На одном из идущих нескончаемой вереницей совещаний, Исходов, узнав о том, что фасады ТПУ, отдали на доработку главному архитектору ГУМа, возмущенно сказал:
- Потому что референсы надо было делать!
Саша посмотрел после этих слов на Биатрису Михайловну. Та же, в свою очередь, взглянула не него, с таким видом, словно хотела сказать: - «А, что это вы на меня смотрите? Я-то откуда знаю, что это ещё за референсы такие.
Тогда Саша решил найти поддержку у самой Пеньковой, устремив взор на неё. Но та, сделав вид, что это просто позор не знать такие элементарные вещи – отвернулась от него. Он бы посмотрел ещё и на Правову, но она, к сожалению, к тому моменту, перестала ходить на эти совещания, сделав свое доброе дело по выдаче путевки в жизнь Ответняк, лишь закрываясь с ней раз в день у себя в кабинете, для подробнейшего обсуждения всех возникших на данный момент вопросов. Саше казалось, что их, объединяет какая-то, неловимая на первый взгляд, но несомненно присутствующая, родственная связь. Несмотря на такие разные, явно принадлежащие к представителям иных национальностей, фамилии, они даже внешне сильно походили друг на друга. Даже разница в возрасте говорила о том, что Оксана, вполне могла бы быть незаконно рожденой дочерью Правовой, выращенной по какой-либо, неизвестной нам причине, в другой семье и стране, а теперь вернувшейся под крыло матери, помогающей ей в её дальнейшем становлении.
- Или вы может быть не знаете, что это такое? – вдруг усомнился в Сашином профессионализме Исходов.
В этот момент Саше стало очень страшно за себя. Он понимал, что его архитектурной карьере и так уже наступил конец, но теперь знал и то, что этот конец будет вовсе не веселым, с песнями и танцами, а скорее всего грустный, с позором и репрессиями.
Надо тянуть время, хотя бы до вечера. А уж как только он выберется с этого совещания, уж тогда точно, сразу же узнает в интернете, что же это такое. А пока будет врать, и делать умный вид. Вед, кто его знает, может это и есть то, самое главное, что он так и не смог познать в своей профессии?
- Я!? Знаю, конечно. Просто мы никогда не работали с дикими заказчиками, которым требовались эти референсы, - ткнул он пальцем в небо, и видимо попал именно туда, куда и не целился, так, как сверху посыпался шквал эмоций.
- Любому заказчику нужно это. Как вы не понимаете, что ассоциации прежде всего. Без них никак нельзя, в современном мире, - сказал Антон. И тут Саше показалось, что Исходов не учился в МАРХИ. Он заканчивал что-то другое, более возвышенное и утонченное. Может школу Английского дизайна, а может быть и Гнесинское училище, по классу скрипки? Но простая, земная, человеческая архитектура была наверняка ему уже не так интересна, как эти самые референсы.
- Хорошо, я согласен с вами, - произнес Саша, и несколько раз про себя произнес: - «Господи помилуй! Спаси и сохрани!».
И помогло. Бесы расступились.
- Хорошо. Тогда я жду от вас несколько их вариантов. Когда сделаете, занесите мне в кабинет. Я буду ждать! - сказал Исходов, видимо поверив ему на слово, смилостивившись, и дав на это какое-то время.
Антон был, что называется скрытым архитектором. Повсеместно наступали такие времена, когда истинные знания нужно было уметь скрывать в себе, чтобы не обидеть окружающих, заменяя их ложными, непонятными, не местными, взятыми из другого мира.
Саша слишком поздно понял это, успев развиться в профессии и стать профессионалом и ему было, что терять. Антон же, как более смышлёный приспособленец, разгадал тайну нынешних перемен в стране гораздо ранее Саши и не жалея потерь, не имея особого опыта проектирования, переметнулся в управленцы ещё в самой начальной стадии развития в себе архитектора. Он, не просто нашёл путь к выживанию, словно клоп высохший в щели под плинтусом, в ожидании возвращения своего хозяина из длительной командировки, но и жил в полную силу, получив тем самым возможность не только хорошо зарабатывать, а ещё быть всегда правым, жонглируя непонятными, подхваченными, где-то в «соседней квартире» новомодными терминами.
По дороге к себе, Саша встретил, как обычно блуждающего, словно дикий зверь в ночи Мышкина, в коридоре пятого этажа.
- Привет Толь.
- А! Привет Саш. Слушай, сейчас некогда мне! - сказал, явно терзаемый каким-то не решаемым вопросом Анатолий. В таком состоянии он находился практичесски всегда, в промежутках между отпусками. То ли от невозможности разрулить навалившиеся на него за время долгого отсутствия задачи, то ли из-за их невыполнимости. Ведь все они ставились ему, самой Венеровой.
- Толь, а ты знаешь, что такое референсы?
- И тебя тоже попросил!?
- Да.
- Это такие картинки, на которых ты, как бы сравниваешь свои решения фасадов с тем, что есть в природе, или уже кто-то посторил.
- А зачем сравнивать? Что так не видно, что ли? Да, и к тому же ещё если у меня на что-то известное похоже, так меня сразу в плагиате обвинят?
- Ничего не обвинят. Сейчас модно воровать у знаменитых. Заказчику нравится. Он потом может всем говорить: - «Смотри, это я сам придумал, и архитекторов правильно направил, чтобы они там-то, и там-то украли», - переминался с ноги на ногу Мышкин, так, словно хотел в туалет.
- А вот…
- Слушай, я не могу сейчас! Венерова покоя не даёт. Я наверно уволюсь отсюда к чертовой матери! Не могу больше, - договаривал он, уже скрываясь где-то в глубине коридора.
Саша прошёл мимо двери комнаты Арканина и, вдруг вспомнил о том, что тот просил его зайти ещё вчера утром, позвонив по внутреннему телефону – остановился и вернулся обратно, войдя в неё.
- Всем привет, - без намёка на улыбку, поздоровался он со всеми.
- А раньше вы улыбались Александр Александрович, - заметил с улыбкой один молодой, но сильно бородатый конструктор, ответив на его приветствие вместе со всеми остальными сотрудниками.
- О-о-о! Чего вспомнил! Раньше и Москва больше на город похожа была.
- Садись. Бери ручку и проверяй, - указал ему в приказном порядке, на место рядом со своим рабочим столом Арканин.
- Что проверять!?
- Сотрудников проверяй, - как всегда, оставался немногословным Арканин. Он, словно бы впал в какое-то хроническое недовольство от всего происходящего вокруг, в последнее время. Никогда не подпуская к себе негатива со стороны окружающих, он теперь, как бы сам извергал его по отношению к другим грубыми действиями, сам по себе будучи человеком добрым, когда-то даже обладавшим чувством юмора. Просто и у него давно сдали нервы.
- Сотрудников. Если не хочешь сам, то я буду диктовать из списка в компьютере, а ты отвечай, кто ещё работает, а кто уволился, - дополнил он, с таким выраждением лица, словно ненавидел тех, кого больше нет в институте.
- А-а-а! Вот ты о чём! Ну, давай! Только вот не понимаю, зачем тебе это всё надо? – поинтересовался Саша, догадываясь, что лучше всё же согласиться, чтобы не травмировать и без того травмированного ситуацией человека.
- Заче-е-ем! Заче-е-ем! Надо так! – передразнил, растягивая слово Арканин.
Он и сам не знал зачем ему всё это нужно. Но, как догадывался Саша, таким образом Арканин боролся с унынием, которое давно пыталось сломить, и не только его, показывал тем самым, всему своему коллективу, что пытается держать ситуацию под контролем. И от этого Саше было ещё грустнее. Ведь, несмотря на то, что это был телефонный список сотрудников - звонить теперь оставалось всё меньше и меньше кому.
- Колыванов, - зачитал Арканин.
- Не знаю такого.
- Кураев.
- Уволен, - тихо ответил Саша.
- Пырьев.
- Уволен на пенсию.
- Невзорова.
- Уволена, - отвечал Саша и понимал, что, по мере того, как список в компьютере Арканина сокращается, тает сама надежда на светлое будущее и у него.
В комнате все молчали. Слышно было только кликание мышью, и гудение вентиляторов в компьютерах.
* * *
Они сделали референсы, сравнив свои решения с куском скалы, срезом земли, с многочисленными её слоями, и даже с многослойным бутербродом для юмора.
- Надо бы ещё с какой-нибудь похожей архитектурой сравнить, - предложил Саша.
- Зачем? Мы же сами всё придумали! Не украли ни у кого! - обиделась Биатриса Михайловна.
- Ну, чтобы удовлетворить этих двоих наших детишек.
- Ну. Давайте тогда вместе искать откуда мы «украли» свое решение.
- Я вообще давно хотел сказать, что мне стыдно перед Гариком за то, чем мы все здесь занимаемся. Профессия сейчас деградирует на наших глазах. Мне кажется, что сам заказчик стал таким же диким, и непрофессиональным, как и наше руководство. Я помню, как раньше очень удивлялся, когда ко мне приходили «дикие» люди, которым я делал коттеджи, и интерьеры квартир. С ними приходилось тяжело. Примерно девяносто девять процентов работы заключалось в обучении их элементарной логике, и потом, попытках сделать исходя из их бредовых требований хоть сколько-нибудь логичную архитектуру.
Тогда я и подумать не мог, что со временем все крупнейшие, профессиональные заказчики, падут так низко, на уровень требующих психиатрической помощи, душевно больных частников, - сказал Саша.
- Ничего страшного. Я должен видеть и понимать всё то, что происходит в проектировании, - сказал Гарик.
- Хорошо, давайте, что есть. Я покажу Антоше, - согласился Саша.
- Прямо сейчас? Что вы вечно нагнетаете!? Вот у меня зуб болит, но я же спокойнее вас себя веду – лишний раз напомнила Биатриса Михайловна.
- А когда ещё? Потом у меня не будет сил на эту глупость, - ответил Саша, делая вид, что ничего не слышит про такие нелёгкие моменты в жизни своего ГАПа.
- Ну, берите, - сказала она и протянула ему несколько листочков формата А3.
Саша взял их из её рук и на секунду задумавшись, словно решая, промолчать, или всё же сказать - произнёс:
- А зуб давно лечить вам пора! Хотите я дам адрес неплохой стоматологии, где я уже лет пятнадцать наверно?
- Не надо мне ничего от вас! – с наигранной обидой, но, всё же улыбаясь, ответила Биатриса Михайловна.
- Смотрите же, моё дело предложить! – сказал Саша, и вынул из отделения своего кошелька с визитками одну из них, с фамилией врача стоматолога и его телефоном. Он положил её перед Биатрисой Михайловной на стол и вышел из комнаты.
- Что это вы мне тут положили? – услышал он уже, когда вышел в коридор.
- А это я вас со своим врачём хочу познакомить! Он, кстати спрашивал меня про вас. Говорит, что не может понять психологию экономящих на здоровье людей, - ответил он её уже на ходу, удаляясь от комнаты.
- А я вовсе и не экономлю! Вы прекрасно знаете! Зачем вы наговариваете на меня чужим людям!?
Саша подошёл к двери кабинета Исходова, которому выделили пустующую комнату, возле конференц-зала. Возможно по причине того, чтобы он мог в любую секунду, выскочив из неё оказаться в самой гущи событий проходящего в нём совещания, и тут же грамотно развить весь, такой вялый и инертный бизнес института. А может и потому, что отсюда было так близко, как до отдела кадров, так и до самого выхода на улицу, куда обычно уходят, положив подписанное заявление на стол начальника этого отдела.
Он постучался к нему в дверь, и тут же, не оставив и мгновения на раздумье, резко открыл её, тем самым очень сильно напугав, видимо в тот момент развивающего бизнес Антона, который от неожиданности чуть не упал со своего кожаного, черного, крутящегося кресла. То ли он занимался развитием лёжа головой на сложенных на столе руках, то ли просто испугался показать вошедшему американизированную позу, которую, как раз и нужно занимать в таких случаях, не успев убрать закинутые на стол, скрещенные ноги? Саша не понял, да и не хотел понимать, так, как все эти новые технологии его не интересовали, ведь он, по мнению генерального директора, не справился и с такими простыми – старыми.
Антон, в отличие предыдущего хозяина этого кресла, бывшего заместителя по производству, налаженному ещё Пристроевым, не был уверен в безнаказанности за безделие. Ведь, в силу своего возраста, ещё не знал, как умело и пафосно бездельничали те, ещё старой закалки, заместители, которые не боялись ничего, кроме чужой глупости, более глупой, чем свойственная им. Но он был уверен в своём уровне знаний, и эта уверенность полностью затуманивала его мозг, который всё же продолжал реагировать на резкие движения, словно датчик движения, в богато оформленных интерьерах.
- Что у вас!? – испуганно, и вместе с тем озлобленно спросил его Антон, широко раскрытыми глазами глядя сквозь него.
- Добрый день Антон Давыдович, - вежливо поздоровался с ребёнком Саша.
- Здравствуйте, - несколько, менее гневно ответил Исходов.
- Я принёс референсы, - положил их ему на стол Саша, как бы делая реверанс. И тут же отошёл, не столько из вежливости, сколько из-за того чтобы Антон не вовлёк его в это сложное дело развития бизнеса, так, как Саша боялся всех этих новшеств.
Антон тут же, взяв их в руки, быстро просмотрел, и ответил:
- Замечательно. Вот если бы вы сделали это раньше, то Дине Игоревне и не понадобилось бы искать помощь где-то на стороне. Кстати, хотите посмотреть, что они сделали? У меня есть уже всё на почте. Не знаю видела ли Дина Игоревна, но она, впрочем, так же, как и мы с вами может сравнить их картинки с вашим буклетом, который у неё уже довольно давно лежит на столе, ожидая подписания, - сказал он Саше, уже, как истинный архитектор, а не развивающий бизнес директор, что он мог позволить себе только наедине вспоминая свою истинную профессию, как в кошмарном сне, и стараясь не говорииь о ней лишний раз.
- Да, Антон Давыдович, - сказал Саша, видя, что правильно сделал, принеся сегодня референсы. Ведь Антона теперь поверил в то, что Саша понимает, что это такое.
- Тогда я отравляю вам на почту. Завтра совещание. Там и обсудим, что делать дальше. К тому моменту Дина Игоревна, я думаю, все нам скажет, - слегка улыбаясь, произнёс Антон.
- Спасибо Антон Давыдович, - сказал Саша, не пытаясь улыбнуться, так, как ему было почему-то очень грустно, неуютно, и противно, находиться в этом кабинете, который, как и кабинеты всех новых руководителей, отличался от прежних их хозяев пустотой своих полок. Если даже у Райкина было множество дорогостоящих подарков, пускай и не от творческих людей, а от таких же, как и он чиновников, но всё же по ним можно было, что-то сказать о самом хозяине кабинета. Об этих, новоиспеченных руководителях невозможно было сказать ничего, кроме, как то, что они пусты, как их полки.
Саша всё же спросил:
- Ну, и вы считаете эти фасады лучше, чем те, которые сделали мы?
- Они правильнее работают. А лучше, или хуже – не нам судить.
То, что было сделано народным архитектором ГУМа, не расстроило Сашу. Архитектура художника оформителя была достойной, но, только, как плоская картинка, не более того. И то, благодаря тому, что, у него работала подруга одной из бывших Сашиных сотрудниц, которая, собственно и разрывалась там на части, работая над всеми направлениями, начиная с. оформляя витрин, и кончая проектированием всего, что попадало в ГУМ, как подпольный проектный институт.
Надо сказать, что в последнее время Саша стал замечать появление на свет множества архитектурных контор, которые по сути своей являлись прежде всего декораторами. Окончившие МАРХИ, молодые люди умели хорошо рисовать, при этом так и не приобретя представления о том, что же на самом деле есть настоящая архитектура. И, как ни странно, именно такие, раскрученные конторы, и привлекались заказчиком к процессу проектирования, снимая самую пенку с выделенных на проект денег, а по сути выполняя работу уровня студента третьего курса архитектурного колледжа. Само знание архитектуры, со всеми нюансами особенностей планировок, требований норм, не требовалось для этих целей. Нормы обязаны были знать те рабы, которые остались на улице, благодаря падению всеобщего уровня, как инвестора и заказчика, так, и самого руководящего состава, крупных проектных холдингов, которые считали успешными именно тех молодых людей, практически детей, которые грамотно умели воровать решения фасадов с уже построенных, раскрученных объектов, прикрываясь так широко востребованными референсами.
Эта девушка даже и не стала тратить время на построение объёмки, как таковой, сделав её фрагментарно. Взяв их картинку и подстроившись под существующий ракурс, построила только апартаменты, более примитивно, но с применением заморачивающих голову эффектов, таких, как ночное время суток и светящиеся помещения благодаря сплошному остеклению. Сам же стилобат обработала в фотошопе,
Как много изменилось в проектировании, и всего за каких-то десять последних лет! Главным стало уже не сама идея, а её подача. Чем лучше подача, тем проще утвердить архитектуру у заказчика. А её грамотность уже не имеет никакого значения. Всё равно потом рабы-профессионалы исправят все эти детские ошибки, допущенные художником, и приведут здание к реально осуществимому внешнему виду.
Таким образом, произошло некое раздробление профессии, на её составляющие. То, что раньше умел делать один человек, теперь выполняют несколько. Каждый из которых знает только ту малость, которую ему и положено знать в этом раздроблении ответственности.
Саша вспомнил, как кто-то ему рассказывал о том, что в Америке дантисты делятся на специалистов в области определенных видов зубов. Например, специалист по передним, нижним, или верхним зубам. И, уж наверняка, скорее всего есть мастера по удалению зубов «мудрости». С ней-то теперь сможет справится даже специалист узкого профиля.
Почему же это произошло? – возникал сам собой, такой простой вопрос, на который не было, да и не могло быть никакого ответа, разве, что только одного. Так проще управлять людьми, сокращая уровень их знаний, и делая из них послушных рабов, во всем поступающих так, как было им приказано руководством.
* * *
- Саш привет, - поздоровалась с ним ГАП Ольга, которая все ещё работала там же в первой мастерской. Она встретилась в коридоре на пятом этаже. Саша старался теперь не проходить по четвертому этажу.
- Привет Оль, - ответил ей Саша, вспомнив, как перед его повышением на должность руководителя четвертой мастерской, Надеждин, буквально за день до разговора у Райкина, спросил его:
- А кого же я вместо тебя поставлю в бригаде?
- Как кого Алексей Анатольевич!? А Ольга!? Она же киборг! Она, и только она! Вы еще сомневаетесь? – ответил тогда ему Саша.
Надеждин сомневался, как человек думающий, вникающий во все вопросы, и переживающий за возможные последствия неправильно принятого решения. Это и отличало людей того поколения, к которым Саша причислял и себя, от тех одноклеточных завоевателей, не знавших страха и риска ошибок.
- А как ты думаешь, она справится? – по-детски, неуверенно, спросил он.
- Конечно же! Но, дело ваше.
И сейчас, когда Ольга вполне доказала свой профессионализм, Саша не хотел ей лишний раз показываться на глаза, понимая, что он находится рядом с ней в положении изгоя, неприкаянного архитектора, не имеющего под собой почвы.
- Как у тебя дела? – спросила она его.
- Ты знаешь всё очень плохо. Но, как видишь, настроение у меня хорошее. Я уже со всем смирился и мне всё равно. Более того, стало казаться, что не хочу быть больше архитектором, чем угодно занимался бы, только не архитектурой.
- Ты знаешь, что Надеждин уволился? – вдруг ошарашила она его своим вопросом.
- Так я же на днях видел его?
- Да. Ещё пару дней будет. До пятницы, и всё.
- Он так держался за мастерскую, за институт. Когда его Развалов пытался убрать, искал защиты на ДСК. Теперь вы совсем бесхозные будете. Может тебе предложат. Не отказывайся. Только имей ввиду, что это уже конец.
- Ты представляешь Развалов его уговаривал не увольнятся! Я это точно знаю, наверняка. Мне Тихов сказал, а ему Надеждин.
- Какой же он все-таки идиот, этот Развалов. Теперь, когда все грамотные инженеры из первой мастерской, уволены, когда выжили и самого Родштейна – мальчик Петя испугался, и стал уговаривать Надеждина остаться. А ведь, я знаю наверняка, ещё пару месяцев назад, он его ненавидел, и считал неудачником, не справляющимся с поставленными задачами.
- Я всё знаю и от этого только тяжелее. У него даже сам Господь Бог, не справится!
- Да Оль. Он не успокоится, пока всё не разрушит.
- Саша, а Александр Анатольевич будет устраивать проводы, ты знаешь?
- Ты в первую очередь должна знать.
- Я не знаю.
- Почему?
- Он молчит. Да и приглашать некого уже совсем.
- Если даже он вас соберёт, я не пойду к нему, если он меня не позовёт.
- Почему?
- Потому, что ему сейчас очень тяжело. Я говорил, что в институте всё плохо и он трещит по швам. Надеждин не верил мне. Положение первой мастерской было всегда выгодным из-за того, что вы делали план для всего института. Теперь же ситуация изменилось. Никому ничего не нужно. Все ходят вялые. Мне сейчас показываться у него перед глазами, только ещё больше бередить рану.
Он будет выглядеть передо мной глупо, как Фома неверующий. Ему это будет неприятно. Если он захочет сам, тогда я приду с удовольствием.
- Я и сама чувствую, что он уйдет по-тихому. Работа была для него всё.
- Теперь институту точно конец.