В институт постепенно переезжали так называемые, ТПУшники, проектировщики, спасшиеся после развалов многих других проектных институтов в Москве. Их становилось все больше и больше. И на фоне компании связанной с омолаживаемостью коллектива, позволившей высвободить некоторые помещение института, они тут же начинали заполняться этими пришлыми людьми.
Ни с кем не здороваясь, они заполоняли собой почти весь четвертый этаж, за исключением, так и не тронутой первой мастерской, которая по-прежнему являлась для института священной коровой, так, как ДСК еще жил, продолжая что-то строить.
Как-то Сашу поймал в коридоре Мышкин, и спросил его:
- Слушай Саш, а ты случайно не знаешь, где сидит Надеждин? Мне надо его дом, который он вместе с Бафиллом сделал в Москомархитектуре согласовать.
- Знаю. Пойдем, отведу. Я раньше у него работал ГАПом.
- Фамилии пошли конечно! Прям, как у пуделя кличка! – улыбнувшись заметил Шишкин.
Саше вспомнилось, как он, ещё каких-то два года назад, ходил с Надеждиным к Острецову, согласовывать его застройку, будучи временно исполняющим должность главного архитектора института, заменяя Опле, пока та отдыхала от дел своих тяжких.
Ему было тогда несколько не по себе. Ведь он должен был нести проект своего учителя на согласование к главному архитектору города, выступая при этом, как его наставник. И от этого он не знал, как начать этот разговор с Надеждиным о совместном походе.
- Алексей Анатольевич, добрый день. Наверно знаете, по какому вопросу я к вам пришёл? – спросил он его.
- Нет Саш. Привет тебе. Я совершенно не догадываюсь. Что-то случилось? – привстав из-за стола, протянул руку Надеждин.
- Понимаете, я теперь временно Опле. И поэтому я должен с вами идти к Андрею Олеговичу, согласовывать вашу застройку.
- Замечательно. А то я и не знаю, что мне делать с этим вопросом, ведь Ирина Боруховна даже и не заходила.
- Ну, вот и пойдёмте, например, завтра? – сказал Саша.
- Завтра?
- Да, а что такого? Только я сначала попробую договориться с Андреем Олеговичем, а потом вам скажу. У вас, надеюсь, уже есть, что показывать?
- Да. Вот фасады есть. Развёртка. Объёмки нет пока еще, - словно оправдываясь перед Сашей, сказал Надеждин.
- Ничего страшного. Сначала так сунемся. А потом уже посмотрим, что он скажет вам.
- Вот и славно, что ты со мной пойдёшь.
Они сходили тогда к Острецову. И им даже удалось попасть непосредственно к нему самому на прием, а не к его заместителю по таким вопросам – Наталии.
Андрей Олегович выслушал тогда их, посмотрел все плоские, цветные картинки, среди которых были даже и просто покрашенные цветными карандашами. И сказал:
- Надо делать застройку в виде кластера, и чтобы все секции имели разные, отличающиеся друг от друга, хотя бы цветом фасады.
В принципе ничего нового для себя Саша не узнал, но он знал, что будет лучше, если это Надеждин услышит не из его уст, а непосредственно от самого Острецова.
- А, что это он сказал? Что это за слово такое – «Кластеры»? – спросил, как только они вышли из его кабинета, Надеждин и, потом, подумав, добавил, впадая в полную растерянность:
- Что мне делать теперь?
- Все очень просто. Надо нарисовать в объёмке застройку, и покрасить в разные цвета секции. Но, если у вас есть силы и желание, то можете слегка изменить их фасады за счёт разных окон, размеров балконов. Ну, и так далее.
- У меня парень заболел, который на объемках сидит.
- Ничего страшного. Только не волнуйтесь. На крайний случай кого-нибудь из своих попрошу. Ребятам будет интересно заняться творческой работой, - успокоил Саша.
- А как же мы по деньгам разберемся потом?
- Да, никак. Один же институт у нас.
А сейчас он шёл с Мышкиным к Надеждину, с которым он только тогда и виделся последний раз.
- Вот его комната. Заходи. Или нет. Я первый.
При входе, слева, как и прежде сидел Надеждин, а у окна Родштейн. Они оба подняли головы, первый от компьютера, а второй от разгадывания ребусов.
- Добрый день, - поздоровался с ними Саша.
- Здравствуйте, - сказал Мышкин.
- Добрый день, - ответил Надеждин, одновременно с Родштейном, улыбнувшись.
- Это наш новый главный архитектор, Мышкин Анатолий, - представил его Саша.
- Очень приятно. Я Надеждин Алексей Анатольевич, а это наш главный инженер Григорий Эмирович.
Пока Мышкин и Надеждин говорили, Саша подошел к Родштейну, и присев напротив, спросил:
- Ну, как вы тут живете?
- Замечательно. Воюю вот всё время с ним. Не хочет меня слушать. Совсем с возрастом стал глупый, а упрямый какой!?
- Надбавку платят вам? - спросил Саша, словно и не слыша жалобы на начальника мастерской.
- Платят пока. А куда они денутся? Мы им план делаем за весь институт, - переложив с места на место ребус из-за взволновавшей темы Родштейн.
- Да, это точно. А нам вот не всегда! - сказал Саша.
- Так, у вас долг был в седьмой мастерской.
- Да. Но мы же все вкалываем. Даже в выходные выходим!
- Нам ещё этого не хватало, - сказал главный инженер, и окончательно отложил в сторону свой ребус.
- А, как вообще, совещания проходят? – сменил тему Саша.
- Так себе. Развалов не понимает, что творит. С Карцевым стал грубо говорить. Так тот совсем перестал в институт приезжать. Да и поговаривают, что он с ДСК куда-то уходить надумал, - рассказал Родштейн.
- Ничего себе! А, куда он надумал бежать-то, если не секрет?
- В какой-то комитет. По реновации, что-ли, или ещё, как-то похоже называется.
- Значит совсем плохо на ДСК обстоят дела, - заключил Саша.
- Не думаю, у них работы много ещё. Но, судя по тому, что верхушка в городе сменилась, и она когда-то кончится, - ответил Родштейн, и будто-бы придумав какое-то слово, опять взял в руки свой незаполненный ребус.
В этот момент, Мышкин закончил разговор с Надеждиным сказав:
- Ну вот. Значит, договорились?
- Да. Завтра в восемь на Маяковской у выхода, - согласился Надеждин.
- До завтра, - попрощался Толя.
- Пока, - ответил Надеждин.
- Ну, что Саша, как твоя жизнь? – спросил его Надеждин, по-отцовски.
- Так себе, если честно.
- Не может быть. Вот уж не думал, что у тебя не очень?
- Не очень, не то слово! У нас вообще ад! По пять, шесть совещаний в неделю. У Правовой, у Раскурова парочка, у Развалова. Потом ещё выездные. Раскурова учим профессии, по стройкам возим, чтобы понимал, чем институт от конвейера от ичается! Развалов учит нас, сам не понимая ничего. Правова создаёт видимость грамотного управления. Одним словом, с ними мы не пропадём.
- А, кто такой Раскуров? Я и не знаю его. Про Правову ещё слышал что-то. Говорят, очень хорошая женщина, - словно он работает в другом институте, спросил Надеждин.
- Вас еще волна увольнений не коснулась? – вопросом на вопрос ответил Саша.
- Каких увольнений? – испуганно спросил Надеждин. И Саше показалось тогда, что он не верит его словам, считая, что тот шутит так же, как несколько лет назад, когда работал под его руководством.
- На пенсию всех отправляют, - пояснил Саша.
- Так и говори, а то, увольнений! Вечно раздуешь из мухи слона! - поправил Родштейн из своего угла, веря в то, что их мастерскую может коснуться такое. Попытки убрать его с должности уже предпринимались и, если бы не заступилось руководство ДСК, он бы ни работал в институте.
- Знаешь, новое они пытаются строить, - вдруг сказал Надеждин.
- Как это новое? Вот это все вы считаете новым? По-моему, это глупость одна, - возмутился Саша.
- Понимаешь, чтобы построить новое, нужно, сперва, разрушить старое. Другого пути нет! - сказал Надеждин.
- Не способны они на это! - возмутился Саша, вспоминая давние совещания на ДСК, где он присутствовал, ещё от первой мастерской, будучт ГАПом.
- Да Саш. Ты правильно говоришь. Не ведают, что творят! - согласился Родштейн.
- Вас не трогают пока? – спросил Саша.
- В каком это смысле? – не понял его Надеждин.
- Ну, я имел в виду, что не переселяют.
- Нет, не трогают, - ответил Надеждин.
- Значит, и не тронут тогда, - сделал успокоительный вывод Саша.
- А кто эти люди? – поинтересовался Родштейн, кивнув головой в сторону коридора, намекая на новых сотрудников института, в большом колличестве появляющихся в последние дни.
- Это ТПУшники, они из других институтов. Беженцы.
- Транспортно пересадочными узлами занимаются которые, что ли? – спросил Родштейн.
- Да. Они. У них сейчас тоже много денежной работы. Не то, что у нас её до хрена, а денег, как не было, так и не будет никогда. Мы прямо, как овцы.
- Какие овцы? – не понял Надеждин.
- Если у овцы отрезать ноги, то она больше не сможет давать шерсть, да и мясо пропадёт, потому, что сдохнет животное, а прибыли не даст, как ни проси и ни ори на неё! - пояснил Саша.