В это время и появилась в институте Пенькова. Очередной зам по производству. Её объединяло с Венеровой не только отчество, но и некий истерический склад характера, который имеется в каждом человеке, но получает своё развитие только попадая в определенную среду, где он может развиться. У некоторых это семья, где муж является неким истуканом, на котором и тренируют свои вокальные данные определённый типаж женского населения. Кому-то удаётся пробиться на другой, высший уровень применения своего дарования. И в этих случаях такая вещь, как муж уже не нужна. Она безполезна и только лишь мешается под рукой, когда нужно сделать очередную глупость.
Пенькова была именно таковым человеком. Не имея никакого отношения к проектированию, Ирина Игоревна смогла прокричать себе положение в обществе, прогрысть его зубами и верила в то, что теперь она умеет всё. Но, не только эта особенность характера помогала ей в продвижении по служебной лестнице, она ещё имела хвост. Который прятала у себя под юбкой, или наматывала вокруг пояса, тем самым скрывая принадлежность к пресмыкающимся гадам. Он собственно ей был не нужен, так, как её и так боялись, не хотели связываться с ней. Он болтался скорее, как атавизм. Только изредка, Пенькова пользовалась своим змеевидным характером.
Засев в своей норе, в который превратился теперь кабинет Пристроева, пустовавшей всего каких-то три, четыре недели после Раскурова, она тут же выкинула школьную доску, которую он не смог увести с собой, так и не получив служебную машину, не имея возможности пробиться в центр на своем «броневике».
Поскольку все ДОУ, и школы были теперь в надежных руках Хазанова, который беседовал иногда о них, в случае безвыходных ситуаций, с Правовой, а может и потому, что сама Правова, не хотела отдавать контроль за своими объектами, вцепившись в них мертвой хваткой, Пеньковой достались только ТПУшки.
Причем не те, что делали подброшенные в гнездо усыхающего института проектировщики, из разваленных институтов Москвы, а только тот, новый Транспортно-пересадочный узел, что был привнесен в институт, после, её назначения на должность.
Саша думал над этим, не понимая, зачем так раздроблена ответственность руководителей за проектируемые объекты. Ведь можно было управлять всем процессом и с помощью всего лишь одного человека. Но, как только он возвращался к этой теме, ему тут же становилось безнадежно грустно и тоскливо от невозможности уже никогда вернуться в свое прошлое. В те времена, когда люди действительно старались приносить пользу, и не убегали от ответственности, когда уровень знаний был на порядок выше, и никому в голову не приходило сокращать сотрудников ради повышения производительности.
* * *
Пенькова, к тому времени, поняв суть ничего не делания, в очередном на её пути институте, принялась отчаянно изображать деятельность. Для этого ей, прежде всего нужны были действующие лица, которыми и были назначены Саша, Давыденко, провинившиеся, смежники, иногда вызывалась Беатриса Михайловна, для пущей же важности звалась Правова, как человек, хорошо разбирающийся во всех видах ТПУ. Ведь она, как ИО главного инженера института, к тому времени, многое уже умела и Саше казалось, что не ту профессию он выбрал в свое время. В такие минуты ему становилось очень грустно за потерянные, на приобретение опыта, годы.
- Я пришла надолго. И меня просто так не убрать. За мной стоят люди, - так уверенно заявила Пенькова на первом своем совещании, что Саша подумал, что вот в чём видимо и кроется причина его отстраненности от возможности проектирования в полном объеме. Оказывается, для этого нужно, чтобы кто-то за ним стоял. И он оглядывался не раз, но никого не видел, кроме Хазанова и Правовой. Это были явно не те люди.
Вскоре в институте и появился Антон Давыдович, как его положено было называть, в связи с занимаемой им высокой должностью директора по развитию. Фамилия его была Исходов.
На вид ему было примерно лет тридцать, не больше. Мужественности ему придавало, изрытое кратерами, словно бы после оспы лицо. Исходов одевался во всё тёмное. Бархатный, отливающий чернильно-синим пиджак, прибавлял лишние десять лет. Каждый день на нём была чистая белая рубашка, с растёгнутым воротничком, не знающим галстука.
Казалось, что за его плечами десятилетия тяжелой, нервной работы руководителя. Поговаривали, что кто-то раньше видел, как он выдавал себя за архитектора. Но это было очень давно. Много, много лет назад. А сейчас он замещял директора по развитию. Что именно он должен был развивать? В институте никто не знал. Да и сама Венерова, подобрала его как-то по-тихому, невзначай, по случаю, как ценного кадра, валявшегося у обочины дороги, по которой шла массовая эвакуации проектировщиков из профессии.
Может именно по этой причине она и не стала его представлять перед сотрудниками института, как человека, явно не собирающегося тут долго сидеть. Ведь у него был уже совершенно другой уровень руководителя, который подозревал работу на одном месте не более трех месяцев, иначе его раскалывали, как разведчика, понимая, что он собой представляет.
Он также приходил к ней на совещания, но, по большей части сидел тихо и смирно, ничего не предпринимая. Саше казалось, что Пенькова побаивается его, понимая, что создавать видимость работы сразу двоим, да ещё и в одном кабинете, очень опасно.
Но, народу бежать из института пока всё ещё не хотелось, и только поэтому многие закрывали глаза на весь этот спектакль в театре юного зрителя.
* * *
Буклет с архитектурной концепцией, разработанной самим Мишулиным, Саше принесла Давыденко, с архитекторами которой он теперь должен был заниматься транспортно пересадочными узлами, пока по понятиям, ожидая приказа о его назначении на должность главного архитектора этой мастерской от смилостившегося Развалова. Но, Саша не хотел никаких назначений и переездов, понимая, что в этом уже нет никакого смысла. Он видел, что Пётра Ильича теперь меньше всего беспокоит, куда его пристроить. Лишая его должности он и не думал о том, что озвученное им предложение о новом Сашином назначении нужно будет воплощать в жизнь.
- Ирина Игоревна сказала, чтобы мы не меняли ничего в этой концепции. Она окончательная и обжалованию не подлежит, - с улыбкой сказала Давыденко.
Открыв буклет, он сразу понял, что его делал не архитектор, а менеджер. Кто такой этот Мишулин? Саша не знал. Но, в народе поговаривали, что он и есть сейчас тайный главный архитектор холдинга, получающий свою подпольную зарплату.
Явный же, Мышкин, оказался на самом деле исполняющий обязанности такового, как Саше сказала Сан Санна, которая держалась за должность помощника заместителя начальника отдела кадров, хоронясь в одной из тайных щелей своей комнаты.
- А, кто же тогда Мишулин? – спросил он её.
- А хрен его знает, кто он? У нас в штате такого нет.
Саша пошёл с буклетом сразу, как только он оказался в его руках к Беатрисе Михайловне.
- Вот. Это и есть наша новая работа. Здесь концепция от Мишулина. Посмотрите, как красиво! Он знает толк в ТПУ! - сказал Саша и положил ей на стол буклет формата А3, несущий в себе информацию, которой не хватило бы и на А4.
Все подошли к столу, чтобы посмотреть то, как сегодня принято проектировать.
Это были какие-то никому не нужные схемы, выполненные для чего-то в объеме, в виде цветных кубиков и прямоугольников, со множеством стрелочек, и, скорее всего взятыми с потолка, цифрами. Архитектура начиналась где-то ближе к концу, не такого уж и тонкого буклета. Сама по себе она вполне могла бы быть. Но только не в такой проработке, которую, года четыре назад, просто никому бы в голову не пришло выносить за территорию мастерской с целью согласования, или выдачи задания. Это был позор. Но, как самая первая мысль, она всё же могла существовать. Складывалось впечатление, что тот, кто рисовал, понимал это, и только по этой причине отодвинул сами архитектурные решения, далеко в конец буклета, заполнив бесполезной, никому не нужной трухой. И это было сделано, то ли из-за обычной в таких случаях, нехватки времени, то ли профессионализма, но, скорее всего по причине отсутствия совести.
На генплане, достаточно условно была показана окружающая застройка, что очень насторожило Сашу.
- Графика чем-то напоминает Бакулевку в исполнении Ирины Боруховны, - заметил Саша.
- Точно! Ни о чем! – сказал Пётр, который видел её архитектурно планировочные решения, оформленные примерно в такой же бесполезно-нелепый буклет.
- Ну, вот, собственно и всё, что нам нужно для того, чтобы начинать проектировать. Менять мы ничего не будем, хотя бы только потому, что незачем менять первые эскизы. Нам предстоит проектировать дальше, а не молиться, как первобытные люди, на пришельца, высеченного из камня. Из этих примитивных схем, видно, что овальные в плане, многоэтажные апартаменты расположены на обширной, трёхэтажной, стилобатной части с эксплуатируемой кровлей в виде садика, и встроенными в неё магазинами, парковкой, и выходом из метро. Это поможет нам начать проектирование. И плевать на то, что кто-то называет эту стопочку картинок готовой концепцией. Вперед, к победе социализма! – весело сказал Саша, видя, что с точки зрения архитектуры ничего нет, планировками не пахнет, но, примитивное задание для начала проектирования имеется.
- А с чего начинать-то? – спросила Биатриса Михайловна.
- Как, с чего? С инсоляции, - пошутил Саша.
- Так у нас же нет ни фига окружающей застройки! – сказала Биатриса Михайловна.
- Впрочем, как и у него. Но ему проще было. Ведь если человек не видит вокруг своего объекта ни одного здания, ему гораздо легче, чем тем, кто способен открыть карту Москвы и понять, что к чему. Первым делом посмотрите окружающую застройку. Самим апартаментам по фигу, но, они могут закрыть кому-то свет белый. Это очень серьезная тема. Я, например, более чем уверен, что Мишулин имеет на это право в отличие от нас, - пошутил Саша.
- Хорошо, сейчас посмотрим карту. Гарик открой в интернете, - сразу же, не откладывая, попросила Биатриса Михайловна.
- Да, и ещё вот, что. Мишулин просил ни в коем случае не менять концепцию. Наташа сказала, - с издёвкой, добавил Саша.
- А если инсоляции нет? – спросил Гарик.
- Все равно нельзя! Это же сам Мишулин! – улыбаясь, произнёс Саша.
- Вы знаете, я вам давно хотела сказать, что у меня в квартире тоже совсем солнца не бывает. И я даже балкон так стеклила, чтобы переплёты были как можно меньше, а стёкла огромные. Пришлось столько денего отдать за алюминиевые рамы. Но они наитончайшие! У меня очень маленькая квартира и поэтому балкон вот уже много лет завален барахлом. Всё нет времени разобрать его, - вздохнув, рассказала Биатриса Михайловна.
- А вы и не разбирайте его, если выкидывать хрюньё жалко! - предложил Саша.
- И вот вы знаете, как раз сегодня с утра, перед выходом из дома, я, случайно взглянув в окно из комнаты на балкон, обнаружила там бычок! Откуда он мог ко мне попасть!? Ведь балкон остеклён, а я не курю, - не обращая внимание на Сашино предложение, пожаловалась Биатриса Михайловна
- Да, город наступает! Его влияние уже чувствуется даже через закрытые окна, - хитро улыбнувшись, сказал Саша.
- И, всё же я не пойму, кто мог там курить! – произнесла уже словно сама себе Биатриса Михайловна, садясь за рабочее место, перед монитором.
* * *
- У Пеньковой совещание по ТПУ, - сказал Саша Сергею, прочитав об этом в Autlook.
- Интересная тема. «Ну, с Богом», - сказал Сергей.
Саша пошел в сторону Биатрисы Михайловны, по дороге проходя мимо комнаты Дедовой, которая в данный момент разговаривала по телефону. Но, увидев Сашу, она оторвала трубку от своего уха и громко сказала, поймав его взгляд:
- Сегодня вечером будет смотреть. Завтра я вам всё расскажу.
- Спасибо Катерина, - ответил Саша.
У Дедовой не было времени общаться с Сашей. Да и вообще, ему казалось, что она умеет разговариать только по телефону, с теми, кто позвонил ей. Странные времена наступали в мире. Приоритетным в выборе способа общения, из всех возможных, постепенно стал побеждать, вытесняя остальные – виртуальный. Вотсап, интернет, социальные сети.
И это касалось теперь не только личного общения, но и решения рабочих вопросов. Те, кто был рядом, и до кого можно было дотронуться рукой – отходили назад, далеко на второй план. Autlook координально изменил ситуацию на производстве, заменив деловые контакты, и мелкие переговоры, внутри стен одного предприятия, на краткие, сухие тексты сообщений, отправляемых по внутренней почте.
Рядом с Биатрисой Михайловной сидел Арканин, единственный ГАП из четвёртой, а теперь седьмой мастерских, которым, вместе с его немногочисленной бригадой конструкторов, Саше позволили руководить, отняв всех остальных ГАПов и ГИПов. Арканин доделывал конноспортивный комлекс и храм на триста прихожан, оставшиеся после огромной, и работающей, как хорошо отлаженный механизм, мастерской.
Подчинённые Арканина, являлись одними из самых стойких членов, искусственно расчленённой мастерской. Саше было уже всё равно, уволятся они или нет. Единственное, что тревожило его, это их дальнейшая судьба.
Каждый раз, заходя в комнату к Арканину утром, для того, чтобы расписаться в журнале посещаемости, который оставался у него в бригаде, как память о тех, давно уже всеми забытых временах, Саша попадал на утренний опрос ГИПа. Арканин вычёркивал из хранящегося у него в компьютере Вордовского файла с фамилиями, тех, кто уже был уволен, или написал заявление самостоятельно. Он вёл свой список сотрудников, в отличие от отдела кадров.
Саша давно замечал, что Арканин и Биатриса Михайловна дружат. Ходят вместе обедать. В бассейн. Он радовался за них.
В комнате так же был ещё и Гарик.
- Добрый день поздоровался он со всеми.
- И вам не болеть, - деловито произнёс Арканин, протягивая ему руку, слегка привстав.
- Здравствуйте Александр Александрович, - поздоровался Гарик, встав из-за своего стола, и протянув ему руку
- Привет, - ответил Саша.
- Идёте? – спросил он Биатрису Михайловну.
- А надо?
- Надо.
- Тогда иду. А Давыденко берём?
- Она уже там
- Александр Александрович, подождите, у Мишулина не инсолируется пара домов, напротив. Мы с Гариком посмотрели. Там учебные корпуса университета, и общежитие. Вот, из-за него-то, и проблемы! - сказала Биатриса Михайловна.
- То есть вы хотите сказать, что такие красивые, напоминающие лодью, в плане, апартаменты, можно теперь выкидывать на помойку?
- Именно.
- Зачем же тогда этот буклет был им разработан? Ничего не понимаю. Но, впрочем, он нам всё равно помог. В нём основные площади, граница застройки, вестибюль метро. Как раз то, что нам нужно для начала проектирования. А вы еще спрашиваете, идти ли вам со мной на совещание!
- Вы же видели этого деятеля!? – явно намекала на бескомпромиснось Мишулина Биатриса Михаловна.
- Детский сад, какой-то. Они, спят и видят, как бы отменить всю непонятную им и от этого ненавистную инсоляцию, не понимая, что вместе с ней они обрекут Москву на вимирание! – сказал Саша.
Биатриса Михайловна, ничего не ответив, встав и вместе с Сашей выйдя из комнаты, оставив Арканина, продолжающего сидеть у её стола.
- Александр Александрович, возьмите! – уже догоняя всех в коридоре, прокричал Гарик, протягивая Мишулинский, теперь такой бесполезный, но с красивой архитектурой, буклет. Он давал им надежду на то, что проект ТПУ, можно и не делать, по причине того, что никому не нужен торговый центр с гаражом, если нельзя сделать деньги на лишних двадцати тысячах метрах квадратных халявного жилья.
ТПУ, по большому счёту, являлся предлогом для того, чтобы, разводя потоки, приехавших в город на заработки пешеходов, заработать на сдаче в аренду огромных площадей и продажи апартаметов.
Вообще идея, в основе своей хорошая, и не противоречащая градостроительной концепции самого района, где должно было производиться строительство. Наличие железной дороги в непосредственной близости не позволяло строить там жилые дома, апартаменты же – легко. Думал Саша. И, главное в соответствии с нормами на проектирование, если бы не этот подвох с инсоляцией.