Студенческие строчки с комментариями

Василий Носачёв
Песня

Дворник подметает тротуары,
По асфальту шелестит листвой.
Утро ветром окна раскрывает
Гулкой предрассветною порою.

И, сливаясь с ветром, нарастают
Звуки наступающего дня
То многоголосьем звонкой стали,
То задорной песенкой огня.

И, резвясь, подхватывает ветер
И разносит эту песню вширь,
И её напев – и бодр, и светел,
Пробуждает спящую Сибирь.

Улыбнутся ей шофёр, строитель,
Подмигнёт молоденький стажёр.
Каждый этой песни исполнитель –
Трудового ритма дирижёр.
                ок.1972г.

       Помню, что это стихотворение я сознательно выстроил, как пригодное для публикации, имея в виду газету «Молодость Сибири» или что-нибудь подобное. 
       И вот однажды в самом центре зимой 72/73 у тогдашней «Орбиты» я столкнулся с Соловьёвой Ольгой, выпускницей нашей школы, очень милой, симпатичной девушкой. Мы хотя и не дружили с ней в школе, но общались вполне доверительно и встретились тут, как старые друзья. У нас с нею тогда состоялся длинный разговор. Где ты? А ты? Оказалось, она трудилась внештатным корреспондентом в редакции «Советской Сибири». Ольга рассказывала о своей работе в газете вдохновенно, ей это было очень интересно. Постояли, потом я её проводил немного, по пути, рассуждая на тему, о ком же пишут наши газеты, как находят героев для публикаций и спровоцировал её на обсуждение свой персоны. Есть ли во мне хоть что-то интересное или нет? По её мнению – ничего особенного во мне не было, ну такого, чтобы обо мне написать в газете. Она была, конечно, права, но меня это задело. Я ведь уже сочинял, и как мне казалось – талантливо. Правда, самой Ольге об этом ничего не было известно, она училась в параллельном классе со спортивным уклоном, куда созывали рекордсменов со всего региона и на литературные темы с ней мы в школе не беседовали. Не побеседовали и в тот раз – после школы.
       Но этот свой новоиспечённый опус я показал товарищу по студгруппе, Сергееву Андрею и получил от товарища полный отлуп. Критика прозвучала жёсткая: «Зачем такое писать? Так-то ведь каждый  сможет. Такого добра – полно».
       Мой довод, что, зато это вполне «печабельно» и для начала – сойдёт, ему не показался верным. Братья Сергеевы были тогда увлечены поэзией Окуджавы и его песнями с новой пластинки: «Не верьте пехоте», «Надежды маленький оркестрик», «По смоленской дороге» и ещё песнями из «Бумбараша» Кима, чьё авторство раскроется гораздо позже. Конечно, и я понимал, где – настоящее, а где поверхностное. Но глубиной воплощения не владел. Короче, Андрей убедил меня вполне, что не стоит с таким «творением» и высовываться. Кому это надо? Прислушавшись к его мнению, я это стихотворение упрятал, а потом и вовсе выбросил. Оно восстановлено по памяти в 2010 году, может, с каким-то пробелом, чтобы вспомнить сами эти события и зиму 72/73 года.
А тогда помню, мне было особенно жалко и обидно за одну только строчку:
«Утро ветром окна раскрывает»…
В ней мне удалось выстроить по своему вкусу чередование гласных.

Теперь о другом опусе.

А мне приятны расставанья,
Когда движением одним,
Я разрушал до основанья,
Всё, что считалось дорогим.

Не дописав поставить точку,
И крикнуть «Стоп!» на полпути,
И попытаться в одиночку
Другой дорогою пройти…

И вот иду,
заблудший словно,
Среди сугробов человек,
А мне в лицо бросает злобно
Холодный ветер жёсткий снег.
 
И только вижу, как мерцает
Вдали ещё неясный свет,
И я стремлюсь к нему, не зная,
Там обогреют или нет.
                Начато 20.02.73

      Помню, что этот опус зародился прямо на лекции. Конечно, рядом были братья мои – Сергеевы.  Я показал им набросок. Серёга в это время увлечённо рисовал в тетради для конспектов что-то а ля экзистенций Сальвадора Дали или под кубистов. Интересно рисовал. Где те рисунки? Теперь оценка моего творения оказалась мягкой. Им обоим понравилось, Сергею особенно строчки про жёсткий снег в лицо.
      А во мне уже вызрело не стихотворение, а «побег». Учёба в НЭТИ меня явно замордовала в прямом и переносном смыслах. Хотелось вырваться куда-то за стены института, где, казалось, и протекала настоящая жизнь. Короче, взял  академотпуск. Провел небезынтересной год с последующим переводом  с «ФЭТа»  на  «МЭФ», и пошёл другой дорогой. Такие вывихи пути случались и позже ещё не один раз. Не любил долго сидеть на одном месте. Побывал, послужил и поработал в разных местах и направлениях. А потом случилась перестройка.
       Она довершила начатое в юности дело переустройства и изменения, но уже в масштабах страны. И оказалось, далеко не всегда разрушать до основания было занятием приятным, а уж тем более полезным. Потери друзей в жизни невосполнимы. И замены тем же братьям-Сергеевым  найти было просто невозможно. Мне всегда их недоставало, хотя я и не рвал с ними дружеских отношений, но их глубина стала уже не та.