«Если постоянно оглядываться на прошлое, то неминуемо начинаешь теряться в настоящем...» – еще одна нелепая мысль. Как не вовремя. И как болезненно правдиво.
Кажется, последние одиннадцать лет Кристина старательно жила мыслью о прошлом. Всегда одна и та же. Одно и то же зацикленное само на себе воспоминание, не дающее покоя.
Это случилось в сентябре. В самом начале, когда прогретая земля еще не успела до конца остыть, а листья уже трепетали на шальном ветру воздушной радужной позолотой, ловя на себе полупрозрачные оранжевые лучи. Кристина еще помнила то лето: продержавшаяся от начала июня насквозь пролитая сизыми дождями, сырая и ненастная, погода оставила в памяти девочки ощущение отпечатка ладони на влажном, запотевшем стекле – липкое и холодное.
А сентябрь пылал. Плыл в облаке бронзового зарева подсвеченных низким солнцем огненных листьев, и ждал, с какой-то устало-снисходительной улыбкой взирая на распластавшийся под ногами пестрый кленовый ковер.
Ждал какого-то нечаянного мгновения, чьего-то волшебного чуда, маленького и прекрасного, как крылья промелькнувшей в воздухе поздней бабочки, как гомон всполошившихся птиц, собиравшихся со своими птенцами в дальнее путешествие. Как звенящий в нагретом воздухе пряный сухой ветер.
Но чуда не случилось. Случилось другое...
Те выходные, после которых жизнь никогда больше не была прежней, они с родителями провели за городом, в деревне у бабушки.
Старый, просевший в землю приземистый домик, удивленно уставившийся распахнутыми ставнями вглубь заросшего сада. Ветхие яблони с ярко-красными и золотыми сладкими плодами. Покосившее деревянное крыльцо с облупившейся на перилах солнечно-желтой краской и старый седой кот. Пыльный сервант со старинным фарфоровым чайным сервизом и крутобокий отполированный самовар...
Все это сохранилось в памяти далекими, помутневшими от времени образами-картинками, лишь терпкий, душистый запах сухого дерева, смолы и красных яблок, которые они собирали с мамой в саду в последний день, словно был до сих пор с ней, напоминая... и лаская своей давней, сладостной сказкой. Доброй, нежной. Сказкой, в которой нет ни лжи, ни страха, ни горя.
Запах осенней влажной прелости листьев, пролитых недавним ночным дождем, и сладкий аромат яблочной корзинки были с ней и по дороге домой, наполняя тесный салон автомобиля еще живыми воспоминаниями о старом уютном домике.
Темно-серые штанины девочки еще сохраняли на себе седые волоски со спины бабушкиного кота – перед отъездом он долго терся о ее ноги во время прощания, словно не желая отпускать, и его янтарно-оранжевые загадочные глаза отпечатались в памяти подобно поблескивавшим при свете двум золотым монеткам.
Она заснула потом, убаюканная мирным перешептыванием гонимых ветром листьев за окном, звуками полусонного, утомленного осенним увяданием природы, радио – чьи-то едва различимые незнакомые голоса и музыка в эфире, тихими разговорами родителей и их планами на будущую неделю.
Кажется, все произошедшее потом Кристина тоже увидела во сне. Неподвижно зависнув где-то в воздухе, словно поддерживаемая упругими нитями, она наблюдала все как-то со стороны, безучастно. Тяжелый бензовоз, выныривающий из-за поворота прямо на встречную полосу, скрип шин и визг тормозов – и страшный удар, буквально смявший их машину в груду покореженного железа...
* * *
Ветер шептал.
Послеполуденное солнце плавило лучами суетящийся, вечно движущийся город, но как-то вяло, неуверенно, словно догорающая в последние минуты накалившаяся до предела лампочка, и что-то незаметное на первый взгляд – темнеющие облака на самой кромке горизонта, дуновения прохладного ветра, пришедшего словно из ниоткуда, глубина и серость низкого неба – говорило о том, что через пару часов стоит ждать смены погоды.
Стеклянная входная дверь подъезда распахнулась, и Кейл стремительно вышла – почти вылетела – из здания, все еще сжимая в побелевших от напряжения пальцах пластиковую ключ-карту от лифта. Длинный белый подол блузки разметался ветром, и в этот момент девушка была похожа на странно мечущуюся прекрасную белую бабочку-птицекрылку.
Ветер скользнул вдоль длинной улицы, мимо распахнутых настежь дверей магазинов и кафе, вверх, ближе к его стекло-бетонным сверкающим в солнечных лучах панелям, взвился, упал, ловко прокрутив в воздухе крутую петлю, и, снова заходя на вираж, мазнул Кристину по лицу, словно пытаясь взбодрить.
Все то, что с высоты казалось игрушечным, здесь неожиданно преобразилось и приобрело масштабность. Центр Москва-Сити дыбился десятком строек, топорщился ограждениями, зиял раскопками. В сияющих стеклах башен, снизу занимающих почти все обозримое пространство неба, осколками дробилось раскаленное солнце. В воздухе стоял гул, рокот отбойного молотка, сигналы рабочей техники, зычные не русскоязычные крики рабочих. Пахло пылью, бетоном, раскаленным асфальтом и выхлопными газами.
Обычный городской коктейль.
Машина Тима обнаружилась за углом, припаркованной возле края тротуара.
«Носатый» автомобиль с хищно вытянутыми, узкими фарами. Цвета, среднего между черным и темно-шоколадным. Стекло со стороны пассажирского места опустилось, и Кристина увидела за рулем Тимофея.
– Запрыгивайте, мадемуазель!..
Они коротко переглянулись с Кейл, и за длившийся буквально секунду контакт словно поняли каждый свое. Девушка прощально вскинула ладонь и, развернувшись, пошла обратно к зданию.
Внутри салона было свежо и прохладно. Шумный кондиционер старательно гонял воздух и вместе с ним стойкие, но ненавязчивые, запахи острой перечной мяты и терпкой лаванды.
Оформленная светлым деревом панель управления в сдержанно-минимизированном стиле, обтянутые кожей пухлые, нагретые солнцем сиденья, к которым, казалось, прилипнешь, только сев.
– Куда прикажешь?
Кристина назвала адрес.
– Какая глушь... – Тимофей усмехнулся, но как-то необидно. – Это же за областью? Мне всегда было интересно, как одна часть города отделена от другой не-частью...
По сравнению с состоянием двадцать минут назад он был невероятно дружелюбен.
Автомобиль мягко тронулся с места, попетлял по коротким переплетающимся улочкам и, медленно набирая скорость, выехал наконец на полупустое в это время широкое центральное шоссе.
В боковом зеркале еще какое-то время отражались крыши знакомых высоток, в свете солнца похожих на вертикально поставленные остроконечные сверкающие кристаллы, и Кристина наблюдала, как отражается и исчезает вдали хранящий свои, недоступные ей пока тайны, деловой центр. А потом, когда башни исчезли из виду, перевела взгляд вперед, наблюдая, как дрожат на ветровом стекле солнечные блики.
Солнце светило теперь в лицо, еще высокое в своей небесной теплой синеве, но словно подернутое в сердцевине мутной бледностью. Длинные лучи скользнули по оставшимся в стороне высоткам, впитывая их прозрачный стеклянный блеск, пробежались по ленте реки, в этом месте делающей крутой изгиб, и откатились за вершины домов, уступая пространство небу и наползающей на него пелене туч.
– В неплохом вы районе живете, – не без легкой зависти сказала Кристина.
– Марк Меркулов, может, знаешь? – Тим коротко взглянул на нее поверх очков. – Занимается поставками импортного оборудования для предприятий пищевого производства. Можно сказать даже, курирует это направление. У него договоры с крупными иностранными компаниями. Я его приемный сын, Ирина – сестра, а Кейл не так давно стала супругой.
Кристина поперхнулась. Сколько же на самом деле лет было так молодо выглядевшей хозяйке квартиры?..
– Кейл – это настоящее имя?
– Нет, но ей нравится зваться на иностранный манер. Это давняя история...
– Я думала, ангелы не работают, – усмехнулась девушка. – Ну, или кто вы там? Гуру эзотерики? Это все правда?
– Типа того, – как бы нехотя согласился Тим. – На самом деле в определенных кругах больше разговору об этих самых способностях, чем самих умений. Для кого-то снять головную боль – уже верх мастерства...
Кристина не стала спорить. Глядя в насмешливо прищуренные глаза парня, она могла поклясться, что сказанное им – наполовину шутка. Даже несмотря на серьезность тона. И поэтому решила невзначай сменить тему:
– А в реальной жизни все эти ваши «земные потомки» – это кто? Тайная организация? Масштабный заговор там, мировое правительство?..
– Кто-то очень любит смотреть телевизор, не так ли?
– Вовсе нет! У меня тетка смотрит. Она любит всю эту ерунду... – Кристина осеклась, не зная, как парень отреагирует на подобное заявление, но уголок губы Тима лишь слегка дрогнул, поднимаясь в усмешке.
– Они, как правило, профессионалы своего дела. Что наша жизнь, собственно: триединство материи, энергии и информации. И что каждый из нас по своей сути? – точка пересечения этих трех течений. Люди со способностями, как правило, все это ощущают острее, в динамике, и могут предугадывать их изменение. Люди «с чутьем», так про них говорят. Очень удачливые, успешные и способные. Например, если врачи – то высококлассные профессионалы, про таких в народе говорят «целители». Много творческих людей – писатели, режиссеры, музыканты, художники. Сообщества, конечно, есть, но это больше факультативно, среди небольших групп людей, кому это интересно. Как понимаешь, мы «видим» друг друга и без этого.
Кристина вспомнила мелькнувшие на миг перед глазами цветные всполохи над головами новых знакомых и слова Кейл о каком-то «Небесном огне».
– И вы никому не рассказываете об этом?
– А ты бы поверила, если б я сказал, что вижу свет твоей души?.. Вот и я о том же.
Тим усмехнулся. Было видно, что это жонглирование словами доставляет ему удовольствие.
– А эта легенда? Откуда вы ее взяли?
– По мне, так это больше похоже на красивую сказку, чем на правду. Как ты собираешься доказать мне или опровергнуть существование Бога и ангелов? Ученые объясняют некоторые «сверхспособности» повышенной мозговой активностью. Обычно это наследственное. Мол, мозг работает больше, чем на привычные десять процентов. Просто в определенный момент, обычно в период созревания организма, нервные ткани трансформируются и приобретаю новые свойства. Что-то вроде инициации. Новое тело – новая жизнь... Редко, но иногда дар проявляется позже... Чего ты смеешься?
– Как в это верить? Это же больше похоже на бред, ты понимаешь? – Кристина прикрыла ладонью улыбку, но немного нервического смешка сдержать все равно не удалось.
Тимофей пожал плечами.
– Ты сама ответила на свой вопрос...
Девушка не ответила, отвернувшись к окну. Все это было странно. И значит, та цветная вспышка, что она видела ночью в подворотне, вовсе не была игрой разума? Это была – инициация?..
Она попробовала прищуриться, вызвать перед глазами то странное чувство расслаивающейся реальности, когда возникал свет, но ничего не смогла и бросила эту затею. Во всяком случае, эти люди пока ничего плохого ей не сделали, и даже помогли. А уж во что верить, каждый волен решать сам...
...Город расступался. Разбегался по бокам встречной дороги длинной, беспрерывной серо-голубой лентой, приветливо кивал навстречу, кренился, покачивая крышами и снова замирал за спиной, убаюканный тихой песней пробудившегося после сна ветра.
Ветер резвился и играл под густеющими тучами, взбивая их в плотные облака тяжелой серой шерсти, гонялся за зеленой, тревожно шелестящей листвой на деревьях парка, шумел, парил, опадал и снова взвивался вихрями в вышину, будоража и волнуя притаившуюся од склонами каменных фасадов природу.
А город спал и видел безобидные, одному ему понятные сны, похожие на размеренные перекаты цветных волн.
– А Алиса? – Кристина растерянно пыталась припомнить, в каком контексте слышала это имя и не показалось ли ей это вовсе. Она снова обернулась к Тиму, ища ответного взгляда, и невольно вздрогнула, чувствуя проклюнувшийся внутри росток холода.
Лицо его как-то неуловимо изменилось, застыло, замерло, почернело будто, словно от упавшей на кожу невидимой серой тени, на мгновение превратившей его в холодную каменную маску.
Встретившись с ним глазами, Кристина невольно вздрогнула – так странно и жутко было видеть таким еще минуту назад широко и искренне улыбающегося парня. Словно нож в спину вонзили.
– Тебя это не касается.
Как отрезал.
Настойчивые солнечные зайчики, дрожащими пятнами притаившиеся по углам стекол, дрогнули и сверкнули вдруг особенно ярко, пронзив на мгновение окружающее пространство бело-золотой вспышкой, и Тим раздраженно откинул солнцезащитный козырек. Все время с момента неудачно оброненной фразы он молчал, сосредоточенно-отстраненно уставившись вперед, на убегавшую под колеса белую ленту дорожной разметки.
Кристина перевела на него осторожный взгляд.
Темные волосы, белое лицо с высокими, чуть заостренными скулами, тонкая линия рта с чуть припухлой нижней губой. Только глаза блестят непривычным, влажным блеском.
– Тим?.. – осторожно позвала Кристина.
Лицо, плотно сжатые губы, скрытые за темнотой очков глаза - все как-то незаметно, едва уловимо изменилось при этом, и Тим торопливо отвел взгляд. Передернул плечами, старательно пытаясь спрятать это движение под пологом незначительной небрежности.
Только теперь, глядя в его сторону прямо, Кристина заметила прицепленную за уголок к солнечному козырьку фотографию.
– Это Алиса? – неожиданно даже для самой себя спросила она. Цветная фотография. Не то парка, не то просто цветущей зеленой изгороди и хрупкий силуэт в нежном розовом платье. Личико круглое, как у ребенка, и какое-то упрямое. Может, из-за насмешливо вздернутого носика.
Темно-каштановые волосы, сзади короткие, почти по шею, а спереди едва касаются плеч. Блестящие, с хитринкой, светлые глаза со странным выражением спокойного любопытства, на дне которых – размеренная задумчивость, прикрытая лукавой смешной улыбкой. Пытается сделать смущенный взгляд, будто вот-вот скажет: «Ну зачем ты меня фотографируешь? Не стоит».
– Вы... вы были парой?
Тим как-то резко напрягся, подобрался, словно в ожидании удара, и, несмотря на все, где-то в глубине души Кристине стало вдруг очень жаль его.
Каждым сантиметром кожи она чувствовала его неприязнь, ощущала ее почти физически, как не может оставаться незаметным прикосновение раскаленных игл к коже.
– Просто запомни, что на твоем месте должна была оказаться она, и тогда все сейчас было бы прекрасно...
Он стиснул зубы напряженно глядя на дорогу.
Девушка видела, как напряглись до белизны его пальцы, как натянулись под кожей мышцы на руках и застыло в немом ожесточении лицо, и в эту минуту он показался ей совсем незнакомым, чужим, отстраненным, впрочем, каким и являлся для нее – это было всего лишь напоминание. Лезть в душу незнакомому человеку оказалось не лучшей ее идеей.
Но страшным было не это. А то, что даже сквозь резкость и натянутую злость он был несчастен. Глубоко, преступно, болезненно и несправедливо несчастен.
Но не могла простить ему резкости. Потому что он не имел права осуждать ее. Он не мог – даже, возможно, не хотел – понять, как ей действительно было страшно. До оцепенения, до дрожи, до холода в груди, когда сердце пропускает не один, не два удара и каждый раз словно норовит заглохнуть насовсем.
Как мучительно больно не хватает воздуха, как будто вокруг – лишь тугой, враждебно пустой вакуум, и ты задыхаешься, словно в замедленном воспроизведении видя, как безвольно оседает на асфальт подломленная знакомая фигура.
«А если и с ним тоже что-то произошло?!.»
Почему-то эта мысль не приходила Кристине в голову раньше.
«Если Артем пропал и сейчас находится где-то не лучше того заброшенного места, а я даже не подозреваю об этом?..»
Железный кулак снова крепко стиснул все внутри, заставляя спину покрыться холодной испариной. Кристина сжала ладонь, больно впиваясь ногтями в кожу.
«Все будет хорошо, – уговаривала она себя мысленно. – Все будет хорошо, иначе просто никак...»
– Завези меня кое-куда. Если тебе не трудно, – стараясь, чтобы голос не дрожал, произнесла девушка, готовясь встретить ответным ударом любой выпад, но Тим лишь коротко кивнул после недолгой паузы. И вновь спросил адрес.