Палладий

Ад Ивлукич
                Подарок для ЕНВ Бэйли Джей
     - Сядь и засохни, - долгим, как просо в лукошке или глобальная трахома голосом указал Горбатый, парацетамоля баргузиновыми наплывами торпец малый, в голбец с торца устаканенный меж опорожненной бутылкой из под  " Алабашлы " и картоном той дурилки, что так и сгинула с концами в Межзвездном пространстве стебанутого по обочине Хокинга, неприязненно посмотрев на топыримые лихим ветром галифе Володи Шарапова, внедрившегося в банду велением Глеб Егорыча, в данный миг между прошлым и будущим суетливо раздающим приказы перед полосатым в полосочку шлагбаумом стратегических желдорог Союза.
    - Папаша, - взмолился Шарапов, алчно зекая на богаческий в перьях стол главаря, там и маринадный Расторгуев стоял соплями обочь грибочков - рыжиков, помнивших еще сравшую на них лесом Ландер, и прошловековые вековушки печально дохали, полузасыпанные маслицем и лавровым листом, ожидая кавалеров, уже входящих гамузом и гуськом пошагово в горницу Марьиной рощи. Первым вихрился шикарным кашне, сменянным на сахарин под Бобруйском в сорок втором, Промокашка, будучи на самом деле мусором из КГБ, убитым другими мусорами из МВД в метрополитене, чего никогда не было, так как советская власть и ведущие к БАМу стройотрядовские лепехи, вторым катился колобком штрафной Левченко, тоже, как вот ни крути, не бандит, а гауптман Фриче из любого фронтового кина эпохи застоя, когда халявной массовкой возмещали недостачу ума Тарковского, пропившего минимальные таланты, щиро отсыпанные в кассе взаимопомощи при месткоме, третьим влез клетчатым пальтецо неузнаваемый Абдулов, не Сева мордатый, предатель и курок жадный, а Гаврилыч, опустивший грызуна Кушанашвили в целях подлизаться к чеченским тейпам близкородственных взаимоотношений, четвертый был по имени убийца Диомидов, глаз стеклянный и тельняшка, ножик вострый под полой, коцал люд он как букашек, а так звали рогатый троллейбус на Маскве, не знающей, что родится вскоре Витухновская и жабы рогатые из сказочного фэнтези оживут, призывая Иг - Науров и болотных демонов оппозиции, пятый - он везде пятый, хер пойми этих пятых, все на одну рожу, но этот конкретный позаимствовал личину у клевой брюнетки, ибо был пятый бабой, с бриллиантовым кольцом на пальце, палец в носу, рядом с кокаином, а шестая сама вбежала впоследствии, именуясь Глашей или Клашей, это уж кому как угодно, хоть книжно, хоть по поганцу Говорухину, слава Богу, помер гад, некому теперь изобразить ветерана морских сражений под Готландом в виде жида с гитаркой Разъебаума, в общем, полна горница людей, ни оконцов ни дверцов - полна жопа огурцов.
     - Ты не говори так - то, - прикрикнул на возмечтавшегося упомянутым ранее абзацем Шарапова мордатый Левченко, укутываясь вместе с самоваром душегрейкой с крутого плеча барыни Салтычихи, притопившей всех Мум по плану тактицкого отступления сокращения линии армии маршала победы Жукова, тоже присутствующего тута в виде радио, висело на стенке, никого не трогало, но реально выносило мозг жестяным голосом военного начальника, обучающего школьных пионеров навыкам пить вино с двадцати одного года, а подыхать за тайные счета путинцев с восемнадцати, в чем и кроился такой смысл, что продолжил речи сальные Левченко, не убоявшись кипешующего маленько Горбатого, - сам не понимаешь, чего говоришь - то.
    - В - натуре, - кивал кулаком убийца Диомидов, грозя рандолевой фиксой примолкшему по причине полуночи радио, замершему в подслушивании тайн всяких на стене, - ты, бля, партбилет на стол положи, а мы рассмотрим.
    Шарапов хмыкнул, пойдя морщинкой строгости, нащупал под галифе заветный ларец из рыбьего зуба и вынул. Сначала портянку, разумеется, потом сухарь, сапоги, дополнительный боекомплект, пожухлую от огорчения газету, где пропечатали о скоропостижности Лесли Нильсена, земля пухом смешному человеку, приносившему лишь радость в каждый дом, не исключая кошек и стремное лаптевое порево питерских Берковой и парочки каких - то ублюдков, пыхтящих и не умеющих смастырить простейшее дипи, лейкопластырь с присохшей махорочной крошкой, гвоздодер, лишь немного заржавевший, но из чугуна и с клеймом дореволюционной выделки фабрик Урала, оловянную, как глаза Промокашки, стопочку аккурат на пятьдесят граммулек, наградную, словно трофейный ТТ Фокса, тоже влетевшего в горницу, хотя и быть ему на Петровке по книжке, но автор - я, всегда нравился мне Белявский, потому вот так вот.
     - Нет у него партбилета, - спешно махнув стакашек водочки, зажевывая прокуренным воздухом и скидывая шинель с орденом Отечественной войны первой степени на руки бельэтажной Мавруши, рубанул Фокс и засмеялся.
     - А не суши зубы - то, - козлиным тенорочком возликовал Ефим Суббота, внезапно проявляясь на пороге окулярами и чуть поскрипывающими от буржуазного достатка козловыми ботиками из фетра, под правой подошвой коих лежала уплощенная примитивизмом абстракции гнусная старушка Нина Ургант, а левой не было, потому как забухал один из братов Борисовых, некому было играть долговязого Сильвера, вот и пригласила мудака Ефима, оторвав ногу трамваем, чем пришибли сразу пять зайцев :  во - первых, теперь будет постоянный инвалидный фронтовик, во - вторых, Сара Бернар, в - третьих, профсоюзная путевка в санаторий и льготы, замененные денежным довольствием путинских реформ поширше, поширше, в - четвертых, х...й с ним, а в - пятых, само собой, все пятые похожи, таким образом, моя милая чудесная волшебная Бэйли, захомутал коварный Ефим Суббота сказку к началу, когда персонажи еще только входили в горницу.
    - Товарищи ! - надрывно закричала из соседнего павильона красотка Фатеева. - А в соседнем продмаге кильку выкинули по талонам на повидло за прошлый квартал.
    И все убежали. Хоть и Масква, а недостачи и там тоже.
    Хичкок открыл внимательный глаз, хитро блеснувший под припухшим веком, внимательно осмотрел возлежащую с коалой на пышной груди Богиню, удовлетворенно вздохнул и сменил вздорную Хенесси на юную Каролин Возняцки, чьи остренькие детские сосочки буквально протыкали облегающий костюм теннисистки, потому и не ожидаемый ассоциативно Айронсайд ни хера, а первоисточный Набоков.