1-Неизбывная тоска

Серж Стаховски
Посвящается моему Ангелу Marina_d

Вступление

…Ещё не растаяли в утренней дымке слабые лучи звезды Сириус, а из-за вершины горы начали проглядывать светлые отблески светила. Совсем не ясные, только набиравшие силу, но уверенно окрашивающие край неба в розовые и пурпурные цвета. Такие же пурпурно-красные тоги заслонили уступ вершины на тропинке к священному месту Тор. Около полусотни послушников неумолимо брели по стёртым камням вверх, навстречу восходящим лучам. Никто не обращал внимания на красную, потрескавшуюся от холода кожу. Это совершенно не важно. Теперь не важно. Главное, что они успели. Дары будут доставлены в святой Тор до восхода Светила.

Два орла спокойно наблюдали за процессией. Они привыкли к пустынным просторам горных массивов, и такое количество людей их явно смущало. Останутся ли люди на вершине, или, недолго пробыв в лучах восходящего Солнца, пустятся в обратный путь? В любом случае у них будет славный обед. Не все одолеют длинный путь обратно – никто не выживет среди седых вершин. Третьего не дано.

Трое первых из печальной процессии уже достигли преддверия старой пещеры Тора, спустились на колени и загудели в монотонной мантре, вызывая древних духов – покровителей этих мест. Через полчаса все дары были собраны возле входа в пещеру. Дело сделано. Осталось только ждать. Все пришедшие заняли места поодаль от старейшин, чтобы не мешать духам. Через час Солнце потемнело и стало отступать. Священный камень начал заметно дымиться, и сквозь дымку один из старейшин начал различать округлые контуры, едва шевелящиеся в мареве. Сверху послышался вой, и на площадку медленно опустилась тень. Никто, кроме зовущего, не смог заметить выходящих на площадку. Зовущий услышал в голове призыв, готов ли груз? Это даже не слова, это можно было только почувствовать и распознать направление мыслей, неявно, но отчётливо.

– Да, мой Господин, мы принесли всё, что было собрано.

Одобрение.

– Мой Господин, путь был слишком тяжёл и длинен, мы просим позволения остаться здесь. Мы не сможем вернуться. Наши дети продолжат и закончат то, что предназначено судьбой.

Протест!

– И всё же, нам будет легче остаться здесь.

Груз давно исчез в мареве над священным камнем, а тень всё не исчезала как обычно. Долго, очень долго длились эти минуты. Многие из пришедших мирно спали, не ища удобств. Спали, повалившись друг на друга, в засохших коростах на окровавленных ступнях, едва прикрывшись своими тогами. Это был последний сон.

Постепенно рёв начал нарастать. Ничто не вечно под лучами ранней звезды. Время неумолимо.

До самого заката ветер медленно разносил пыль от рассыпающихся высохших тел. На ближайшие сто лет эти вершины больше не услышат ни рёва, ни грохота. Лишь беззвучно крылья орлов, так и оставшихся без обеда, будут рассекать небеса, охраняя вершины от посторонних глаз.


Глава первая – Ни о чём не жалеть?..

Ни о чём не жалеть – это дар. Творческий человек наделён другим даром – вызывать из небытия бесконечно прекрасное. Но червь сомнения всегда гложет его ранимую душу. Как жаль времени, потерянного на сомнения, потерянного навсегда. Но в том-то и фокус, что сомнения часть творческого процесса. Одна скользящая по «больному» в хорошем смысле разуму мысль изводит сознание до исступления, пока все части головоломки не встанут на свои места. А если не встанут?

Моя степень сожаления бесконечно велика. Мне есть о чём жалеть. Многое в моей жизни изменилось. Изменения не к лучшему или худшему, нам не дано в полной мере осознать значение событий, происходящих с нами. На одной чаше весов несметное богатство счастья великого чувства, так бездарно потерянного мной. Но на другой чаше весов не менее ценный груз, спасающий нас от бесконечно жестокой потери. Это люди, которые не безразличны к твоим бедам. Их не много, но они есть. Это талант, другим людям совершенно не доступный, потому что он только твой. И от этого способный дарить радость, когда ты им делишься с другими. Мелкие радости жизни – вкусный обед после стольких лет анабиоза всех чувств, в том числе и вкусовых. Способность находить красоту окружающего мира в падающих на твои ладони снежинок, так часто раздражавших раньше. Тишина и покой, когда ты рад тому, что уже несколько лет тебе никто не звонит.

Очень страшно потерять ощущение сказки. После этого уже ничего не радует. Это как будто тебя подняли над землёй, показали тебе, как выглядит Рай, и бросили обратно на землю с такой силой, что кажется, ничего живого в тебе не осталось. Ну, дали бы умереть спокойно. Так нет! С постоянной регулярностью проверять, как заживают твои раны, и заботиться чтобы они не слишком заживали – как это называется? По мне так это чистый садизм. На самом деле со стороны это почти не заметно, грустит человек, и грустит себе. Может у него вялотекущая депрессия... Разрушения психики оказываются гораздо глубже, чем кажется. Сначала он не подаст руки старушке при посадке в автобусе, потом просто перестанет подавать руку, потом кому бы то ни было не подаст. А там, глядишь, и под автобус подтолкнёт. И будет мстить до конца жизни за свои растоптанные чувства. Плевать, что сам не Ангел. И денег толком не может заработать, и за даму в ресторане заплатить не заставишь, и дверь перед ней не откроет, чтобы пропустить вперёд. Эгоизм в высшей степени не понимания. Но поздно об этом, поздно.

Когда мозги очищаются от тотальной зависимости, становится нестерпимо жаль, что всё это закончилось. Казалось бы, радоваться нужно. Свободен! Но человек настолько привыкает к своим цепям, что самому расстаться с ними очень трудно. Ещё долго, очень долго ты будешь мучительно отворачиваться от всех привилегий, которыми тебя одаривает жизнь в угоду твоим несчастьям. Тут самое главное не жалеть себя. Жалость сладка. Это может лишить тебя той радости, что поджидает тебя за углом. Усугубляйте событийность. Тем самым вы чаще даёте себе шанс забыть всю эту бредятину, которая вас душит. Есть женщины в русских селениях. Дайте им шанс, не отказывайте. Одно из двух: или вы обретёте покой и счастье, либо наберётесь опыта, и вам будет что вспомнить.

Как часто нас поучают наставлениями как то: мол, умный всегда знает, как выпутаться из глупых ситуаций, а мудрый знает, как в них не попадать. Это правильно, но природа далеко не глупа. Она придумала свои дикие коктейли из гормонов, против которых неподготовленный человек совершенно бессилен. И если вы смогли справиться с чувствами в первые недели – вы великий человек. Или чувства никакого не было. Не гордитесь собой. Увы! Я даже не пытался. Всё потому, что понимание того что ты пропал, приходит только через месяц-другой... Один ноль – мать природа на коне.

Свежий ветер на пристани развевал полы лёгкой куртки спортивного покроя. Она почти ничего не весила, но в ней можно было спать на самом лютом морозе. Я любил эту куртку. В ней я первый раз встретил ЕЁ!

…Мне повезло. Конфетно-букетного периода просто не было. Нас связали деловые отношения, после которых всё, что не связано с работой, разом стало не важно. Мне три дня приходилось отбиваться от настырных коллег. Девушка нуждалась в помощи. Поезд, как говорится, ушёл. Прежний её коллега по молекулярному моделированию куда-то исчез и проекты, за которые она отвечала, остались, мягко говоря, подвешенными на верёвочке. Мне в ту пору было по большому счёту всё равно, чем заниматься, но времени просто не было, и я отказывал неизвестно кому, чтобы не загружать себя лишней работой.

– Ну, ты посмотри, какая девушка тебя просит, – взмолился старый приятель Лёка, когда я в очередной раз упрямо мотал головой. Весна уже вошла в свою неутомимую силу. Снег сошёл, но куртку снимать было ещё рано. Я повернулся и замер. Мне хватило одной секунды, чтобы понять, что это Ника. Весь мир поплыл в белом тающем мареве. Свежий ветер обдувал мою ещё не совсем поседевшую шевелюру. Дальше всё происходило словно во сне, одном длинном, нескончаемом сне, который длился целых двенадцать лет. Она просто подошла и сказала: «Пойдём, у тебя много дел». Ни один мускул не дрогнул на её лице. Это потом Ника тараторила без умолку, но разговор был больше деловой. А я, как дурак, согласно мотал головой и ходил за ней как привязанный…

…Стив вышел за мной на палубу. Мне сейчас нужно было продрогнуть, охладить пыл, чтобы не думать. Просто не думать. Господи, это сжигает изнутри. Год за годом, месяц за месяцем, день за днём ты только и думаешь о несбыточном. Хотя сам понимаешь, что уже всё в прошлом, мозг отказывается это принять – связь слишком сильна, чтобы просто отказаться от неё и занять себя насущными проблемами. За дом не плачено три месяца, работа только разовая. Перспектив никаких. Ты жалок, но не сломлен (но жалок). И это главная причина, почему мы не вместе.

– Хочешь, я съезжу к ней. На тебя смотреть больно. Ты весь растаял, – Стив не шутил.

– Нет. Это ничего не решит. Всё кончено.

– Ты сам понимаешь, что это только отговорки. Ника звонила мне, спрашивала, как ты.

– Но не мне же? Арлекинство мне не идёт. Так она сказала.

– Она боится за тебя. Ты стал другим.

– Мы скоро доберёмся? – спросил я, чтобы сменить тему.

– Часа через два.

– Это необходимо?

– Пока ничего другого не придумали. Нано технологии не так хороши, как за них платят. Ты же знаешь, метить китов – это гуманно. Кожа у них толстая, они ничего не почувствуют. Так мы проследим за каждой особью. Узнаем их повадки, пути миграции, поведение. Всё это позволит не пускать на их территорию траулеры. Их становится всё меньше. Но они умнее всех нас вместе взятых. У них две подкорки. Две, понимаешь? Если бы они строили ракеты, они водили бы их между звёзд без карт. Только по памяти. Но им это не нужно.

– Стив, ты этим болеешь, как ребёнок?

– Знаешь, они лучше нас. По крайней мере, они не лгут. Некоторые из них обладают сонаром, от гула которого у рядом находящихся в воде людей может лопнуть голова. Но они настолько этичны в этих вопросах, что до сих пор ни один человек не пострадал. Мы низшие существа по сравнению с ними. Вспомни, почему они исчезают. Мы их попросту съели.

Ты увидишь, как они нас встречают. Сначала на пути будут несколько дельфинов. Это дозорные. Они передадут сигнал, что мы пришли. Если они поймут, что мы пришли с миром, киты не будут уходить на глубину. Там их никто не сможет достать. Глубоко очень, несколько километров. А так, поприветствуем их и вернёмся. Только трафик их передвижений будет автоматически отмечаться через спутники.

– Я не думал, что ты это серьёзно.

Свежий ветер начал крепчать. Судно, до этого шедшее совершенно ровно над отмелью, начало ловить носом волну. Разбившиеся гребни долетали до второй палубы, слегка обдавая нас солёными брызгами. Вспомнился запах свежих простыней на крыше перед майскими праздниками в детстве. Прямо как в песне у Аярова.

- - - Врезка - - -

Аппарат стоимостью 3 миллиарда долларов. Передача о поиске жизни в районе Сатурна. Накалённая атмосфера. Мы в шаге от открытия. Тепловой экран, увиденный с орбиты. Вода, пар, органические вещества.

Передача прерывается рекламной перебивкой - охота на тунца:
– Нет рыбы – нет денег. Нам нужно кормить семью…
– Мы не можем его упустить… Боги тунца сегодня к нам благосклонны. (Бедный тунец. Даже Боги ему изменяют).

Тёплые струи солёного океана, похожего на земной, вырываются в открытый космос. Энцелад главный претендент на открытие новых очагов жизни в солнечной системе.

- - - Конец врезки - - -

- Пойдём, перекусим, - предложил Стив, - у нас ещё есть немного времени. Тебе это не помешает.

Мы спустились в камбуз по крутой лесенке, уходящей в чрево корабля. Мне было не уютно в этом ныряющем мире, человеку, всеми органами чувств заточенному на покой, вплоть до профессии. Сидеть с молекулярным паяльником одно удовольствие. А тут...

Морской болезнью я не страдал, просто любил незыблемые горизонтали. Стив протиснулся в узкие двери и затащил меня лёгким движением громадной кисти, ухватившейся за куртку. Нам сунули в руки по миске с варёным рисом и какой-то морской снедью. Сидели мы за столом, но миску из рук лучше не выпускать. Стив всё тараторил про китов, а я рассеянно мотал головой.

Я сидел и думал о Нике. По крайней мере мои мысли могла читать только она. Это меня успокаивало.

Чем она меня взяла? Этого не объяснить. Иногда хватает секунды, чтобы сгореть, как свечка. Может быть тем, что кормила меня прямо с рук свежими, сочными дольками огромной Памелы.

Нет, она не может не любить!

Может тем, что просила чай заваривать так, как любит она: иван-чай с чабрецом? Нет. Скорее всего две молекулы ДНК сами договариваются между собой на только им понятном языке. В один момент все звуки, вкусы и запахи вдруг становятся одинаковыми. И даже запах пота из подмышек становится родным как никакой другой. И ты уже просто не можешь сопротивляться, ловишь каждый взгляд, каждый жест, чтобы насладиться каждой секундой пока ты рядом, пока ты ещё живой. В невыносимой разлуке ты собираешь по секунде всё прожитое вместе время и прокручиваешь в мозгу снова и снова, хотя сам понимаешь, что смысла в этом - ноль.

Так уж устроена женщина. Мой мужчина - это мой фетиш. Его надо показать всем! Если тебя водят по всем гостям, встречаются в твоём присутствии со всеми подругами, так и знай, пора её целовать во всех общественных и укрытых от глаз местах бренного мира. Не упусти момент. Нужно погасить жаркий гормональный коктейль, иначе невозможно предсказать в каком месте рванёт.

Больше всего я боялся только одного, что всё это закончится женскими капризами. Когда чувства настолько сильны, вряд ли можно долго держать равновесие. Чей-то характер всё равно пересилит. Тогда тот, кто любит сильнее обречён на вечный компромисс. Но я ошибался – компромисс всегда был обоюдный. И это вселяло в мою хрупкую душу слабую надежду, что всё образуется. По крайней мере первое время – это не стало проблемой.

Каждую минуту, каждую секунду ты уверен, что от тебя ждут движения. Твой взгляд не скользит мимо, а впивается жадно в такой же неуёмный взгляд. И работа спорится, и жизнь сладка вдвойне.

Самым приятным временем в нашем совместном творчестве были вечера. Нике не составляло труда порыться по полкам пыльных магазинов и буквально отрыть какую-нибудь вкусность. Это был её конёк. И всё для того, чтобы вечером завалиться рядом со мной с бокалом провинциальной Мадейры и ломтиком французского сыра для просмотра французской же кинокомедии. Боже, как меня смешила её почти детская растерянность перед очередной откровенностью на экране. Она объясняла это тем, что до тридцати вообще не смотрела ни одного фильма. А о том, чтобы смотреть кино на компе и не думала. Мы прекрасно дополняли друг друга.

До меня медленно доходило, что её объяснения, мягко говоря, не убедительны. Подозревать её нежную неискренность я начал, когда она спросила зачем люди носят кольца, хотя откровенные сцены в жизни Нику ничуть не смущали. Я не сомневался в наших чувствах. Нет! Сомнения лежали глубже. Многие вещи, которые у обычного человека зашиты в сознании на уровне инстинктов, Нике давались с трудом. Она заметно акцентировала на них внимание. Это было не естественно. Хотя меня и забавляла её неловкость, я даже обрадовался! Ника - моя личная инопланетянка. Смайл!

Ника, в миру Мариника Братиславовна Милосердова, со школьной скамьи входила в сборную по лёгкой атлетике. Как-то один мой знакомый тренер пояснил мне, что такого расклада как у Ники на всей планете ещё поискать. Это спецназовцев из СОБРа можно считать десятками, а то и сотнями. А Ника одна из десяти. Мастер спорта в лёгкой атлетике и тренер по плаванью (второе высшее). Лёгкой гимнастику явно назвал какой-то шутник. Но не это мне в ней нравилось. Глаза у Ники проникали в самую душу. Она могла читать не мысли, а самые их зачатки, которые ты ещё и сам не осознал. Поначалу это пугало. Но и тянуло как магнитом. От одного её взгляда я замирал, как загипнотизированный, боялся вспугнуть такие не знакомые нахлынувшие чувства.

Неожиданно судно тряхнуло. Плавному течению мыслей пришёл конец. Корпус накренился и внутри его заурчало как-то по-иному. Это означало, что мы прибыли на место. Совсем скоро по правому борту что-то ухнуло и плюхнулось в воду.

- Якорь, подтвердил Стив, - Здесь глубоко. До дна не достать. Но мы будем привязаны к подвешенной полутонной болванке. От неё никуда не уплывёшь, даже по ветру. Пойдём, посмотришь, как мы работаем.

Он сунул в руку полностью закрытый бумажный стаканчик кофе с соломинкой. Кофе ласково согревал ладонь и на вкус был приятен. На палубе уже собралась бригада в закрытых комбезах оранжевого цвета. Не закрытыми оставались только глаза. У двоих в руках были длинноствольные ружья. Кто-то не высокий возился с пеленгатором. Стив указал на набегавшие волны, в которых мелькали гладкие спины с плавниками. Качка понемногу начинала спадать. Дальше начиналось самое удивительное. Человек с пеленгатором набирал на экране короткие фразы, как смс в телефоне и нажимал кнопку. Пеленгатор начинал протяжно петь на разные голоса. В ответ из волн был слышен знакомый свист дельфинов.

– Надеюсь, ты никому не расскажешь. Диалог длится не долго. Мы разговариваем с ними только первый год. Как видишь, чтобы найти разумную расу не всегда нужно покидать нашу планету. И я боюсь мы с дельфинами и китами на Земле далеко не одиноки. Теперь нужно немного подождать.
Небо слегка хмурилось, но ветер не был сырым. От этого море было больше похоже на картинку в музее. Я даже залюбовался на оттенки алого, подсвеченные заглядывающим под облака, как под одеяло, солнцем.

Глава вторая. Милость богов.

С детства мы знаем, что киты большие. Но на сколько большие, это можно понять только увидев их совсем близко. Это осколки неведомого нам мира, где всё, то есть действительно всё, было во много раз больше. Даже на суше. Те же динозавры. А уж про то, что до сих пор отрывают черепа пяти и десяти метровых гигантов-людей, я просто молчу. Я много думаю об этом и радуюсь, что школьная программа напрочь выветрились из головы. Есть куда мысли складывать. Видимо сила тяжести на планете была другая, да и кислорода, говорят, было в два раза больше. Живи и радуйся... Из всех великанов остались только киты и акулы. В воде притяжение планеты не меньше, но жить большому существу легче. Что-то случилось со старушкой планетой, раз мы так измельчали.

Я стоял у самого борта, едва свесившись от любопытства, когда услышал за спиной глухие плевки выстрелов из пневматики. Один, два, три, четыре, пять...

В воде послышался сильный всплеск. Дельфины бросились врассыпную. Киты развернулись и ушли на глубину. Последний с шумным всплеском движением хвоста стукнул по корпусу корабля и тоже ушёл догонять собратьев.

– Какие-то они встревоженные сегодня, – один и стрелков расстегнул комбез и стал возиться с пеленгатором.

– Ну, как маячки, работают?

– Да, всё пять.

Подошёл ещё один стрелок.

– Четыре, я промазал один раз.

– Да нет, пять. Один, правда, остался прямо под кораблём.

– На эхолоте китов нет ближайшие полкилометра.

Стрелок с пеленгатором повернулся, упёрся мне в грудь и тот запищал пронзительным визгом.

– Вот пятый кит. Но в него ещё никто не стрелял...

...С этого момента я плохо помню реальные события. Глухой удар в корпус и рывок вниз. Как будто кто-то очень очень большой дёрнул за якорную цепь, как за верёвочку. Корабль со скрежетом наклонился, дернулся и стал зарываться носом в ледяную воду. Всё, кто был на палубе, разлетелись и стали хвататься за что попало. Ружья, инструменты, оборудование улетели за борт, разбилось о стенки рубки. А потом всё смыло волной. Как я оказался за бортом – не помню. Тело обожгло ледяной стужей. В глазах помутнело и дыхание перехватило так, что чуть не сломались ребра от натуги и попыток вдохнуть побольше воздуха. Меня вознесло на гребень большой волны. Потом накрыло и я оказался глубоко под водой. Ничего я не мог увидеть. Только рёв пронизал глубины. И от этого грохота тело колыхалось, как будто на сильном ветру. Стало очень больно и всё стихло. Сознание окутала непроглядная ночь. Наступила полная тишина и все чувства исчезли.

Так продолжалось очень долго. Одно только осознание того, что Я не исчезло, а только выключилось из реальности, оставляло слабую надежду. Медленно где-то впереди стал сочиться слабый свет. Не знаю на что это было похоже, но он остался и разгорался, превращаясь в слабую звезду, парящую в бесконечной пустоте. Тепло от этой звёзды медленно прогревало сознание, но ощущение тела не вернулось. Как во сне, я ощутил себя ребёнком в маленьком палисаднике, залитом солнцем. Пахло свежей смородиной и малиной. Было ощущение, что я только что выпал из окна. Родилась мысль, – когда дети падают с такой высоты, они разбиваются. Надо орать, чтобы никто тебя не заподозрил. Сознание заполнил громкий, разрывающий детский плач. Причём плач шёл как бы со стороны. Из окна появилось женское лицо. Сквозь детский плач слов было не разобрать, но ужас был написан на лице. Тот час же все пропало и я услышал глухие ритмичные удары. Вернулась боль. Сердце. Снова забилось сердце. Нет! Лучше, как раньше – тихое небытие, чем эта адская боль. Тело тряхнуло. Реальность наполнил вой сирены, темноту порезал мелькающий свет. Тоннель. Резкий поворот. Резануло нутро до искр в глазах. Жив. Длинный светящийся коридор, скорее ещё один тоннель. Кто-то режет одежду. Голым телом на холодный стол. Тьма.

Первое, что я увидел, когда очнулся, был солнечный луч на потолке. Он медленно полз к стене, окрашивая всё нежно–розовым цветом и заполняя пространство домашним уютом. Я лежал и лежал ни о чём не думая. Такое приятное состояние лени, как в первый день большого отпуска, когда проблемы отступили и впереди лишь бездумный выбор, чем бы заняться. Тело уже не болело, а только ныло, наполняя его приятным теплом. В огромном окне во всю стену шёл снег. На тумбочке рядом с кроватью стоял стакан с водой. Но сил дотянуться до него не было. И я просто лежал, не понимая, где я, что со мной происходит и как это всё произошло. Когда луч дополз до соседней кровати, появилась девушка в белом халате. Подмышку обожгло холодным стеклом. Она улыбнулась и куда-то ушла. Потом пришёл человек в белом халате с маской на лице. Что-то говорил, но я ничего не понял и глупо улыбался. Человек тоже улыбался, похлопал меня по руке, что-то записал в блокноте и ушёл. Потом я уснул...

...Снова я очнулся в подъезде заброшенного дома на окраине города. Тело болело, но не смертельно. Можно было ходить и двигаться. Я выбрался на улицу и побрёл в направлении центра. Под ногами зеленела свежая трава и мать-и-мачеха. Больше всего меня удивило то, во что я был одет. Одет я был странно. В обычной жизни я был любителем классического комплекта джинсы–рубашка–куртка. Сейчас на мне был старый потрёпанный халат и видавшие виды шлёпанцы. Я немного поплутал, пока разобрался, где я нахожусь. Вышел на трассу, ведущую к моему району и побрёл под лучами тёплого весеннего солнца. Где-то через час с небольшим я добрался до своей квартиры. Она оказалась запечатанной. Ключей у меня с собой не оказалось и я не нашёл ничего лучшего, как нагрянуть в гости к соседке этажом выше. Нажал на звонок и стал ждать. На удивление быстро дверь открылась. Ольга открыла дверь, закрыла рот рукой и тихо вскрикнула. Я ввалился в прихожую и стёк по стене на пол...

– Привет.

Продолжение следует...