Поездка в Казахстан

Марина Аржаникова
               
Когда мы первый раз поехали в Казахстан, к родственникам,  - мне было шесть. Я уже смотрела Фантомаса и знала буквы, прописные и заглавные.

Особенно мне нравилась заглавная Б, я рисовала ей разные шляпки, загибала вверх, или опускала вниз, и тогда буква казалась обиженной, а когда закручивала вверх - веселой и даже задирой. У мамы была такая шляпа, она тоже ее по разному опускала, "по настроению", говорила мама. Раз шляпа улетела , и быстро побежала по берегу, а мы с Олежкой за ней мчались, за руки, а она словно играла, смеялась над нами. Мы убежали так далеко, что мама с тетей Людой и друзьями превратились в точки, точки эти двигались, наверное, они махали нам.

- Смотри, это домики для змей, - сказал Олежа.

В желтой вертикальной горе и вправду было много дырок.

- Если туда брызнуть, они высунут головы, - сказал Олег.

Я уже представила маленькую скользкую головку, выглядывающую из змеиного домика, как вдали показался дядя Андрей, он махал руками, и бежал прямо на нас.

- Это ужи, они не опасные, -  сказал дядя Андрей, запыхавшись, заглянул в норку, и что-то просвистел в нее...

Наверное, его мелодия понравилась, потому, что через мгновенье маленькая блестящая головка показалась из дырки, окинув нас своим внимательным змеиным взглядом.

- Видала? - прыгал от радости Олежка.

- Мы видели змею! Мы видели змею! - Рассказывали мы взрослым, но они только улыбались, и продолжали есть и смеяться.

- Не ходите больше туда, - надевала мама беглянку- шляпу. Сегодня она была особенно  красивая, кудри ее развевались, а глаза блестели.

Мы бродили с Олежкой по берегу, неровной его линии, мочили ноги, кидали плоские камушки в реку, считали круги, маленькие, абсолютно счастливые дети.

                ------------------------------------------------

Гуляли мы долго. Взрослые уже разожгли костер, и даже танцевали под транзистор.
Я чувствовала олежину ладошку, она была горячая, мне нравилось, что он сжимает мою. Вечером я сказала бабушке, что люблю Олега. Бабушка засмеялась и сказала, что мы брат с сестрой и не можем жениться.

"Но у меня нет брата!", -  возмущалась я, и слезы капали прямо на бабушкины пальцы -  она расчесывала мне волосы. Сколько я не просила у родителей братика,  мама всегда только смеялась!

Утром, я немытая и сонная пришла к родителям с вопросом.

- Кузен, - сказала мама и засмеялась.. У нее опять блестели глаза.

Кузен - смешное непонятное слово. Это похоже на кузнеца, или на звонкий железный бак.
Почему они все такие, эти взрослые?


Все следующее утро мы были на речке, жарились на солнышке, в Казахстане оно очень яркое.
Родители играли в какие-то странные взрослые догоняшки, и маму догонял дядя Миша, а мама убегала и громко хохотала.
Кажется, я сгорела, и днем бабушка уложила меня спать, намазав кефиром.
Олежа увидел меня в одних трусах и в  "кефире", и мне было стыдно.


Вечером  Олежка предложил играть в " Фантомаса". Он был "храбрый журналист", и спасал от синего злодея свою подружку- блондинку, с белыми губами .
Она мне очень нравилась.

- Это Милен де Монжо, - сказала мама.

Вечером я утащила из маминой сумочки перламутровую помаду.

Я хотела быть как Милен де Монжо.

Мы подготовились, в кустах разложили доски, кирпичи, и сделал "ход":  Накрыли кусты старой скатертью, получилось очень таинственно, как в кино.
На старый стул поставили транзистор с музыкой.


- Иди, лезь, - сказал Олежа.


Я залезла, легла, и сердце мое стучало. Я хотела, чтоб Олежка меня спасал. И когда он подлез, смешно зацепив скатерть,  замерла, потому, что увидела над собой два его глаза.  Старая скатерть нас накрыла, и я почувствовала запах его горячей кожи.
Наверное, мои перламутровые губы горели в сумерках,  потому, что Олежка смутился, и покраснел.

- Спасай, - сказала я, и тоже покраснела.

Он дотронулся до руки, чуть выше, там, где лямка от сарафана, и где не загорело, и чуть отодвинул ее. Мне стало жарко.
Олежка вдруг заплакал.
Я тоже заплакала, мы вместе плакали, в кустах,  груде кирпичей и полинявшей скатерти с желтой бахромой.


Вечером у меня поднялась температура, и бабушка меня "укладывала".
Наверное, она боялись, что меня укусила змея.


- Перегрелась на солнце, ерунда, - сказала мама.


Я долго не могла уснуть. В летней кухне гуляли и пели. Я видела мамины волосы, гитару в руках у дяди Миши, и думала об Олеге.

                --------------------------------------------

Потом Артемьевы уехали, и я ничего не помню, только со слов бабушки - "плакала, плакала, да замолчала", и в первый класс - молча. Не помогли даже "бомбошки" на гольфах, о которых я так мечтала.
Потом, смутно - врачи, капли, "хорошие книжки на ночь". Положительные эмоции.
Курорт Алушта. Воды.
Второй класс я уже закончила на "отлично".
А дальше пионерка, комсомол, выпускной...
Потом бабушки не стало.
Потом не стало страны.


Спустя много времени, уже почти взрослой, я примеряла, крутясь у зеркала, смешную старую шляпу, найденую где-то в чулане.. 

-  Мам!  Это твоя..  Ты помнишь? Ну тогда... Когда мы были в Казахстане?

- А.. Помню.. Артемьевы... "Седьмая вода на киселе",  - сказала мама и как-то некрасиво хмыкнула.

Мне показалось, ей неприятно это воспоминание.

А я вспомнила убегающую шляпу, свист, маленькую блестящую головку, и на мгновение почувствовала ее укус... Где-то в области плеча.
Я даже приспустила рукав платья, плечо горело!
Я не понимала как это могло быть.
Как-будто кто-то шептал мне в ухо, настойчиво - не торопись, оглянись.

Я оглядывалась: двумя горячими ладонями Олежа обнимал мою сгоревшую спину, и незнакомая, недетская  мука стояла в мальчишечьих глазах.


Соломенная шляпа распадается у меня в руках.


- Миша, машина пришла, веди Олега, - слышу я.

- Что значит нету?? Ищите в кирпичах, - команует тетя Люда.


 Но нашего дома уже нету - кирпичи сложены в сарае, а скатерть выброшена...

Олега подсаживает дядя Миша, стучит его одобрительно по плечу, а бабушка  подводит меня, но мы молчим.

Мелькает подол маминого  платья, мама не прощается, даже не подходит к машине.


- Я подтолкну, -  засучивает рукава дядя Андрей, толкает машину и подмигивает мне.


Машина бьется на месте, ревет, но не трогается.

Я вижу олежино ухо.


Мы идем вниз. Я наступаю на цветы.


- Уехали, и к лучшему, -  говорит бабушка загадкой.


Мы тоже уехали на слелующий день, долго кружили по кромке реки, пока не выехали на главную дорогу, и молчали.

- Смотрите, змея! - вдруг, закричала мама.

Но никто не отреагировал. Их здесь много.

- Не дыми ты так, -  говорит бабушка папе, отгоняет рукой дым.

Папа молча выбрасывает папиросу в открытое окно.


А я смотрю на маму - у нее красный кончик носа.



Иногда я хотела узнать адрес Олега, найти его, но опять торопилась, не искала.

Не оглядывалась..

А Артемьевых мы больше не видели, и в Казахстан не ездили. Теперь это заграница, и дальние родственники, по какой-то причине, больше не появлялись в нашей жизни.

Но когда  я вспоминаю об этом лете, у меня горит рука, чуть выше, где плечо, где лямочка от сарафана, из моего детства.