придя в себя, он освободился от ремней безопасности и с тревогой посмотрел на притихшую Ольгу.
– Ты в порядке, Оля? – спросил он у неё обеспокоенно, вглядываясь в её лицо. – У тебя ничего не болит? Всё хорошо?
Но Ольга молчала, склонив голову на грудь.
Володя обошёл машину и потряхивая головой от нарастающего звона в ушах, дёрнул пассажирскую дверь. Она открылась легко, кузов пострадал не сильно.
– Оля, Ольга! – потряс он женщину за плечо. Но она, похоже, была без сознания.
Володя суетливо отстегнул ремень безопасности и осторожно извлёк Ольгу из салона. Он уложил её на траву и осторожно стал ощупывать тело. Никаких повреждений, переломов он не обнаружил. Вот только Ольга не дышала. Совсем. Не помогли ни массаж сердца ни искусственное дыхание. Когда Ольга стала остывать, он понял, что всё кончено. Звон в ушах перерос в раскалывающую голову боль. Как во сне он извлёк из кармана её куртки телефон и поднёс к своему уху.
– Оля! – это был Павел.– Я тебя очень, очень люблю! Я устроился на работу и делаю тебе официально предложение – выходи за меня замуж!