Где ж ты, Волга-матушка, где твоя ширь и раздолье!?
"Чародейка", опера Чайковского, 30 января 2020 года, новая сцена Мариинского театра
Странное впечатление всегда оставляет опера Чайковского "Чародейка" в Мариинском театре в португальской версии английского режиссера Дэвида Паунтни (возобновленная постановка 2003 года). Словно ешь солёные конфеты. Все вроде красиво, а душа не принимает. И только хорошие голоса Владислава Сулимского в роли князя Курлятева и Елены Стихий в роли Кумы, Настасьи, а также яркий малиновый цвет костюмов примиряют меня с этой постановкой, сотканной из режиссерских штампов, словно из конструктора Лего.
Что ни сцена, то словно отсылка к какому-то знакомому спектаклю. Если сделать стоп-кадры некоторых сцен, то они вполне сошли бы за фотографии из "Травиаты", которая шла на старой сцене Мариинки, или они подошли бы к сцене объяснения главных героев в финале "Евгения Онегина", или напомнили бы декорации из "Бориса Годунова" в постановке Андрея Тарковского и из "Отелло" Василия Бархатова.
Впрочем, как я уже давно заметила, Владислав Сулимский может сделать любую оперу любимой благодаря своему вокальному и артистическому таланту наполнять жизнью своих героев и создавать понятные, волнующие и запоминающиеся образы даже в очень странных режиссерских трактовках. И я люблю слушать этого выдающегося оперного артиста при любой возможности, ведь первоклассных оперных певцов мало, а оперных артистов высокого класса и того меньше. Его князь Курлятев, мягко стелящий в зарождающейся любви, согреваемой надеждой, и неистовый в яростной одержимости отвергнутого себялюбца, и пугает, и отталкивает, и не вызывает сочувствия, но и завораживает. Выразительный голос певца, его свобода в реализации всех сложных эмоциональных коллизий роли, от высокомерных речений и яростных угроз до ласковых уговоров и нежных посулов, восхищает.
Вместе с Еленой Стихиной в роли Кумы, обладательницей уникального голоса по красоте и силе, Владислав Сулимский держит зал в напряжении и позволяет забыть о несуразности не только отдельных мизансцен, но и общего режиссерского решения всего спектакля. А эти вольности очень мешают слушать оперу, заставляют реагировать на расхождения между тем, что поют, и тем, что делают на сцене, вынуждают мысленно спорить, отвлекают от музыки, не дают ее почувствовать, проникнуться ею и получить задуманное автором потрясение.
Апофеозом этих несуразностей стал момент, когда Кума пропела княжичу Юрию: "Возьми кинжал", - и вложила ему в руку револьвер. Ладно бы пели по-китайски, но ведь это прозвучало на чистом русском языке в зале, полном русскоговорящих людей. Я невольно засмеялась, а должна была бы переживать за судьбу Настасьи. (Впору вспомнить Хворостовского, который, исполняя Евгения Онегина, увидел Татьяну на балу не в малиновом, а в зелёном берете, и спел: "Кто там в зеленовом берете с послом испанским говорит?" Ему тогда ещё казались дикими расхождения в словах и происходящем на сцене. Сейчас же это, похоже, уже волнует только публику). Потом я не сдержала улыбку, когда княгиня в лесу (!!!) предложила найти ковшик, чтобы испить воды из родника, Кума выдала ей стакан с подстаканником, словно они ехали в поезде Москва -Ленинград, и зачерпнула им воды из какой-то детской песочницы. Этот пресловутый стакан с подстаканником (навязчивый русский образ в сознании иностранного режиссера?)
зачем-то возникал ещё в сцене, где княгиня ищет средство извести Куму, чтобы вернуть мужа в дом. Врпрочем, странностей много. Кума зовет князя к столу отведать вина, а никакого стола нет, и вино не подают, а вместо этого зачем-то машут перед его носом цветами, а он настаивает, что вино доброе и ему нравится. Даже перстень в благодарность бросает в бокал, которого тоже не наблюдается. Прямо какой-то детский сад, где дети играют в невсамделешные игры, все время приговаривая: "А это у нас будет стол, а это бокалы, а это вино". Только дорогой детский утренник получается. И ведут себя представители русской знати и прочие личности, одетые во фраки и платья с турнюрами, как-то по-детски: толкаются, пихаются, кидаются подушками, падают на пол, дёргают друг друга за одежду. А потом уже, как переростки, вырвавшиеся из-под родительской опеки, прилюдно раздеваются, раскидывая одежду по комнате, тискаются у всех на глазах, включая грозного наместника князя Никиту Курлятева, ходят полуодетые, лапают друг друга и при этом говорят на старинном русском языке! Дурдом! Вообще, временами кажется, что режиссер показывает нам не саму оперу, которую написал Чайковский со Шпажинским, а свой ночной кошмар после знакомства с этим творением величайшего русского композитора. Отсюда и Кудьма в пальто в своей берлоге, и княгиня в лесу при полном параде а ля злая фея из "Спящей красавицы", и Настасья, разодетая под Кармен, и руины дворца с поваленным деревом в середине вместо дремучей чащи, и грязная песочница вместо родника, и полное отсутствие великой русской реки Волги.
Не первый и не второй раз я слушаю эту оперу, и все хочу ее прочувствовать, но никак не получается. Все время отвлекают ненужные вопросы "почему?" и "зачем?", а также "что хотел сказать режиссер?" У меня сложилось впечатление, что на первые два вопроса ответов не найти, а для ответа на третий придется перефразировать заголовок романа Екатерины Вильмонт - "Все люди сво...", приспособленцы, эгоисты и подлецы. Именно это я ВИЖУ на сцене. Держит дама бордель, где предаются беспутству и всякому непотребству почтенные сыновья и отцы семейства, жены ропщут, жалуются начальству. Приезжает к Куме большой чиновник, чтобы все увидеть и навести порядок, но она насылает на него чары, дав понюхать цветок (что же это за растение такое чудесное? Не иначе что-то наркотическое!), и он словно слепнет. И зарождающуюся оргию не видит, и сам утех жаждет. Кума ведёт себя как настоящая продувная бестия, обольщает князя, играет на его слабостях. Княгиня, поругавшись с мужем, ищет утешения на груди дьяка Мамырова (немыслимо! сразу вспоминается шутка про трёх обязательных мужчин русской купчихи - муж для порядку, офицер для чувств и кучер для удовольствий). Тут же ходит какая-то полоумная, которая все время вяжет, знает все про колдовские зелья и отравы, она и даёт простой совет, разделаться с Кумой и дело с концом. И все отправляются в какое-то сомнительное место (не иначе злачные притоны Сохо это навеяли, где травили себя гашишем и опиумом великие и совсем неизвестные британцы), где их настигает ужасная расплата.
Ну, и о чем это все? О гнусных, распутных русских людях, склонных к рукоприкладству, домашнему насилию и убийствам?
А ведь Чайковский писал оперу о любви и свободе, о том, что любви без свободы не бывает. Для этого он развернул действие в Нижнем Новгороде, стоящем на высоком берегу необъятной реки - Волга-матушки в месте ее слияния с могучим притоком - Окой. С этого крутояра, где расположен Кремль, открываются бескрайние заволжские дали!
Кто хоть раз видел это место, не забудет никогда! Величественное зрелище! Сейчас через Волгу перекинули канатную дорогу! Панорама оттуда ещё грандиозней.
Волга в опере - важный символ свободы ДУШИ русского человека, в том числе, и в любви. И это не укладывается в формулы сексуальной революции 1960-х годов, которые воплощает на сцене режиссёр. Все сложнее, глубже, серьезнее. Здесь любовь - это высшее проявление души.
А сколько русских народных мелодий вложил в свою любимую оперу композитор! Это, пожалуй, самая русская опера Чайковского! Тут и скоморошьи пляски, и величавые песни, и разудалые плясовые, и распевные мотивы. Он это сделал с любовью, со страстью, с желанием показать свободолюбие, искренность русских людей, их умение следовать чувству вопреки корысти. А какая живопись в музыке! Ее можно ВИДЕТЬ! Этот свет, воздух, простор, плеск воды, шум ветра, мрачность дремучего леса, проделки лесной нечисти, звуки княжеской охоты! Мизансцены понятны из самого либретто, из реплик героев ясно, где кто стоит или сидит. От всей истории веет Александром Островским - самым русским драматургом, чьи герои всегда жили на Волге или на Оке. И что бы не показать на сцене то, что задумал автор оперы? Сегодня это куда интересней и познавательной любых поделок в стиле а ля 19 век. Ведь любой русский знает, что в этом веке знать не разговаривала, словно в глухой деревне, на старом русском наречии, на каком написано либретто. Уже во времена Пушкина язык приобрел современные черты. Но и это не все. Аристократы часто говорили по-французски и плохо знали родной язык. А вот в 16 веке, в котором и должны происходить события оперы, язык, используемый в либретто, был вполне уместен. И манеры, привычки, традиции 19 века отличались от нынешних. Девочка за княжеским столом, даже дочка хозяев - это нонсенс. Тогда у малолетних детей были бонны, няни, гувернантки. Они всегда находились при детях, а те, в свою очередь, завтракали, обедали и ужинали отдельно от взрослых, в детской. Их держали в строгости. И носиться по всему дому с игрушками они не могли. А тут девочка вокруг обеденного стола на лошадке крутится, а еще и сидит за ним, словно уроки делает, а княгиня в ее тетрадку заглядывает, как простая мамаша! Тут уж надо не просто вопить: "Не верю!" - а изо всех сил махать руками: "Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!" Как впрочем, и многого другого, показанного на сцене. И ради чего? Нет ответа.
Не спасает и то, что режиссер - маститый постановщик современных опер, в том числе русских, в разных театрах Европы. Наоборот, это его и подводит. Современные реалии, как раковые метастазы, пронизывают всю постановку, лишая ее исторической достоверности и познавательной ценности даже в рамках задуманной режиссером эпохи. А жаль! Опера прекрасна! И интересна для понимания творчества Чайковского.
В антракте услышала от кого-то из соседей: "Эх, услышать бы эту оперу, поставленную как надо, как задумано, но кто ж это сделает?"
А я думала о хореографе Алексее Ратманском. Вот кто умеет визуализировать музыку, каждое ее движение, и все со смыслом! Как же сегодня не хватает такого Ратманского в сфере режиссуры!
P.S. Князь Курлятев в Мариинском театре - это уже третья постановка этой не самой популярной оперы Чайковского в карьере Владислава Сулимского. До этого он участвовал в красивом и очень русском спектакле Большого театра, сделанном ближе всего к авторскому замыслу - 16 век, народные персонажи, широкая река, русское раздолье. А ещё была сильно осовремененная постановка в Мальмё (Швеция).