Пушкин. Авторское право в Российской Империи
Изучая архивные материалы, провёл небольшое расследование. Его краткие результаты изложены ниже.
Три письма А.С.Пушкина (и комментарии к ним):
1. А.Х.Бенкендорфу (20 июля 1827 г.).
2. А.Х.Бенкендорфу (19 июля — 10 августа 1830 г.).
3. Барону А.П.Баранту (16 декабря 1836 г.).
Письмо Баранту написано за полтора месяца до смерти А.С.Пушкина.
==============================
А. X. БЕНКЕНДОРФУ.
20 июля 1827 г. Петербург.
Милостивый Государь
Александр Христофорович
В 1824 году Г. Статский Советник Ольдекоп без моего согласия и ведома перепечатал стихотворение мое Кавказский Пленник, и тем лишил меня невозвратно выгод второго издания, за которое уже предлагали мне в то время книгопродавцы 3,000 рублей. Вследствии сего родитель мой Статский советник Сергей Львович Пушкин обратился с просьбою к начальству, но не получил никакого удовлетворения, а ответствовали ему что Г. Ольдекоп перепечатал-де Кавказского Пленника для справок оригинала с немецким переводом, что к тому-же не существует в России закона противу перепечатывания книг, и что имеет он, статский советник Пушкин преследовать Ольдекопа, токмо разве яко мошенника, на что не смел я согласиться из уважения к его знанию и опасения заплаты за бесчестие.
Не имея другого способа к обеспечению своего состояния кроме выгод от посильных трудов моих и ныне лично ободренный Вашим Превосходительством, осмеливаюсь наконец прибегнуть к Высшему покровительству, дабы и впредь оградить себя от подобных покушений на свою собственность. Честь имею быть с чувством глубочайшего почтения, благодарности и преданности
Вашего Превосходительства
Милостивый Государь
покорнейшим слугою
Александр Пушкин
——
А. X. БЕНКЕНДОРФУ. (Деловые бумаги)
19 июля — 10 августа 1830 г. Петербург.
(Черновое, первая редакция)
10 лет тому назад литературою занималось у нас весьма малое число любителей. Они видели в ней приятное, благородное упражнение, но еще не отрасль промышленности: читателей было еще мало; книжная торговля ограничивалась переводами кой-каких романов и перепечат.<анием> сонн.<иков> и пес.<енников>.
Человек, имевший важное влияние на русское просвещение, посвятивший жизнь единственно на ученые труды, К.<арамзин> первый показал опыт торговых оборотов в литературе. Он и тут (как и во всем) был исключением из всего, что мы привыкли видеть у себя.
[Литераторы во время царствования покойного императора были оставлены на произвол цензуре своенравной и притеснительной — редкое сочинение доходило до печати. Весь класс писателей (класс важный у нас, ибо по крайней мере составлен он из грамотных людей) перешел на сторону недовольных. Правительство сего не хотело замечать: отчасти из великодушия (к несчастию, того не понимали или не хотели понимать), отчасти от непростительного небрежения. Могу сказать, что в последнее пятилетие царствования покойного государя я имел на все сословие литераторов гораздо более влияния, чем министерство, несмотря на неизмеримое неравенство средств.]
Несчастные обстоятельства, сопроводившие восшествие на престол ныне царствующего императора, обратили внимание его величества на сословие писателей. Он нашел сие сословие совершенно преданным на произвол судьбе и притесн.<ительной> ц.<ензуре>. Даже не было закона касательно собственности литературной. [За год пред сим я не мог найти нигде управы, лишась 3000 р. чрез перепечатание одного из моих сочинений (что было еще первый пример).]
Ограждение литературной собственности и Цензурный устав принадлежат к важнейшим благодеяниям нынешнего царствования.
Литература оживилась и приняла обыкновенное свое направление, т. е. торговое. Ныне составляет оно часть честной промышленности, покровительствуемой законами.
Изо всех родов литературы периодические издания более приносят выгоды и чем разнообразнее по содержанию, тем более расходятся.
Известия политические привлекают большее число читателей, будучи любопытны для всякого.
[Ведомости С.<анкт> П.<етербургские>, М.<осковские>, Од.<есские> и Т.<ифлисские> и Сев.<ерная> Пчела суть единств.<енные> доныне журналы, в коих помещаются известия политические. ]
Сев.<ерная> Пч<ела>, издаваемая двумя известными литераторами, имея около 3000 подписчиков и следственно [принос<я>] св.<оим> изд.<ателям> по 80,000 дохода, между тем как чисто литературная газета едва ли окупает издержки издания, естественно должна иметь большее влияние на читающую публику, следственно и на книжную торговлю.
Всякий журналист имеет право говорить мнение свое о нововышедшей книге столь строго, как угодно ему: Сев.<ерная> Пч.<ела> пользуется сим правом и хорошо делает.
Законом требовать от журналиста благосклонности или даже беспристрастия и нелицеприятия было бы невозможно и несправедливо. Автору осужденной книги остается ожидать решения читающей публики или искать управы и защиты в другом журнале.
Но журналы чисто литературные вместо 3000 подписчиков имеют едва ли и 400, следств.<енно>, голос их в его пользу был бы вовсе недействителен, и публика, полагаясь на первое решение, книги его не покупает.
Таким образом, литературная торговля находится в руках изд.<ателей> Сев.<ерной> Пчелы — и критика, как и политика, сделалась их монополией. От сего терпят вещественный ущерб все литераторы, которые не находятся в приятельских сношениях с изд.<ателями> Сев.<ерной>, ибо ни одно из их произведений не имеет успеха и не продается.
Для восстановления равновесия в литер.<атуре> нам необходим журнал, коего средства могли бы равняться средств.<ам> Сев.<ерной> Пчелы. В сем-то отношении осмеливаюсь просить о разрешении печатать политические заграничные новости в журнале, издаваемом б.<ароном> Д.<ельвигом> — или мною.
Сим разрешением г.<осударь> имп.<ератор> дарует по 40 тысяч доходу двум семействам и обеспечит состояние нескольких литераторов.
Направление политических статей зависит и должно зависеть от правительства, и в этом издатели священной обязанностию полагают добросовестно ему повиноваться и не только строго соображаться с решениями цензора, но и сами готовы отвечать за каждую строчку, напечатанную в их журнале.
Злонамеренность или недоброжелательство были бы с их стороны столь же безрассудны, как и неблагодарны.
Не в обвинение изд<ателей> [других жур<налов>], но единственно для изъяснения причин, принуждающих нас прибегнуть к высочайш<ему> покровительству, осмеливаемся заметить, что личная честь, не только писателей, но и их матерей и отцов находится ныне во власти изд.<ателей> полит.<ического> журн.<ала>, ибо обиняки (хотя и явные) не могут быть остановлены цензурою.
——
А. П. БАРАНТУ.
16 декабря 1836 г. Петербург.
Барон,
Спешу сообщить вашему превосходительству сведения, которые вы желали иметь относительно правил, определяющих литературную собственность в России.
Литература стала у нас значительной отраслью промышленности лишь за последние лет двадцать или около того. До тех пор на нее смотрели только как на изящное и аристократическое занятие. Г-жа де Сталь говорила в 1811 г.: в России несколько дворян занялись литературой. (10 лет изгнания). Никто не думал извлекать из своих произведений других выгод, кроме успехов в обществе, авторы сами поощряли их перепечатку и тщеславились этим, между тем как наши академии со спокойной совестью и ничего не опасаясь подавали пример этого правонарушения. Первая жалоба на перепечатку была подана в 1824 г. Оказалось, что подобный случай не был предусмотрен законодателем. Литературная собственность была признана нынешним государем. Вот подлинные выражения закона:
• Всякий автор или переводчик книги имеет право ее издать и продать как собственность благоприобретенную (не наследственную).
• Его законные наследники имеют право издавать и продавать его произведения (в случае, если право собственности не было отчуждено) в течение 25 лет.
• По истечении 25 лет, считая со дня его смерти, его произведения становятся общественным достоянием. Закон 22 апреля 1828 г.
Приложение от 28 апреля того же года объясняет и дополняет эти правила. Вот его главные статьи:
• Литературное произведение, напечатанное или находящееся в рукописи, не может быть продано ни при жизни автора, ни после его смерти для удовлетворения его кредиторов, если только он сам того не потребует.
• Автор имеет право, не взирая на все прежние обязательства, выпустить новое издание своего произведения, если две трети в нем изменены или же совершенно переделаны.
• Будет считаться виновным в контрафакции: 1) тот, кто, перепечатывая книгу, не соблюдает [правил] формальностей, требуемых законом, 2) тот, кто продаст рукопись или право ее напечатания двум или нескольким лицам одновременно, не имея на то согласия, 3) тот, кто издаст перевод произведения, напечатанного в России (или же с одобрения русской цензуры), присоединив к нему подлинный текст, 4) кто перепечатает за границей произведение, изданное в России или же с одобрения русской цензуры, и будет продавать экземпляры в России.
Эти правила далеко не разрешают всех вопросов, которые могут возникнуть в будущем. В законе нет никаких условий относительно посмертных произведений. Законные наследники должны были бы обладать полным правом собственности на них, со всеми преимуществами самого автора. Автор произведения, изданного под псевдонимом или же приписанного известному писателю, теряет ли своё право собственности, и какому правилу следовать в таком случае? Закон ничего не говорит об этом.
Перепечатывание иностранных книг не запрещается и не может быть запрещено. Русские книгопродавцы всегда сумеют получать большие барыши, перепечатывая иностранные книги, сбыт которых всегда будет им обеспечен даже без вывоза, тогда как иностранец не может перепечатывать русские произведения из-за отсутствия читателей.
Срок давности по делам о перепечатывании определен в два года.
Вопрос о литературной собственности очень упрощен в России, где никто не может представить свою рукопись в цензуру, не назвав автора и не поставив его тем самым под непосредственную охрану со стороны государства.
Остаюсь с уважением,
барон,
вашего превосходительства
нижайший и покорнейший слуга
Александр Пушкин.
16 декабря 1836. С.-Пб.
==============================
КОММЕНТАРИИ И ПРИМЕЧАНИЯ
Барон Амабль Гийом Проспер Брюжьер де Барант (Amable Guillaume Prosper Brugiеre, baron de Barante, 1782—1866) — французский историк, публицист, дипломат и политический деятель, посол Франции в Российской Империи (1835—1841), автор книг «История Национального конвента» в 6 томах (1851—1853), «История Директории Французской республики» в 3 томах (1855), «Парламент и Фронда» (1859).
Как пишет доктор исторических наук Наталия Петровна Таньшина (см. Доп. информация), он поддерживал отношения с различными слоями столичного общества, от императорского общества и придворных кругов до гостиных представителей дипломатического корпуса и литераторов; его супруга также устраивала приемы. С друзьями А.С.Пушкина — А.И.Тургеневым, В.А.Жуковским, князем П.А.Вяземским — Барант встречался не менее часто, чем с министрами и послами. Именно с представителями российской интеллектуальной элиты он предпочитал общаться, находя петербургское светское общество скучным и унылым. Был хорошо знаком и неоднократно беседовал с Пушкиным, однако имя поэта упоминается в донесениях всего один раз, уже после его гибели, в связи с распоряжением императора выслать Дантеса во Францию.
Судя по отзывам современников, Барант очень высоко ценил талант Пушкина и переживал потерю, которую понесла Россия. Он присутствовал при выносе тела покойного поэта и отпевании в церкви. В.А. Жуковский в письме к С.Л. Пушкину от 15 февраля 1837 г. заметил: «Пушкин по своему гению был собственностью не одной России, но целой Европы; потому-то и посол французский (сам знаменитый писатель) приходил к дверям его с печалью собственной; и о нашем Пушкине пожалел как будто о своём». Об искренней скорби Баранта упоминал и А.И.Тургенев: посол «французский с растроганным выражением, искренним, так что кто-то прежде, слышав, что из знати немногие о П. жалели, сказал: Барант и Геррера sont les seuls Russes dans tout cela!» (единственные русские во всём этом деле) . В.А.Мильчина приводит следующие показательные слова из письма П.А.Вяземского к А.И.Тургеневу: «Чем поддержал Барант своё неотъемлемое и не заимствованное достоинство во время пребывания его в Петербурге? Ничем, за исключением живого участия, которое он оказал в горе нашем о Пушкине». По мнению исследовательницы, в последние месяцы жизни Пушкина барон Барант входил в число его «близких и высоко ценимых собеседников-европейцев».
23 декабря 1836 г. (спустя неделю после этого письма) был избран почётным членом Петербургской Академии наук. Ранее он предлагал А.С.Пушкину перевести совместно с ним на французский язык «Капитанскую дочку».
По одной из распространенных версий, сын барона, Эрнест де Барант, одолжил пистолеты для дуэли с Пушкиным виконту д’Аршиаку, секунданту Дантеса, а в 1840 г. вызвал на дуэль М.Ю.Лермонтова. Их дуэль состоялась 18 февраля (1 марта) 1840 г. на Парголовской дороге недалеко от Чёрной речки. Дуэлянты бились на шпагах, однако у Лермонтова при выпаде переломился клинок, и они перешли на пистолеты. Первым стрелял Барант, но промахнулся. Лермонтов разрядил пистолет, выстрелив в сторону, после чего участники дуэли разъехались.
За «недонесение о дуэли» 11 (23) марта 1840 г. Лермонтов был арестован; дело рассматривал военный суд. Барант же, по воле Николая I, привлечён к суду не был. По решению суда, принятого 13 (25) апреля 1840 г., Лермонтов был переведён обратно на Кавказ, в Тенгинский пехотный полк.
——
/ Пушкин: Письма последних лет, 1834—1837 / АН СССР. Институт русской литературы (Пушкинский дом); Отв. ред. Н.В.Измайлов.
Письмо печатается по репродукции при статье Г.Л.Лозинского в изд.: Временник Общества друзей русской книги, вып. II. Париж, 1928, стр. 89—90. Впервые (по подлиннику): сб. «Недра», кн. III, М., 1924, стр. 171—173. Подлинник в 1928 г. был у коллекционера В.П.Катенева (Париж).
Письмо является ответом на официальное письмо Баранта за № 1538 от 11 декабря 1836 г., в котором Барант, по поручению французской комиссии для выработки законодательства об авторском праве и литературной собственности, обратился к Пушкину с просьбой сообщить ему соответствующие положения русского авторского права и высказать свои соображения о возможных путях его улучшения. С письмом, аналогичным по содержанию (за № 1537, также от 11 декабря 1836 г.), но преследующим только цели получения официальной информации о существующих в России узаконениях, барон Барант обратился к вице-канцлеру Российской Империи и министру иностранных дел графу Карлу Васильевичу Нессельроде.
• { Изящное и аристократическое занятие }. — Эта часть письма непосредственно связана с давними размышлениями Пушкина о современном положении литературы и представляет собой сокращённое изложение преамбулы чернового письма к главному начальнику III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии Бенкендорфу, составленного между 19 июля и 10 августа 1830 г. Пушкин рассматривал профессионализацию литературного труда как историческую закономерность, возражая реальным и потенциальным оппонентам.
• { В России несколько дворян занялись литературой }. — Неточная цитата из 16-й главы мемуаров г-жи де Сталь «Dix annеes d’exil» (см.: Oeuvres complеtes de M-me la Baronne de Staеl, t. XV. Paris, 1821, p. 308). Известен давний интерес Пушкина к этой книге: первая ссылка на неё сделана им в «Заметках по русской истории XVIII века» в 1822 г., т. е. через год после появления книги. В 1825 г. Пушкин резко выступил в защиту книги де Сталь от критики А.А.Муханова. На цитированное место он ссылался также и в «Путешествии из Москвы в Петербург». Книга г-жи де Сталь сохранилась в библиотеке Пушкина в составе посмертного издания её сочинений.
• { Первая жалоба на перепечатку была подана в 1824 г. }. — Речь идёт о контрафакции Е.Ольдекопа, перепечатавшего в 1824 г. без согласия Пушкина «Кавказского пленника» вместе с немецким переводом. Жалоба С. Л. Пушкина на нарушение авторских прав сына (находившегося в ссылке) не повела к судебному преследованию Ольдекопа, так как случаи контрафакции в законодательстве не были предусмотрены; однако цензурный комитет счёл необходимым запретить произвольную перепечатку произведений Пушкина (заседание от 7 июля 1824 г.). 20 июля 1827 г. Пушкин обратился к А.Х.Бенкендорфу, имея целью добиться официального запрещения контрафакций; в результате последовавшей переписки в цензурный устав 1828 г. было внесено соответствующее правило.
• { Будет продавать экземпляры в России }. — Пушкин приводит в пересказе §§ 135 и 136 цензурного устава 1828 г. и §§ 2 и 5 приложения к уставу — «Положения о правах сочинителей». Можно думать, что статьи устава Пушкин изучал по «Полному собранию законов Российской империи», подаренному ему Николаем I в 1832 г., где в третьем томе второй серии собрания были перепечатаны устав (№ 1979) и «Положение о правах сочинителей» (№ 1980).
• { Эти правила далеко не разрешают всех вопросов }. — Результатом изучения Пушкиным цензурного устава явился набросок, условно озаглавленный «План статьи о правах писателя» и датируемый 1835 г.
ДОП. ИНФОРМАЦИЯ
Наталия Таньшина. Посол Франции барон Проспер де Барант и его «Заметки о России» (2010):
http://www.perspektivy.info