Что происходит с этим миром? Как будто мы все разом попали в странный «праздник непослушания»*, который происходит на самом деле. Кажется, все, что есть сейчас вокруг – последствие того, что взрослые нас покинули. Те взрослые, разумные существа, которые хоть как-то следили за порядком на нашей планете, держали все в своих руках, направляли. А сейчас что? Мир без любви утопает в бесконечных локальных конфликтах, беспечных диктаторах, которые переводят нефть в золото, а золото потом обратно в нефть. Не любовь, а деньги правят миром. Хотя должно было бы быть совсем наоборот.
Что же случилось? Чем закончится неведомый никому «праздник»? Это ежедневное шоу. Ну не может же так продолжаться бесконечно, особенно, когда умные взрослые так любят своих детей. Так, может, и не надо ничего изначально ломать, чтобы потом не чинить? Я искренне верю, что они вернутся. Вернутся и все исправят. Иначе, кто сможет подсказать что правда, а что ложь, что белое, а что черное, что сиюминутно, а что будет жить вечно? Искренне надеюсь на то, что все-таки они не опоздают.
- Ты опять поплыл? – Рождин толкнула меня. – Где ты все время витаешь?
- Уж точно не в облаках. – Я посмотрел на небо. – Я до сих пор не понимаю, почему мы всё время бродим и бродим, несмотря на крылья за спиной.
- А, ты про это. – Протянула она. – И что тебе в них?
- Кстати, давно хотел тебя спросить… Наши крылья. Почему мы не летаем? – Я помедлил. – Я спрашивал Себастьена, но он не ответил, и, как всегда, обошелся своими шуточками. Я ничего не понял. Так, может быть, ты?
Рождин уставилась на меня.
- Ведь так гораздо проще. Один взмах и ты уже там. – Я указал наверх. – Еще один взмах и мы здесь. – Я обернулся на калитку, что осталась за нашими спинами.
- Я?
- Ну да, ты. Мы проделали длинный путь сквозь город по жаре до этого дома. Всего лишь пара взмахов крыльями, или чем вы тут меряете путь? И ты тоже ничего мне не объяснила. Я устал, мои ноги устали. Ведь все не просто так.
- Слишком много вопросов, тебе не кажется?
- Слишком много вопросов, - передразнил я ее, - ты думаешь? Вот тут, - я указал пальцем на голову, - слишком много вопросов, но есть и то, что нужно всем. Эта формула, мать ее. Из-за нее я здесь! – Я начал раздражаться. – Может быть, я так сильно хотел, чтобы она приснилась мне. Спал и видел?
- Так, все-таки, спал и увидел? – Невеста попыталась было сыронизировать, но увидев нешуточный гнев в моих глазах, решила сгладить ситуацию. – Ладно, ладно. Успокойся. – Она задумалась, продолжая отмерять шаги прочь от дома Алигьери. – Только никому. Тссс! – И приложила палец к губам.
Я развел руками.
- Кому?
- Ну, не знаю, кому-нибудь.
Я не понял, что она хотела этим сказать.
- Как бы объяснить... – Она замолчала на секунду. – Что ты слышал о пришельцах, или как вы их называете?
- Пришельцах? – Я усмехнулся. – Ты про этих ребят на серебряных тарелочках?
- Ну, можно сказать и так. На тарелочках. – Она прищурилась.
- Да кто же в них не верит? По-моему, это лежит в фундаменте всей современной мотивации нашей страны. Или даже всей планеты. «Зона 51» и все такое…
- Пфффф… - Рождин выдохнула. – И все такое? Ты знаешь, еще сто лет назад можно было безнаказанно парить в облаках. Раз, и ты там. – Теперь она указала пальцем на небо. - Полет вместе с орлами – несказанное чувство свободы. – Вот уж мне бы могла не рассказывать. – И даже если тебя кто-то увидел, можно списать на переутомление или бред, или белую горячку, в крайнем случае. А тех, кто часто видел ангелов называли святыми или блаженными. Бог им судья. Ну да, было время! – Она растянулась в блаженной улыбке. – Время, когда ваша наука только-только встала на свой путь, а древние сказания все еще были у всех на устах. Очень тонкая грань, на которой мы могли существовать одновременно и тут, и там. А теперь… теперь все изменилось, за последнее столетие – люди придумали кучу железных штуковин, которые направлены в небо.
- Радары?
- Да, наверное. Радары, спутники, навигация. Как вы там их еще называете. Безопасность ради безопасности, мир ради мира. И даже под одеялом, наедине с самим собой, и со своим лучшим другом, - она подмигнула и указала на мою ширинку, - ты вообще не можешь быть ни в чем уверен. Теперь уши есть не только у стен, но и у любого утюга и посудомойки. В общем, я не знаю, все довольно сложно для меня, но каким-то образом они «видят» и нас.
- Видят? В смысле видят?
- В смысле видят? – Теперь она передразнивала меня.
– Так значит… - До меня дошло.
- Так значит пришельцы, - ответила она на мой немой вопрос, - или как вы их называете – существа из нашего серединного мира. Ваши железяки, все эти радары, научились заглядывать к нам. Что уж там такого попридумали, но попробуй только расправить крылья и подняться на пару миль вверх, как тут же в небо срываются самолеты – боевые истребители. Да что я тебе рассказываю, сам, наверное, не раз слышал об этом.
- Слышал. В детстве было интересно. Интересно и страшно. – Я вспомнил, как однажды в школе мы ходили на выставку с классом. Художники запечатлели на бумаге свои представления о высших существах. Или то, чтобы им хотелось? Или то, что они видели? – Все эти летающие тарелки, большие глаза, длинные лягушачьи пальцы.
- И что, похоже? – Рождин округлила глаза, подняла ладонь и поводила пальцами.
- Совсем нет.
- Так вот, когда ты услышишь такое в следующий раз, не верь. Мы не такие. Ничего близко. Ангелы являлись людям во все века на протяжении всей истории. И даже отъявленные атеисты после этого начинали верить. Ведь люди обожают бояться, особенно те, у которых есть фантазия. А дальше суть «испорченный телефон»* и «сарафанное радио»* в довесок. И вот тебе странные образы, запечатленные художниками. Только мы не такие, как на всех этих ваших картинках. И я тебе могу сказать, одну единственную правду, что там, - она подняла указательный палец вверх, - кроме нас больше никого нет. И все, что написано в древних книгах тоже правда. И ваша Библия – не просто книга, написанная древними фантазерами, а летопись. Люди верили, а мы пользовались этим.
- Зачем?
- Направляли. – Она пожала плечами. – Некоторые из нас могут видеть будущее. Не все, но могут. Небесная канцелярия ведет таким строгий учет. А потом, после смерти – после вашей, конечно, так называемой «смерти» - одним ангелом становится больше в нашем серединном мире.
- А как же «Зона 51»?
- Оооо! – Протянула она. – Это самый странный случай. Именно после него Мигофу наложил строгий запрет на все полеты. Строго и подотчётно, все крайне санкционировано. Только в случае крайней необходимости. И поэтому с тех пор самолеты, поезда, машины, корабли или, - она кивнула вниз, - ноги – наш самый лучший способ перемещения.
- Так все-таки, Зона действительно существует? – Я продолжал настаивать. – Что там?
Рождин обернулась, словно удостоверившись, что нас никто не подслушивает.
- Там один из наших. – Произнесла она шепотом.
* * *
«Я бы и не поверил никогда. Громадный трейлер замедлил ход и остановился чуть дальше моей машины, стоящей на обочине. Вот уж точно ему есть дело до меня, застрявшего в непроглядной ночной пучине. Мог бы проскочить мимо, сделав вид, что не заметил, но нет, свист тормозов и громадная махина притаилась чуть впереди. Признайся, это ведь ты? Ты послала мне ангела-хранителя, кем бы он не оказался в дальнейшем?
Впрочем, почему я спрашиваю у пустоты? Той пустоты, что сейчас меня окружает? Спасибо «Пепси» - большая надпись на кузове.
До тех самых пор, пока не раздался звук открываемой водителем двери, я не был абсолютно ни в чем уверен. Или все-таки ты хочешь, чтобы все произошло так, как загадал я? Я уже готов поверить в любую случайность – трейлер на дороге, свидетели Иеговы, ангелы, спустившиеся с небес – все, что угодно, но только бы добраться до твоего невероятного Сент-Пьермонта, который затерялся на карте огромной Америки. А есть ли страна больше нашей?
Не время пожимать плечами, особенно, когда тебе предлагают помощь.
Ты не поверишь, что может быть в кузове этой огромной махины. Почему мне кажется, что я попал в сказку? Там есть все! Да, и домкрат, и ключи невероятных размеров и даже тех, что нужны именно мне. Я бы не поверил. Фортуна обычно всегда ищет какую-то дорожку, чтобы обогнуть меня, спрятаться в ближайших кустах. Странно, что в этот раз подобного не случилось.
Водитель, мой тезка, парень лет тридцати пяти, с намечающимся пивным животом и сигаретой в зубах, довольно скоро сделал то, что мне было не под силу. Мы перебросились парой ничего не значащих фраз, и вот уже мой любимый Chevrolet опять на ходу. А дальнобой уже спускает домкрат с громким шумом. Для него это даже не приключение, в отличие от меня – так, неприятность. Да и немногословен даже. Молча взвалил на плечо своего железного помощника, закинул в кузов, и красные габариты с мощным рыком многотонной махины начали удаляться.
Спасибо, «Пепси», за помощь на дороге!
Что, вот так все просто? Моя жизнь наполнена бесконечными сложностями, а ему наплевать на нее с высокой колокольни. Через час он, скорее всего, забудет о нашей встрече, а я – нет, еще долго буду помнить. Его путь лежит из одной точки в другую, где между ними просто асфальтовое полотно – такая простая дорога, его работа. Я бы так не смог. Моя цель – самоуничижение или самоуничтожение, называй, как хочешь. И если ты не спасешь меня, то я дойду до самой крайней точки. Во мне слишком много всего, чтобы было так просто. Это слишком опасно! Где-то внутри меня скрыт тот секретный TNT*, и кто-то уже поджег запал, который медленно горит, подбираясь к адской начинке.
Задаю себе вопрос – что же это было? Ангел-механик, посланный небесами, на пустынной трассе, воля случая или все же твои невиданные творения, что доводят меня до мурашек? Я убедился лишь в одном – и даже нет смысла подкидывать монетку – все, что я делаю – правильно. Отмерив тысячу с гаком миль, оказавшись на распутье с решением повернуть обратно, меня вновь останавливаешь ты. Не чудо ли?
Моя милая Диана, моя любовь, возможности от которой отречься просто нет, ты ли не делаешь мою жизнь умнее и разумнее? Я готов поверить в тебя, как в Христа, или опять я сам все себе напридумывал?
Я поднимаю голову. Черная темень в вышине водит только ей понятные хороводы. Тут и там только яркие звезды, что освещают мою дорогу. Мою дорогу к тебе. И это не миф и не иносказательность. Спасибо тебе!
Мне кажется, ты смотришь на меня сверху. Скажи, это все ты сделала? Я готов поверить. Да что там, именно верю! Иначе как? Иначе и быть не может! Впрочем, о чем можно говорить со звездами? Они промолчат, а я никогда так и не узнаю ответ.
- Диана! – Я зову тебя. Я совсем сошел с ума. Мне страшно. Мне страшно одному тут в темноте. И опять никого на много миль вокруг. Только холмы, что подернулись чуть заметным рассветом и асфальтовая трасса, зовущая вперед. Нельзя отступать. Если сдам хоть на йоту назад – превращусь в предателя.
Я сажусь за руль, захлопываю дверь и уже не жду никаких неожиданностей. Я очень устал. Дорога выматывает, ощущение полета прошло, я скольжу слишком низко. Но прежде, чем я опять заведу мотор, на пару мгновений закрываю глаза. Устал и сон уносит меня в далекую фантазию. Я не вправе совладать с ним. Сейчас, еще мгновение, еще чуть-чуть и я проснусь. Но не сил. Черный космос окутывает меня бесконечной теплотой, и я куда-то лечу сквозь мириады звезд.
Спокойного утра, моя любимая Диана!»
-----------------------------------
Я чувствовал себя Алисой, падающей вниз в кроличью нору, сквозь непроглядную темноту. Это было так похоже. Где-то ниже была моя Диана. Но я даже не мог взять ее за руку.
- Эй! – Подал я голос. Но ничего не происходило. Только шум ветра в ушах. Вот уж и правда все было настолько похоже на ту сказку, которую читала мне мама в детстве.
- Эй! – Я опять попытался докричаться до нее. – Диана!
Почему-то падать вниз в кромешной темноте, не зная куда, в полном одиночестве, было гораздо страшнее и неприятнее, чем падать вдвоем. Мне так хотелось услышать ее голос.
- Хэ-ээйй-йй. – Наконец отозвалась она.
Хорошо. Она рядом. Хорошо, но только с одной стороны. С другой – все совсем непонятно. Сколько это будет продолжаться, и продолжится ли потом, когда мы упадем?
Я совершенно не разделял философию той книжной, придуманной Алисы, где у нее под ногами вдруг оказалась огромная куча хвороста, - и, слава Богу, - мне только предстоит узнать. Немного времени еще есть. А если все совсем не так, и мы разобьемся, например, о каменные плиты? Неожиданный, но вполне логичный финал нашего путешествия. Что дальше? Совсем ничего? Но так же не может быть! И улыбка чеширского кота*, пожалуй, будет лучшим из продолжений нашего падения. Если, конечно, повезет.
Глаза болели. Я пытался хоть что-то разглядеть вокруг себя, но мне не удавалось. Сумрачный мир, каким я себе его представлял, был неожиданно другим. Совершенно неоправданно.
- Поговорим? - Но я абсолютно не был уверен в каком-либо ответе.
- Давай. – Раздалось снизу.
Отринув всяческие ассоциации (к чему они?), я бросил очередной свой вопрос куда-то вниз, в пустоту.
- Тебе это ничего не напоминает?
- Да уж, пожалуй, - отозвалась Диана.
- И это лучше того, что было?
- Кто знает… Во всяком случае, наверняка гораздо лучше той многоэтажной волны.
- Ты там, а я здесь. Как-то странно.
- Не страннее, чем все, что было раньше.
- А кого бы ты хотела увидеть первым после того, как мы упадем? Мышь или, может, Додо*?
Она ответила сразу, будто давно уже продумала ответ.
- Тебя. Тебя живым и невредимым.
- Ааа, - протянул я в пустоту. – А я тебя.
И наше падение продолжалось. Сколько оно длилось? Наверное, столько же, сколько я мог придумать себе.
Странно. Все настолько странно, что если бы все это не происходило со мной, то вряд ли бы я смог поверить в подобную небылицу. Впрочем, неужели все то, что было осталось позади попадает в какие-то грани разумного?
- Все не разумно, как и всегда с тобой. – Диана ответила на мой молчаливый вопрос. – И этому нет объяснения.
Вот только не надо сейчас. Не надо сейчас учить меня что правильно, а что нет. Не надо пытаться менять меня. Менять меня самого на кого-то другого. Я и так загнан под твой каблук. И да, смешно еще то, что мы ведь даже не успели одеться прежде, чем попали в эту дыру. Так и падали вниз нагишом, что те Адам с Евой – первые люди на Земле, вкусившие запретный плод.
- Что ты хочешь сказать? – Я, как всегда, был слишком интеллигентен, пытаясь не обидеть даму. Ох, уж чертово воспитание, которое даже не позволяет искренне возразить.
- То же самое, что и там, наверху. - Отозвалась она из темноты.
- Ладно, ладно. - Я помедлил. – Все равно не понял. – Слишком необычная ситуация, чтобы вести разговоры за жизнь. – А если бы и понял, то вряд ли бы мы оказались здесь.
Мимо нас проскользнул вихрь. Я всей кожей ощутил его холодное дыхание.
- Сколько прошло времени?
- Гораздо меньше, чем ты думаешь. – Откуда это все? Как будто Диана специально пыталась ущипнуть меня побольнее? Никогда раньше не замечал за ней такого.
- Дай руку.
Зачем? Но все же я протянул руку куда-то в пустоту и почувствовал, как она обвивает ее своими пальцами.
- Что ты чувствуешь?
- То, что мы вместе. – Прикосновение успокаивало.
- Как всегда?
- Как всегда.
Черная зыбь под нами, и все равно куда падать. В этом и есть смысл любви – сколь глубока и бесконечна, лишь бы быть рядом. И ничего не надо больше. А все остальное можно объяснить и без слов.
Пространство схлопывается, оставляя лишь яркий миг, уходит в точку и гаснет. А мы продолжаем оставаться в полной темноте, чтобы завершить свой долгий полет и оставаться в неведении до самой последней секунды, чтобы вновь потом оказаться вместе, рядом. Не это ли и есть то самое чувство?
* * *
Я молчал, переваривая откровение Рождин.
- Ну, ты что? – Она толкнула меня в бок.
- Да просто не могу поверить во все, что ты мне тут рассказала. Какой-то бред сумасшедшего.
- Может быть и так. – Она пожала плечами. – Как посмотреть. Впрочем, у тебя всего два варианта: принять как есть и дальше жить с этим, либо просто не поверить. Смотри сам, второе гораздо проще, но ничего от этого не изменится.
Я обернулся на дом Алигьери. Он почти затерялся среди подобных себе одиозных построек. Лишь дорожка, убегавшая в его сторону, указывала на него, выделяя из всех остальных.
Что за странный мир? Ангелы, которые не летают, поэты, что беспробудно пьют, променяв творчество на алкоголь. Сейчас он нравится мне гораздо меньше, чем в самом начале моего пути. Впрочем, и тогда я не испытывал к нему нежных чувств. Куда уж хуже? Но, со временем, пустынная Скифия хотя бы начала приобретать цвета, а я приобретать друзей – Себастьен, Адель, Рождин – если их можно было так назвать.
- Что ты застыл, как статуя? Идем.
- Куда теперь? – Я махнул головой.
- У тебя все еще есть незавершенное дело и мне тебе надо с этим помочь.
- Ну ладно, веди. – Я уже был согласен на все.
Рождин аж передернуло.
- Веди. – Сказала она сердито. – Ты похож на теленка… нет, на ту самую овцу, что ведут на заклание. А я-то все думаю, кого ты мне напоминаешь… Все, я не сдвинусь этого места ни на шаг. Давай теперь ты.
- Что я? – О чем она говорит?
- Давай, теперь веди ты меня.
- Куда? Опять? - Кажется, склероз мне не грозит, и ее слова про «мачо» крепко засели в голове. – Ты смеешься, или так изощренно издеваешься?
- Туда, где сбываются твои мечты. – Она пропустила мимо ушей мою колкость.
- Ты о чем? – Я сдвинул брови.
- Положись на интуицию. Давай сыграем в эту игру. Я-то знаю, но, может, тебе больше повезет, и ты найдешь более короткую дорогу к дому.
Что еще за игры? Час от часу не легче. Конечно, за время нашего путешествия я неплохо изучил Рождин – она вечно что-то придумывала. И то, что она слишком импульсивна я помнил тоже, но чтобы вот так?! Впрочем, может, невеста и права, ведь всех своих демонов я умудрился победить без ее помощи. Значит, есть стержень, значит, есть еще то, что позволяет называть меня мужчиной. И на самом деле все не так плохо, как мне кажется.
- Ну, тогда идем. – Ладно уж, побуду ожидаемым альфа-самцом*.
Она молча подала мне руку. Я взял ее, и мы пошли вперед, обжигаемые послеполуденным солнцем. У всех нормальных людей сейчас сиеста. Я и не задумывался никогда. А чем они занимаются?
Мы шагали по мостовой, наш примечательный дом давно уже скрылся за одним из поворотов, и мы с невестой оказались в самом центре дневного Неаполя.
Людей как будто прибавилось. И если в тот утренний рабочий час, когда мы пробирались к дому Алигьери, они, скорее, казались случайными прохожими, то сейчас все улицы были забиты. Нас буквально сносило от толп, двигающихся в хаотичном направлении. Они сновали туда и сюда. Спешили через белые полосы, что разделяли тротуары по разные стороны, маленькие рынки среди супермаркетов были заполнены людьми, выбиравшими продукты. И даже пляжи в дневной час были переполнены.
- Хотел бы я так жить. – Я кивнул головой в сторону заполненной набережной.
- Что тебе мешает?
- В Нью-Йорке нет всех этих праздностей. Будильник в семь, офис в девять и до шести вечера не сойти с места. Телефон разрывается от звонков. А потом снова за руль и только вечерние новости по телеку. А потом спать. И все начинается сначала.
- Ты выбрал не ту страну. – Она усмехнулась.
- Я выбрал не ту жизнь. – Я вздохнул. – Да и не я выбирал – она меня выбрала. Может быть, потом, как-нибудь позже, на старости лет отрекусь от своих принципов и махну куда-нибудь в Италию или Грецию. Куплю маленький домик на берегу моря и там, под сенью виноградных лоз, буду писать мемуары и пить вино.
- А, ну-ну. Хорошие мечты. Все так начинали. Возьми хоть Алигьери. – Она кивнула в сторону затерявшегося среди знойных улиц дома. – В шумном городе еще и не такое себе напридумываешь. Все, кто живет в больших городах стремятся к морю, а те, кто живет у моря и не замечает его. Им бы лишь оказаться от него подальше, от его ветра, соленых брызг, от которого все время чешется кожа. Они бы и рады прийти домой и сразу завалиться на диван, как делаете вы, но, как минимум, сначала надо принять душ. Знаешь, как это все утомляет? И опять же, эта сиеста. Ей можно порадоваться только на пенсии, когда все равно нечего делать, и целый день свободен. Да, тогда можно выйти куда-нибудь на бульвар, встретиться с друзьями – такими же пенсионерами, присесть в тени широких платанов, куда не достает солнце и развернуть свежую газетёнку с новостями. – Она кивнула головой.
Я посмотрел, куда указывала она. Мы как раз пересекали один из бульваров. Я даже не заметил, как мы здесь оказались. Ноги сами несли меня. Впрочем, от моего взгляда не ускользнуло и то, что на скамейках сидели сплошь пожилые итальянцы со свежей прессой в руках. Другие, стояли в стороне, сжимая в руках каменные шары и по очереди бросая их в песок.
- Или поиграть в петанк* – покидать шарики, как делают все местные пенсионеры. – Это тоже не ускользнуло от ее взгляда. – Совершенно потрясающая, оглушительная нация. На материке среди двух морей, взращённая на морском ветре и хлебах великолепной Тосканы, умиротворенная Венецией – городом-на-воде – одним из самых блистательных творений человечества, взрывная клокочущим столичной жизнью Римом, и, одновременно, такая уютная своими милыми перифериями как Амальфи или Лидо-ди-Езоло. – Она только произнесла знакомое название, а у меня тут же засосало под ложечкой – очень уж буднично она сказала. То ли случайно, то ли специально попыталась задеть меня. И то мое потаенное счастье, что я так бережно скрывал ото всех. Мне даже показалось, она намеренно пыталась пробраться туда и чуточку завладеть им, но я ее не пустил – все быстро прошло, я успокоился. – Пожалуй, и не найти никакой другой, сколько не ищи. Все воплотилось в ней до самого кончика его каблука.
- А где остальные?
- Так это ты приходишь домой в шесть, а вся эта сиеста отъедает часть жизни, два-три часа – вроде бы ничто – но со временем складывается в дни, месяцы, годы. Они бы тоже были рады, как ты завалиться на диван в семь, но дома будут только лишь в десять, в лучшем случае. Работодатели строго за следят, есть регламент – переработки никого не устраивают, но и простоя нет.
- Вынужденная сиеста. – Я поднял палец вверх. – Я понял!
- Ну да, типа того. Хотя, в новых офисах с кондиционерами уже мало кто может себе позволить себе такое. Старый уклад уходит в историю и никому не избежать хлыста. Время меняет порядки, даже самые древние. Миллениалам* даже нравится.
- Ты знаешь такие слова?
- А что тут такого? – Она подняла бровь.
- Может быть, и что такое «селфи» тоже знаешь?
- Знаю.
Я был уверен, что она подхватила это где-то в телевизоре.
За нашим разговором мы оказались на набережной. Яркие блики солнца отражались в волнах, больно слепя глаза. Я прищурился.
- Где мы?
- Скорее я бы у тебя хотела узнать. Ты же сейчас проводник.
- Интересная история. Я не знаю, как мы здесь оказались.
- И я не знаю. Прислушайся к себе.
Чего тут слушать? Ничего необычного, или мне только так кажется? Вот марина, вот яхты, за ними море и, ставший таким привычным за все эти дни, шум прибоя. Дальше – огороженные высоким забором элитные постройки – чьи-то дома и дачи, а сразу за ними огромная арка неапольских катакомб. Такие строили еще в годы последней Мировой войны, но сохранили как память в назидание потомкам до наших дней. Сколько прошло с той войны? Говорят, сейчас там складируют мусор, но я бы не поверил.
Я закрыл глаза, зажал голову руками, глубоко вздохнул и попробовал окунуться вглубь себя.
Боже мой, чего я там только не увидел. Продирался сквозь черноту, конца которой, кажется, не было.
- Ну-ну, не так глубоко. – Услышал я сквозь туман голос Рождин. – Сконцентрируйся на главном.
«На главном». Сконцентрироваться на главном. Что сейчас для меня самое главное? Решить в какую сторону идти дальше. Да, пожалуй. Больше ничего.
Я открыл глаза, обвел взглядом вокруг себя.
- Туда. – Я указал на катакомбы.
- Ты уверен?
- Абсолютно.
- Интересно, и как же мы туда проберемся? – Рождин кивнула на трехметровый забор, сложенный из правильных квадратов алюминиевой сетки, который отгораживал нас от цели.
- Ну не знаю, может быть, взлетим?
Она бросила на меня недобрый взгляд.
- Ну, или как туристы – как вы тут все любите, если уж ничего другого нам не остается. Давай купим билеты? У тебя не завалялась десятка в кармане? – Я и так знал, что в ее идеальном платье карманов не было в принципе. Я же сам его для нее подбирал. – Ладно, я плачу.
- И как ты себе это представляешь?
- Когда мы прилетели на Крит с Себастьеном, мы просто прошли сквозь бетонный забор аэродрома. Не думаю, что какая-то сетка нас остановит.
- Сейчас говоришь ты, или твоя интуиция?
- Я, или моя интуиция, как ты говоришь. Хотя, это одно и то же.
- Что же, давай попробуем.
Я направился вниз, перешагнув ближайший бордюр, прямо по склону горы, подгоняемый потоком нисходящего ветра. Рождин следовала за мной, не отставая, ни на мгновение. Мы даже уже и не особо и не таились. Оказавшись среди толпы людей, наслаждающихся морскими видами, перли вперед, что те две заблудшие овцы, не смотря на препятствия.
* * *
«Я проснулся на рассвете, когда солнце только-только зарядило далекие холмы алым. Да что там проснулся – очнулся, совершенно не разбирая кто я и где я, и почему сейчас нахожусь в своей малогабаритной машине. Протер глаза, ощутил едкий привкус мышиных хвостов во рту. Сплюнуть бы горькую слюну, но совершенно нет сил подняться. Я был разбит – болело все от макушки головы до кончиков пальцев на ногах. Я потянулся, чтобы хоть как-то прогнать эту болезненную ломку всего организма.
Нагретые сидения призывали к дальнейшему сну, но солнце скользило вверх по дуге, пробуждая. Как красиво! Пожалуй, именно эта мысль призвала меня хоть что-то сделать. И я, сквозь плохо продранные веки продолжал смотреть на великолепный восход. Он подтолкнул меня к мысли.
Еще немного покрутившись, кажется, уже не заснуть, я откинул куртку, которой был накрыт и поднялся на локте. Бесконечные прерии, в которых я застрял, играли свою игру. И что в них было такого?
Еще чуть-чуть, я потянулся и приоткрыл дверь, чтобы выветрить удушливый сон. Холодный, утренний воздух мигом ворвался в салон и мурашками пошел по коже. Бррррр… я тут же продрог. Надо немного размять ноги.
Я вылез из машины, обошел ее вокруг, спустился в кювет, чтобы совершить утренний моцион (прости меня за подробности).
На дороге – ни души, но корни моих предков требуют этого. Интеллигенция у меня в крови. Моя европейская сущность – прадед Анджей был из Европы, или его отец был из Европы – мой прапрадед, из Польши, кажется. Мама рассказывала когда-то, я точно не помню. А во время войны, той злой, самой страшной, они эмигрировали в Америку, найдя спасение. Тогда многие искали его, но не всем повезло. Немецкие лагеря смерти работали на износ. Да я и рад, что моя семья нашла свое пристанище, могло бы быть гораздо хуже.
Монро. Саймон Монро. Я с гордостью ношу нашу фамилию, хотя вроде бы и не прославилась ничем. Диана Монро – моя фамилия тебе идет. А как ты считаешь?
Ведь я ничего не знаю о тебе. Ничего! С той самой минуты, когда отправился этот путь. И тогда не знал. Кто-то, может быть, пролистнет ленту в facebook, чтобы хотя бы на мгновение, хоть на долю секунды соприкоснуться с близкой душой, узнать о ней крохи той биографии, которую можно выложить на всеобщее обозрение, той, ненастоящей жизни. Я же не сделал и этого – вполне осознанно. Не хотел, не хотел узнавать о тебе ничего нового. Для меня – холодный душ, слишком отрезвляющий. Для меня ты, моя Диана, остаешься все той же неразгаданной, какой была все десять долгих лет. Я словно вышел из заключения – вокруг меня мельтешит новая жизнь, а я такой же старый, как был уже тогда. И все так же мечтаю вернуться к своему горячему камину.
Я понимаю, и принимаю, что ты изменилась – а как же иначе, иначе нельзя. Но ловлю себя на мысли о том, что я ни на миг не изменился. Все также чувствую себя молодым, тридцатилетним. А ведь время делает свое дело. И даже в зеркале, порой, не узнаю себя по утрам. Себя того, который в него смотрится. Так бы и остался на берегу моей молодости, бесшабашной, неутомимой и неумолимой, которая вместе со мной навсегда.
А что на самом деле? Вот это кислое, прогорклое лицо, которое смотрит на меня сейчас в зеркало заднего вида, почесывая трехдневную небритость? И серебристые волоски, которые проглядывают сквозь темную шевелюру. Ну неужели это все я?
Прости меня. В который раз я каюсь. И что такого? Постарел, обрюзг, что-то постоянно пишу на клочках бумаги и аккуратно складываю в большой желтый конверт – мое старческое чтиво, о котором ты наверняка не узнаешь.
А знаешь, как бы я хотел? Я расскажу. Мои мечты, которым вряд ли суждено сбыться.
Дом, большой дом в два этажа. Гостиная на первом и спальни на втором. Уже вечер, и включены ночники – аккуратные торшеры с большими головами, приглушающими открытый свет. И наши дети – мальчик и девочка. Почему-то именно так. Как бы мы назвали их? Может, Ник и Алиса? Я просто предлагаю. Конечно, в нашем доме хозяйка ты и сама вправе выбирать имена наших детей – я оставлю это тебе.
И все же, в тусклом свете ночника Алиса играет на детском коврике с куклами, кормит их вечерней кашей, а Ник - озорной и громогласный мальчишка уже угомонился и требует сказку. Но его глаза сами закрываются – слишком много приключений за день. Я же удобно расположился в кресле, перевернул еще одну страницу книги и читаю. Под мой голос малыш засыпает, отправившись навстречу новым приключениям, а Алиса смотрит на меня, открыв рот. Ей бы тоже поспать, но она уверяет, что не хочет. Так и засыпает, положив голову на пластикового пупса, который оказался тут очень кстати…
А дальше… дальше я не придумал. Наверное, додумаю вместе с тобой, о том нашем будущем, которое может случиться. Я искренне верю в то, что оно есть. Иначе, все, что случилось со мной за все последние дни лишь пустышка, моя придуманная фантазия, которая не стоит и гроша.
Я потянулся. Солнце уже взошло над горизонтом, накрыв ближайшие холмы утренней позолотой.
Я справедливо понимаю, если я не буду мечтать – я не буду жить. Хотя бы в этом моя отдушина. Дай же мне шанс прожить жизнь с тобой, моя любовь! Не зря же я выехал на эту дорогу. Мне надо спешить, иначе имена твоих детей будет выбирать кто-то другой. А я бы не хотел. Поверь мне!
Я посылаю сигналы во Вселенную, где они могут найти тебя. А я, по их отражениям, найду тебя. Впрочем, надо досыпать, иначе все, сто скрывается в этих строках – только бред моего воспаленного сознания. Я и так слишком много сказал, чего не следует, как какой-то пропойца, открывающий душу первому встречному, а поутру потерявшийся в хмельном угаре.
Я открыл дверь моего Chevrolet и вновь откинулся на кресле, прикрывшись курткой. Свежесть утра задала бодрости, но глаза слипались. «Раз-два-три», - только успел посчитать я, и сон вновь накрыл меня пеленой, не оставив шанса на быстрое пробуждение».
-----------------------------------
Так мы и продолжали падать в абсолютной темноте. Диана держала меня за руку и хотя бы поэтому не было страшно. Сколько там еще осталось? Не разглядеть ничего. Наверное, так себя чувствует студент на зачете – неизвестно, какие ловушки приготовил преподаватель, и сколько еще будет мучить его.
Честно говоря, я уже изнемогал от неистового чувства скуки и бесконечного падения. Что за черная труба, которой конца и края нет?
Я попытался дотянуться до стенки колодца, но только лишь хватал пустоту рукой.
- Что за место такое?
Диана молчала.
Куда нас все время несет? Главное выбраться, а там уже будет понятно. Страшнее, когда впереди неизвестность.
- Диана!
- Да.
- Ничего. Просто хотел услышать твой голос.
- Это вряд ли нам поможет.
- Хотя бы поможет мне.
- Хорошо, если ты так думаешь.
Что же дальше? Я все время пытался представить наше падение. Что дальше будет? Чем закончится? Но вряд ли можно тешить себя какими-то мыслями. Кромешная тьма и ни намека на ее окончание.
- Я бы все отдал, чтобы узнать, что там внизу. – Я опять попытался завязать разговор.
- С твоей тягой к саморазрушению я даже боюсь представить. – Я услышал, как она улыбается. Но, конечно, она была в чем-то права.
- Нет, правда, - мне захотелось выплеснуть весь мой накопившийся страх из себя. Чтобы его не было во мне, чтобы его больше не оставалось. – Может быть, именно там есть все то, о чем мы мечтали на той вершине? – Мои слова разносились эхом. Ну, хотя бы кто-то третий, кроме нас. Гнетущая тишина порядком надоела.
- Не обольщайся. – Диана, как всегда, все расставила по своим местам. – Сомнительное удовольствие.
Ничего кроме неизвестности, и она права. Очередная ловушка, которая так гостеприимно раскрыла для нас дверь к еще одному испытанию. Ни больше, ни меньше.
А я, как всегда, поддавшись своим мечтам, уже напридумывал себе всякого. Даже в темном колодце, ведущем в неизвестные миры. Способность моего ума находить во всем положительные моменты. Что здесь? Мы все еще вместе. Неизвестно, правда, надолго ли. Кропотливая работа, которой столько предшествовало. Но ведь этого не отнять. Пока не отнять, точно. А значит, время еще есть.
- Знаешь, я думал, такого никогда не будет.
- Чего такого? – Она удивилась.
- Ну… - я помедлил. – Нас с тобой.
- Или ты сошел с ума, или действительно псих. – Констатировала она.
- А, может, романтик? – Конечно, не очень уместное сочетание с тем, что происходит.
- То есть так ты представляешь романтику? Мне она казалась несколько иной – цветы, шампанское, свечи, лепестки роз, даже ванна с пеной и та сойдет. Но вот это?
- Есть рестораны, где все едят в полной темноте. – Я было попытался оправдаться.
- Ты слышишь себя? – Она одернула меня. – Рестораны. Где все едят. В полной темноте. Только мы – в полной темноте. И все, больше ничего вокруг. Даже еды. Даже одежды. И вряд ли все вокруг можно назвать приятным местом.
И вдруг, в какую-то секунду, наше падение ускорилось. Мы почувствовали это одновременно. Только что мы парили, медленно спускаясь, а теперь ветер засвистел в ушах.
- Смотри! – Закричала Диана, почти взвизгнула от страха, пытаясь перекричать назойливый шум ветра.
Я посмотрел вниз. Всполохи молний – белые, розовые голубые – расчерчивали пространство далеко под нами. Словно буря, оставшаяся наверху, вдруг догнала нас. Обогнала, нашла более короткую дорогу и оказалась на месте прибытия раньше. С каждой секундой она приближалась, не давая нам никакого шанса не встретиться с ней.
Черт возьми, а мне казалось, что все будет иначе.
* * *
Позади нас, там, наверху, остался холм и трасса, текущая с него на шумное в этот час побережье Неаполя. Держа Рождин за руку, мы отклонились от проложенных асфальтом путей и спускались по желтой выжженой траве, туда, ближе к натянутой алюминиевой сетке высокого забора, отделяющего местные достопримечательности от жизни обычных людей. Трава хоть и была абсолютно сухая, но высокие каблуки туфель невесты все равно скользили по ней. Мне приходилось постоянно придерживать ее, чтобы она не упала.
- Чертова трава! – Выругалась она.
Я в очередной раз подхватил ее.
- Твоя интуиция не могла найти путь поудобнее?
Я промолчал, и мы продолжали спускаться.
Чем ближе к морю, тем сильнее ветер. Он хлопал полами моей рубашки, поднимал рукава. Хорошо, что фасон ее узкого обтягивающего платья не позволял ему такую игру. Впрочем, был минус – невеста была слишком скована в движениях, и ее неуклюжесть замедляла наш спуск.
- Когда уже все закончится? – Бурчала она себе под нос, поминая всех святых и их родителей.
Я поднял голову – высоко над нами обзорная площадка и куча туристов, внимающих бесконечной красоте моря. Хорошо, что они нас не видят – вот было бы смеху. Рождин осторожно переставляла ноги, пытаясь не завязнуть каблуками в крошащейся земле.
- Да, твои лабутены не для таких прогулок. – Заметил я.
Она хмыкнула.
Еще немного вниз по склону и вот она перед нами – сетка забора. Так и не перепрыгнуть – метра три в высоту. И чего им там скрывать, если и так все видно?
- Кто здесь живет? Патриции*, или кто там у них сейчас?
- Не знаю. – Она одернула платье и сделала шаг, оказавшись на узкой каменной дорожке, что вела вдоль всей стены, скатываясь дальше прямо в море. Рождин всем видом выражала недовольство.
Я схватился за сетку пальцами и подергал ее. Она отдалась звуком, больше похожим на шипение.
- Ну что ты мнешься? – Рождин посмотрела на меня. – Что дальше?
- Так это ты знаешь, а не я. – Я ухмыльнулся.
Я вспомнил, как бетонная стена критского аэропорта легко поддалась нам. Но тогда впереди шел Себастьен. Какие магические слова прошептал он, чтобы мы вот так легко ее миновали? Уж точно не «сим-сим, откройся!».
Еще какие-то мгновения я удерживал тонкие прутья в пальцах, прикладывался к нему лбом. Может быть, как тогда, в темном лабиринте – вот-вот и холодный металл потечет от прикосновений моих рук? Но, нет, все бесполезно. Железяка и есть железяка.
Тогда я отошел на пару футов, сконцентрировался, представив себе дыру в заборе с острыми краями – где-то я уже это читал – и с разбегу налетел на сетку. О! Моя беспечная уверенность. Мне даже показалось, что у меня все получилось, но в следующий момент я распластался на земле, на том самом пологом холме, по которому мы спускались. Не получилось! А невеста Рождин зашлась в смехе.
- Ты… тебя… - Она схватилась за живот. – Как из пушки!
Я потер грудь – тебя бы так да об столб.
- Подожди. – Я поднялся. Я был полон ощущения того, что просто навалился на сетку не в том месте. Надо было подумать. Снова подошел к ней и ощупал, пытаясь найти слабое место.
- Вот здесь, да, точно! – Я ковырял пальцами неприступную алюминиевую стену. На мгновение я ощутил, что металл поддался, проявив слабость.
- Здесь! Точно здесь есть проплешина! – Заорал я.
- Проплешина? – Она не могла остановиться, зайдясь в хохоте. – Что за слово такое?
- А, - Я махнул рукой. Не время для объяснений. – Ну да, наверное, здесь.
Я опять сделал пару шагов назад, сконцентрировался и со всей силы попытался преодолеть высокую преграду. Забор смеялся надо мной. Чуть прогнувшись под моим весом, он со всей силы откинул меня назад.
- Черт возьми, как больно. – Я поднялся с земли, потирая ушибленную спину.
Невеста стояла, сложив руки на груди, с улыбкой смотря на мои старания.
Как же так? Неужели нет никакого другого способа преодолеть дурацкую стену? Я почти разочаровался в себе.
- Ну, и что ты скажешь? – Я посмотрел на Рождин.
Она еще какое-то время стояла молча, кажется, оценивая представший перед нами неприступный фарватер. Потом прищурила глаз, подняла бровь.
- А что, если так? – И щелкнула пальцами.
Словно по волшебству алюминиевая сетка разошлась на две части, как будто чья-то невидимая рука подняла молнию. Железный занавес со скрипом отворил нам вход, скрытый случайным туристам.
Все время забываю об этом ее умении, хотя практически к нему привык. Если кто-то в сейчас наблюдал за нами с высоты обзорной площадки, то мог бы сильно удивиться. Но об этом я сейчас старался вообще не думать.
- Почему ты не сделала этого раньше?
- Не знаю. – Она пожала плечами.
- Я сбил себе всю спину. Можно было бы и предупредить.
- Извини.
Она протянула руку, указывая на проем.
- Идем?
- Только после вас. – Я хотел казаться галантным. Взял ее за руку и склонился, пропуская Рождин вперед.
Она прошла в дыру, я сделал шаг за ней. С очередным ее щелчком пальцев металлическая сетка вновь с треском закрылась от любопытных глаз за нашими спинами.
- И куда теперь?
Перед нами открывалась необъятная ширина элитных строений, где уже не было тех высоких глухих заборов, что остались там, позади, в городе. Казалось, здешние хозяева слишком гостеприимны и вполне уверовали в сетчатую преграду, что отделяет их мир от того, более настоящего.
Сразу за забором начиналась каменная дорожка, футов десять шириной, и спускалась вниз, к самой марине. Вполне достаточно и для пеших прогулок, и даже для того, чтобы на ней развернулся небольшой автомобиль. Впрочем, других дорог тут и не было.
Нашему взору открылись ухоженные дома с зелеными лужайками. В каких-то искрились фонтаны поднимая высоко струи, в других отливали прозрачной голубизной бассейны, с еле колышущейся в них водой. А за всем этим великолепием – мечтой случайного прохожего, не принадлежащего высокой касте, - возвышался вход в катакомбы. Он зиял огромной дырой в скале. Арка над ним, укрепленная каменными глыбами, казалась чуждой, случайно попавшей в это затаенное место. Но, может, в этом вся и прелесть?
Меня неистово тянуло туда, к черному входу, но надо было немного собраться с мыслями.
- И что ты думаешь? – Рождин посмотрела на меня.
- Не знаю. Как будто нам туда. – Я указал на возвышающийся свод.
Она пожала плечами.
- Если ты так уверен, то идем.
А я, отдышавшись, был уже на все согласен.
- Идем.
Взяв ее за руку, мы, аккуратно ступая по выщербленным ветром камням, начали спускаться по дороге, витающей вдоль грациозных построек с низкими заборами.
* * *
«Когда я в очередной раз продрал глаза, солнце освещало холмы ровным светом, утвердившись в зените. Кто сказал, что спать на природе – удовольствие? Аварийные огни моего Chevrolet продолжали испускать бесполезный днем красный свет, моргая и распугивая местных жителей затерявшегося местечка.
Я потянулся. Ночное приключение со спущенным колесом осталось далеко позади. Почему такие странные ощущения? Я ловил себя на мысли об украденном времени. Как будто и не я теперь.
Длинная асфальтовая трасса, что стелилась до самого горизонта, отливала белой разметкой в лучах дневного светила так, что даже было больно глазам.
И опять ни одной машины. Можно было подумать, что и никакого трейлера тоже не существовало. Но колесо цело, а, значит, мое ночное происшествие мне не приснилось. Или, на крайний случай, тот водитель был капитаном на своем призрачном сухопутном Летучем голландце. Пусть так. Впрочем, может, я просто слишком долго спал? И откуда такое спокойствие? И что за заспанное лицо в зеркале заднего вида? Ах, да, это я сам. Точнее, все, что от меня осталось. Пора бы привести себя в порядок.
Еще пара минут – я опустил боковое стекло, чтобы вдохнуть свежий воздух. Да откуда ему тут взяться – раскаленные прерии не давали вдохнуть полной грудью. Жара давила, и даже моя машина нагрелась, не оставляя ни единого шанса. Хотелось пить. Но во всей своей запасливости именно этому и не хватило места – я заглянул в бардачок, кинул взгляд на пустую бутылку на заднем сидении. Чуда не случилось – в подстаканнике под рукой был лишь только мелкий мусор – он не утолит жажды.
Могла ли ты подумать, любовь моя, что твой распластанный и расхристанный друг сейчас, вот так, на полдороге к тебе, строивший долгие планы на жизнь, не смог предсказать своих элементарных потребностей, столь банальных и настолько обычных, что даже смешно?
Я все-таки дотянулся до той бутылки, что валялась сзади. Посмотрел на просвет – капля заискрилась в лучах. Ну, это хотя бы что-то. И, скрутив пластиковую крышку, попробовал утолить ей жажду.
О, сила воды – чем больше пьешь, тем больше хочется. Так и с тобой, Диана! Поэтому я не отступлю ни на шаг от моего плана. В конце концов, я знаю, куда я стремлюсь и зачем. Знать бы, что все, что я придумал – наверняка. Но тут лишь искра проведения могла бы сослужить мне службу. А я в совсем не уверен.
Да и черт бы с ней, с бутылкой! Как хочется пить!
Я еще раз окинул взглядом окрестности. Сухо, как в аду. Солнце палит лучами, да так, что нет ни единой возможности найти хотя бы лужу. Асфальт парит, поднимая горячий воздух вверх, придавая ему движение.
Помнишь, как тогда, в Греции, где даже реки пересыхают в июне, в самом начале туристического сезона. Мы стояли на мосту с иссохшей травой под ним. Русло успело пересохнуть и только лишь мертвые берега говорили о том, что совсем недавно вода спускалась по ним с ближайших гор.
О, да, к чему это все? Ты никогда не любила материк. Мы выбирались подальше – на острова – Родос, Крит, Закинф. Одни только их имена ласкают слух. И мечты о древней цивилизации, к которой можно прикоснуться, вот так, сейчас, осторожно, чтобы не разбудить, не нарушить ход времени.
Я опять о своем. Впрочем, скорее о нашем. И, кажется мне, что все не пустое. Все это со смыслом, с мечтами о нашем великом будущем. Сможешь ли ты остановить меня? Я бы и сам рад. Но все, что происходит – часть нас. Я расскажу эту историю тебе потом, когда ты будешь готова, когда буду готов я. И все былинные острова вновь примут нас, в своем сияющем свете горячего солнца, со всеми нашими мечтами и мыслями. Просто тебе надо быть рядом. Рядом со мной, и все исполнится.
А пока, эта дорога, этот мой загнанный Chevrolet, и бесконечная мечта о тебе, Диана.
Моя любовь, мое будущее, мое бескорыстное начало всей моей жизни, моя Ева! Господи, невозможно любить сильнее, чем это делаю я! Слишком поздно опомнился, что ж, бывает. И, надеюсь, опять только лишь надеюсь, что ты меня поймешь. Как сумасшедший, как оголтелый, привязался к тебе. Привыкаю.
Пытаюсь остановиться, зашелся пульс. Еще минута, и в бесконечном небытии я опять забываю обо всем. Но, может, и не стоит помнить? Если не так, то как еще?
И тебе меня не остановить – сколько там еще осталось? Половина. Еще половина всего моего пути.
Завожу мотор, выруливаю на пустынную дорогу и давлю педаль газа в надежде не опоздать. Но ведь опоздал! И я знаю, и бесконечно корю себя. Опоздал на целую жизнь, а то и две! Где-то внутри бесконечной черной дырой сквозит сознание. Подтачивает, подначивает, и оставляет длинную колею для дальнейших сомнений.
Так что же это? Бахвальство, самодовольство или свойственный человеку эгоизм, что не позволяет поступить мне иначе?
Отмериваю мысли длинными милями и уже не обращаю внимания на весь остальной путь. Даже навигатору скучно – ему не о чем говорить со мной. Горячая асфальтовая трасса, что пролегает между индейский прерий могла бы рассказать гораздо больше. Но и она молчит. Я слышу только рев мотора, вдавив педаль газа по полной. Я, ты, или все то, что есть между нами – кто кого? Я спешу, сопротивляюсь всему нашему прошлому, чтобы оказаться первым, чтобы доказать тебе, что я еще чего-то стою. Чтобы ты поняла, как сильно может любить мужчина ту женщину, к которой он неравнодушен!»
-----------------------------------
Выхода не было, мы безудержно падали в цветастую воронку. Смерч кружил внизу, не оставляя ни малейшего шанса. Что там нас еще ждет? Я закрыл глаза, умоляя провидение покончить со всем этим как можно быстрее. Всполохи молний под нами, звук нарастающего грома. Он был страшен, особенно после тишины, что окружала все наше долгое падение. Еще секунда и нас поглотил безудержный торнадо.
Я держал Диану за руку, крепко сжимая ее в своей. Это не для нее – это для меня. Очередное испытание моей силы воли? Но зачем? Ведь и так все понятно.
Я знал, что если дам слабину, нас закрутит, разнесет вихрем, и я вряд ли найду ее снова. Как же она для меня важна!
Но что-то случилось, и я почувствовал, как буря ослабевает. Не было уже той силы, что с таким упорством засасывала нас в себя. Как будто стало даже легче дышать. Но я не отпускал ее руку. Стихия коварна – дай только малейший шанс, и она разорвет, растащит, уничтожит.
Что же, может, в этом и есть какой-то смысл?
Я открыл глаза. Страх прошел, звуки стихли. Темные облака, в которых мы оказались, мигали разноцветьем огней. И нас понесло…
Чьи лица я вижу? Они появляются на доли секунды и тут же пропадают. Мама, отец, другие остальные, которых я уже и не вспомню. Океан памяти разверз широкие объятия, накатывал волнами и пытался утопить. Он теперь переключился на меня, напрочь забыв о Диане.
Темные волны далеких воспоминаний детства, где каждое мгновение отзывается солнечным днем, перекатываются в лазурные, и там виден каждый отпечаток восемнадцатилетних прошедших годов. Кажется, я совсем забыл он них, оставив в памяти лишь то, что было совсем недавно. Они появляются яркими вспышками, словно пытаясь сказать мне о чем-то важном. Но я не ищу никакого смысла. И дальше, в яркую синь тех самых мгновений, когда я встретил ее, мою Диану. Мне бы остановиться, мне бы подумать, но дальше только бренная пена, накатывающаяся на берег и с шумом отползающая назад, сливаясь в бесконечном просторе лазурных вод.
- Ты слышишь? – Я задаю вопрос. - Слышишь… слышишь… слышишь… - Он тонет в оглушительных красках, растворяясь в прибрежной синеве. И нет ответа.
И вот, мы уже идем по берегу, наши ноги тонут в мокром песке, оставляя за собой глубокие следы, что слизывает очередная набежавшая волна. Солнце печет, его лучи равномерно впитывают и без того загорелые тела.
- Я люблю тебя!
Диана прижимается ко мне всем своим телом и молчит.
- Как же мне хорошо с тобой. - Это ли не сон? Или, все-таки, я вновь попал на тот цветной карнавал воспоминаний, что так часто преследует меня? – Все тот же раскинувшийся шатер шапито, располосованный красными и желтыми портьерами толстой ткани, те же страшные клоуны с размалеванными лицами и красными носами, слоны, рыки тигров из клеток, горящие факелы в руках ростовых кукол. Ярмарочный фестиваль опять скользит по нашей улице, заглядывая во все окна домов.
А я смотрю на искрящийся балаган из окна своего дома из-за тяжелой шторы, держа в руках ту единственную фотографию, мимолетную, оставшуюся ото всей нашей прошлой жизни, на которой неизвестный фотограф запечатлел ее лицо – лицо моей Дианы, так искренне смеющейся, дарящей радость.
И как все было давно, все те важные мгновения, которые я не смог вовремя распознать. Время отпечаталось в них, словно, отмечая все мои ошибки. А океан кружил, кружил, кружил, плавно покачивая на своих плечах. Тут и там блеском переливаясь в темных облаках, вспышками освещая ее лицо. Кажется, он дал нам некоторое время для отдыха. И все то, что еще несколько минут назад казалось страшным, вдруг приобрело совершенно другой смысл. Было время подумать.
И что же случилось за все время нашей долгой разлуки? Практически ничего. Неужели мы смогли сохранить все наши чувства, такими, как и прежде? И всю ту молодость, что так и не выпустила нас из своих объятий. Как будто мы попали в ту самую картину Дориана Грея, что хранится в самом глубоком подвале какого-то заброшенного дома. И даже если сравнить тех, старых нас, десятилетней давности с теми, кто мы сейчас – мы ни на миг не изменились. И даже все морщинки на своих местах – новым просто не нашлось места. И очередной круг столь спокойного торнадо ни на мгновение не приближал нас к старости.
Все не важно, важно лишь одно – я постоянно думал об этом – нельзя отпускать ее руку. Сейчас, когда самое малейшее расставание вихрем снесет все то, что было между нами.
Но я чувствовал, что ее пальцы ослабли и почти выскальзывают из моей руки. И только подушечки пальцев, которыми мы продолжали соприкасаться, как будто искрят, удерживают еще какую-то связь. Она держится, но силы уже покинули ее. Нет, только не сейчас! Любовь вечная, бесконечная и неразделяемая должна быть сильнее любого мимолетного вихря, в котором мы застряли. И то самое мгновение, когда все можно было бы вернуть, понять, осознать и продолжить наш долгий путь, осталось далеко позади.
Диана запрокинула голову – почти спит, а нас носит кругами в цветных днях прошедших воспоминаний. Секунда, еще одна, я цеплялся за ее подушечки пальцев, как только мог, он они скользили, искры между ними ослабевали, гасли все быстрее. Вот-вот и я потеряю ее, потеряю уже навсегда – я чувствовал это. Она сгинет в этих тяжелых тучах и мне ее уже никогда не найти. Не надо, нельзя позволить! «Не расслабляться, не расставаться, ни на миг не терять контроль», - я думал только об этом.
И в то самое мгновение, когда бездна была уже неминуема, когда наши пальцы больше не могли сохранять тепло, разорвав свою цепь, и последняя искра погасла, раздался хлопок, словно пространство вокруг нас съежилось, и мы опять провалились в черное ничто. Очередные всполохи молний остались наверху, там, над нами. Теперь они стремительно удалялись, разбавляясь звуками грома, набегающих друг на друга разноцветных туч. А мы продолжали бессмысленное падение в пустой трубе, разменяв живые звуки на мертвую тишину, бесконечного каменного колодца. Буря промчалась, а что дальше?
* * *
- Посмотри, тут все живые, не то, что там. – Я указал рукой по направлению к морю. Рождин бросила ленивый взгляд вниз по склону.
У самой марины пышела дорогая жизнь во всем ее великолепии – парочки прогуливались, держась за руки, юные красотки загорали топлес на шезлонгах, резвые скутеры рассекали залив, пуская волны, разбивающиеся о волнорезы. Официанты сновали по пляжу с серебряными подносами, на которых возвышались хрустальные фужеры и бутылки элитного шампанского. Шум, крики, веселый смех, обрывки ничего не значащих фраз – даже сюда, на эту вершину ветер приносил всю эту радость на своих крыльях.
- Везде жизнь. – Рождин вздохнула. В ее вздохе я ощутил какое-то мимолетное желание. Их праздник здесь каждый день, а у нее – никогда.
- Я думал, что они все тут мертвые, как и те. – Я вспомнил улицу, обнесенную каменными оградами. – Закрылись за своими заборами.
- Ну, кому-то же надо выставлять на обозрение свое богатство. Впрочем, все они здесь среди своих, им нечего скрывать. Для них – слишком привычная жизнь со всей этой показухой. Ты думаешь, они делают праздник для кого-то? Для себя. Только для себя они делают его. Кто успешнее, кто богаче, у кого больше денег.
- Мне кажется, или я слышу зависть?
- Пфффф… У них нет главного – вечной жизни.
- Подожди, - я взял ее за руку, - не ты ли совсем недавно плакалась мне именно об этом? Вечная жизнь – не награда, а наказание.
Рождин махнула рукой. Я так и знал! Невеста прокололась на мелочи – один из этих богачей ей бы явно мог быть парой. И все слова о своем месте в этом мире совсем не то, о чем она думала на самом деле.
- Нет, ну признайся.
- Идем! – Она отвернула голову, еще больше оправдывая мои догадки.
Конечно, откуда им взяться здесь – выхолощенному молодняку в серединном мире. Они и не думают о нем, не знают. Вечные тусовки, пенные вечеринки, дорогущие Бентли в гаражах домов. Да и зачем они – все эти мысли? За них давно все заплачено – богатыми родителями, или грузными папиками, что возлежат тут же на шезлонгах, распустив свои животы, с бокалами дорогущего пива в руках. Кто бы мог подумать… А, щелкни пальцами, и никого в округе не останется. Они и не спешат умирать, жизнь бьет ключом. К чему все непонятное для них?
Мне часто кажется, что весь фон этой живой жизни, за которой скрывается весь серединный мир, не более, чем ширма, красная бархатная тряпка и авансцена перед ней, разделяющая реальных зрителей в зале и актеров на сцене. Новая постановка неизвестного сценариста, которая так и пытается быть похожим на нее – на самую что ни на есть реальную жизнь. Но плохо получается. На самом деле там и нет ничего – лишь пустота, приправленная все еще свежими ощущениями минувшего. И в этом суть – не забыть, помнить и ощутить. Кому-то и этого достаточно.
Мы спускались к марине по широкой каменной тропе, я шел впереди, держа Рождин за руку. Она ступала осторожно, пытаясь не застрять высоченными тонкими каблуками между камней. От того наше движение сильно замедлилось, как в том моем далеком сне. Я придерживал ее, аккуратно отмеряя каждый шаг, чтобы невеста не споткнулась, не завязла в земле. Но в какой-то момент меня начало это раздражать.
- Ну же, давай, скорее! – Мне и правда надоела ее медлительность. Я попытался подгонять Рождин, но она продолжала медленно переступать с ноги на ногу. Ничего не получилось. Я даже уже пожалел, что не выбрал обувь для нее поудобнее. Но кто же знал?
Так мы подошли к первым строениям, где дорога раздваивалась – одна ее часть прямо спускалась вниз, к тому самому пляжу напрямик, а отбившаяся направо тропинка из булыжников уходила в поселок, извиваясь лентой среди богатых особняков, очевидно, заканчиваясь у самого входа в катакомбы. Высоченная арка дугой маячила как раз с той стороны.
- Нам туда. – Я указал рукой на извивающийся отросток, и уже было сделал шаг.
- Подожди. – Рождин сжала мою руку.
Я удивленно поднял бровь.
- А, может, туда? – Она кивнула в сторону пляжа.
- Зачем?
- Не знаю. – Рождин пожала плечами. – Хотела искупаться.
- Искупаться? – Все эти приключения и так отдаляли меня от цели. – Или немного побыть среди живых?
Она промолчала.
- Ну, все понятно. – Я вздохнул. – Ты же, мне кажется, не очень любишь их всех?
- Когда еще выпадет такая возможность?
- Ты про что?
Она молча смотрела туда, где искристые волны бились о берег. Все и так было понятно.
- Все-таки, что бы ты ни говорила, но тебя явно прельщают такие возможности. – Я посмотрел в сторону веселого побережья. – Все их богатство.
Рождин была неумолима. Кажется, она нашла мою слабину.
- Пожалуйста, пожалуйста, ну пожалуйста! – Она тянула меня за руку.
Часом больше, часом меньше – какая разница. Катакомбы никуда не исчезнут – они здесь с войны, да и мне, может быть, стоило бы немного отдохнуть, сбавить обороты. Что там впереди, какие еще неожиданности ждут нас? А так, будет что вспомнить.
- А мы точно не застрянем здесь? – Я все-таки был не уверен в том, что стоит вестись на ее просьбы. – Ничего не случится?
- Да не должно. Иоанн сказал слушать свой внутренний голос. Что он тебе сейчас говорит?
- Не должно… С этого начинались либо все самые великие дела, либо самые великие глупости. Искренне надеюсь на первое.
Рождин улыбнулась.
- Ладно. – Я переборол себя. – Только не долго.
Она повисла у меня на шее.
- Спасибо! Спасибо! Спасибо!
- Хочешь похвастаться своим платьем? У тебя хоть купальник есть? – Я попытался отстраниться.
Рождин щелкнула пальцами.
- Теперь есть.
Ох, уж эти ее девчачьи штучки.
* * *
«И вот я снова пробираюсь по дороге к тебе. Где та грань, где то изнеможение сил, что, наконец, остановит меня? Надеюсь только на то, что где-то на дороге мне вдруг не хватит бензина. Впрочем, бесполезно. Бензоколонки натыканы через каждые двадцать миль. Я всегда удивлялся – какой бизнес может быть на такой бездушной трассе? Но любой их хозяин постоянно доказывал мне обратное. Потом я понял – это что-то сравни хобби. Они же и живут здесь, содержат гостиницы и магазины. Даже самые маленькие мотели – одноэтажные, с тремя-четырьмя номерами – приносят доход.
Не знаю, насколько бы я хотел оказаться на этой дороге в другой ситуации, но любителям подобных безлюдных мест – почти райский сад.
Иду на зенит, солнце безжалостно слепит глаза. Я думал, что все будет гораздо проще и быстрее. Там, в своих мечтах. Хотя, можно было бы и купить билет на самолет. Всего несколько часов и я в аэропорту Лос-Анжелеса, а там до Сент-Пьермонта рукой подать. Но простой путь – не для меня, и ты сама давно поняла. Специально оттягиваю время для встречи с тобой, моя Диана. То ли надеясь на чудо, то ли еще на что-то.
Всякий раз спрашиваю себя – зачем? Но для себя прекрасно понимаю. Пишу эти строки, в тайной надежде, что ты все-таки их прочтешь, раньше, чем я появлюсь у тебя на пороге. Все взвесишь, оценишь.
Но это лишь слова, красивые слова, чтобы убить время. Я доверяю бумаге больше, все то, что себе бы никогда не доверил. В этом и есть прелесть. Написанные строки огнем выжигаются из памяти, а сколько там других, им подобных? Нет, никогда я не избавлюсь от них. И вместе с тем теряю все, то, что так долго хранилось где-то глубоко внутри. Когда происходит такое, появляется ощущение, что от тебя самого отгрызли кусок твоей души. Пытаешься как-то себе помочь, поддержать, но чаще обессилено опускаешь руки.
К чему я стремлюсь? Ищу покоя и не нахожу его. Как будто сам наложил на себя вечное проклятие. И не избавиться никак.
Поддаю газу и стремглав взбираюсь на очередной холм, который открывает мне новые бесконечные просторы неизвестной многим страны.
В солнечном свете так много счастья! Я готов разделить его на двоих, на троих – столько, сколько ты захочешь. Только ты и я, и наши дети.
Кто бы рассказал мне раньше. Я бы и не поверил. Но вот придумал же я ее сейчас для себя. И все только потому, что она мне очень нужна. Нужна для того, чтобы не потерять себя, не потеряться в окружающем меня бесконечном пространстве. Ибо без тебя я никто!
Я не утрирую, и не перегибаю. Как тяжело осознавать вновь и вновь. Все снова сводится к тебе, моя любовь. Только дорога немного отвлекает от этих мыслей.
Под колесами черный асфальт, и в голове я давно уже проложил свой путь из пункта A в пункт B. Осталось только решить эту простую задачу для третьеклассников. Но то, что будет в ответе, совершенно не говорит о том, что было между ними, этими двумя буквами. Слишком простой ответ и слишком сложная дорога – посередине неизвестность. А что, если водитель на полпути все же решит остановиться и развернуть машину обратно? Тогда ответ в задаче будет неверным. Но в учебниках об этом ничего не сказано, и он всегда достигает своей цели.
Значит, это и мой путь, уготованный судьбой. И я тоже пройду его до конца, несмотря ни на что. Не поверну, не дам волю случаю. И ответ моей задачи будет верным.
А что мне осталось? Мой экватор уже пройден, не свернуть, а я все еще размышляю. Каково это? Впрочем, я спешу оставляю тебе самое главное. И, несмотря на все мои мысли, сомнения, одолевающие меня так безрассудно, кажется, что длинное шоссе, подружившееся со мной, продолжает нанизывать долгие мили на мой спидометр, меняя цифры. Все дальше от дома и все ближе к тебе, моя Диана. Не хочу ошибиться в своем выборе, что дался мне с таким трудом. Хочу закончить все как можно скорее, и неважно, что будет в конце пути. Все главное только в тебе одной, той, которая даже не помнит обо мне».
-----------------------------------
Темнота – выколи глаз. И даже разноцветная буря, оставшаяся далеко над нами – все какое-то развлечение. А теперь очередное дежа-вю, взявшее нас в оборот. Так хочется выбраться из отсюда. Сколько это будет продолжаться?
- И долго мы будем так падать? – Я бросил слова в глубину колодца, он опять отозвался эхом от стен. – Это не то, что я себе представлял.
- Что ты делаешь?
- В смысле? – Я не понял ее вопроса.
- Мне кажется, или ты уже спрашивал меня об этом?
- Да? Я не помню.
- Ну да.
Что происходит в моей голове и почему все возвращается? Мы словно движемся по кругу, раз за разом, и что-то держит нас на месте.
Я вдруг почувствовал, что все не так, как обычно. Такого никогда не случалось! Что происходит? Перед глазами на мгновение поплыли пятна, сорвалась скользящая рябь, отматывая картинку назад, и вот мы опять летим в черной бездне в никуда. Сколько уже может продолжаться это никуда? Такое раньше было или нет? И что же, черт возьми, такое? Я не был к этому готов! Сердце зашлось, пульс был готов разорвать мои вены, дыхание перехватило. Я сжал зубы, холод пробирал до костей, дрожь одолела меня. Хорошо, что Диана не видит мою страшную гримасу, хотя бы в этой скрывающей все тьме – несомненный плюс. Но, кажется, она почувствовала дрожь моей руки.
- Что с тобой? – Она еще крепче ухватила ее.
Я не мог ей ответить. Я вообще не мог говорить – меня сковал удушающий бесконечный холод. Что не так? Что во всем этом не так? Было больно, очень больно. Но я терпел, пытался ни на миг не подать виду – темноте все равно. И только крепко стиснутые зубы, и сжатые в нитку губы позволяли все преодолевать. Не знаю, как я это выдержал без себя, без нее.
Головокружение усилилось. Я зажмурился, предоставив темноте полностью поглотить меня. «Только не сейчас, только не сейчас!», - я молил небесные силы о снисхождении. В уголках глаз выступили слезы.
Падение замедлилось – хороший признак. Провидение?
- Саймон? – Голос Дианы. – Саймон! – Она не звала, она почти кричала. Сколько это длилось?
- Да! - То ли проговорил, то ли прорычал я с усилием. – Все нормально. – Какое уж тут нормально. Но, главное, не подавать виду.
- Ты не отвечал, я подумала что-то с тобой…
- Все хорошо. – Я подал голос из темноты. И добавил про себя: «Наверное».
Фут за футом, складывающиеся в долгие ярды, все ниже и ниже, все медленнее, словно черная дыра так сильно не хотела выпускать нас из своих объятий. Но вместе со всем этим, мое тело начало обретать покой, вырвавшись из хаоса, ставшего бесконечным. И вот уже легче дышать, и стук сердца вернулся в обычный ритм, и пульс уже не всклокочивает кровь. Все как обычно.
Откуда-то появился ветер, теплый ветер – такой обычно бывает в прибрежных городах, с запахом соли и моря. Нет, я его себе не придумал, он настоящий. Но откуда, в этой дыре? Впрочем, неважно. Я, наконец, смог вдохнуть полной грудью, без боли. Ни с чем несравнимое ощущение!
Потом все закружилось, завертелось, ухнуло. Затрещали стены каменного колодца, ярким пятном осветился просвет под нами. И в то же мгновение раздался хруст веток, что больно захлестали острыми концами по лицу, рассекая лоб, щеки до крови. Спасибо богам! Это хотя бы то, что можно было терпеть. Нужно терпеть! Та самая живая боль, с которой я был готов полностью мириться. Еще чуть-чуть, ладно уж, чего там. Потерпеть еще несколько секунд и все, а остальное неважно.
И вот, стремительно срывая листья, мы сверзились с высоты под кроны громадных исполинов, медленно качающих головами в ритм набегающего ветра. Тихий шелест листьев, их шепот почти одурманивал. Мы живы – самое главное сейчас. В бегстве от бури мы, наконец-то, смогли убежать.
Я открыл глаза. Над нами, распустив толстые ветки во все стороны, нависали вечнозеленые купола платанов.
Я узнал их, видел однажды. Они извивались, соприкасались, нежно трогали друг друга – почти секс. Зрение не могло меня обмануть – огромные белые стволы с проблесками светло-зеленой коры, такой тонкой, как кожа. Деревья стояли в ряд так далеко, насколько позволял видеть глаз. И в то же мгновение я ощутил холод ночной земли, почти до дрожи.
Яркий огонь, что освещал пространство под нами, вдруг исчез, сначала превратившись в точку, а потом совсем пропал, завершив очередную главу нашего путешествия.
Хотелось только одного – спать. Пусть так.
Я поднял от земли тяжелую голову и осмотрелся. Диана ничком лежала под деревом, подложив под голову руки.
Не сейчас, все потом. Я закрыл глаза и тяжелый сон рухнул, отмерив безликий долгий путь между вчера и завтра.
-----------------------------------------------
* «Праздник Непослушания» — «повесть-сказка для детей и родителей» писателя Сергея Михалкова, рассказывающая о том, как в одном городе все родители временно оставили своих непослушных детей одних.
* В переносном значении – любая ситуация, когда непроизвольное искажение информации происходит при пересказе по памяти слов другого лица, текста или событий.
* Сарафанное радио – способ распространения информации, когда единственный факт передается из уст в уста с большой скоростью.
* TNT – обозначение тринитротолуола - одного из наиболее распространённых взрывчатых веществ.
* Чеширский кот – персонаж книги Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес». Постоянно улыбающийся кот, умеющий по собственному желанию быстро исчезать или медленно растворяться в воздухе, оставляя на прощанье лишь улыбку.
* Мышь и Додо – герои сказки «Алиса в стране Чудес»
* Альфа-самец – доминант мужского пола в любой иерархичной группе, лидер среди других представителей мужского мира. Амбициозен, целеустремлен, он занимает только лидирующие позиции.
* Петанк (фр. p;tanque от прованс. p;d tanco) — провансальский национальный вид спорта. Цель игры состоит в том, что игроки двух команд на площадке размером 15х4 по очереди бросают металлические шары, стараясь как можно ближе положить свой шар рядом с маленьким деревянным шаром.
* Миллениалы - поколение людей, родившихся между 1981 и 1996 годами, характеризующееся глубокой вовлечённостью в современность и цифровые технологии.
* В Древнем Риме — лицо, принадлежавшее к исконным римским родам, составлявшим правящий класс.