Опыт
По узкой лесной просеке виляет санный путь. По нему, звеня бубенчиком под дугой и скрипя по снегу при каждом шаге, неспешной рысцой бежала чалая лошадь, запряженная в кошевку. Лошадь время от времени фыркала, и от этого ее фырканья на морозе и от исходящего от нее пара она вся была покрыта белым инеем: им была покрыта шерсть лошади, ее грива и ресницы.
В кошевке, в овчинном тулупе с поднятым воротником, подложив под себя сено, сидел Иван Петрович, держа в меховых рукавицах вожжи. Воротник тулупа, шапка и борода Ивана Петровича, были покрыты мелким снегом, летевшим из-под копыт лошади.
Смеркалось. В чистом морозном небе начали появляться первые звезды. По краям дороги проплывал со скоростью бегущей лошади разлапистый сосновый лес. Темные сосны своими вершинами уходили далеко вверх, оставляя над дорогой, светлую полоску неба. Эта светлая полоса неба над головой повторяла изгибы дороги.
Примораживало, и оттого становилось холоднее. Иван Петрович, сопротивляясь наваливавшейся на него дремоте от монотонного движения пейзажа, изредка дергал вожжи, напоминая лошади, что она не одна в этом зимнем лесу. От каждого такого подергивания вожжами лошадь чуть прибавляла в беге, но скоро опять возвращалась к привычному для неё темпу. Это замечал Иван Петрович, это знала лошадь, и это устраивало их обоих. Иван Петрович дергал вожжи, лошадь переходила на быструю рысь, но через несколько шагов опять возвращалась к прежнему ритму. Такая манера общения между Иваном Петровичем и лошадью была выработана с годами, так всегда они передвигались по заснеженной лесной дороге. Иван Петрович, дергая вожжи, как бы спрашивал: « Как ты там, Чалая, не уснула еще на ходу?» Чуть прибавив в беге, лошадь, как бы говорила ему: «Видишь, бегу же – зря волнуешься». Пообщавшись, таким образом, они какое - то время сохраняли нейтралитет. Иван Петрович не беспокоил лошадь, а лошадь бежала с привычной для нее скоростью до той поры, пока он снова не начинал клевать носом. В кошевке, на облучке, перед Иваном Петровичем, нервно поглядывая в разные стороны, ехали еще три воробья. Два из них, должно быть, совсем еще молодые и неопытные, беззаботно чирикая, перелетали друг за другом с одного места на другое. Было непонятно, зачем и куда по заснеженной дороге едут эти воробьи, набившись, в попутчики к Ивану Петровичу. Третий старый, седой воробей, нахохлившись, сидел неподвижно и внимательно посматривал то на Ивана Петровича, то на лошадь. Перепрыгивая с места на место, двое молодых при этом не выпускали старого из вида, и можно было заключить, что между ними существовала какая - то договоренность. Седой был у них в авторитете, и они полностью полагались на него. Старый воробей посматривал на Ивана Петровича лишь только потому, что опасался, как бы тот, когда в очередной раз начнет размахивать вожжами, чего доброго, не смахнул бы его с облучка. На самом же деле, многолетний опыт подсказывал ему, что в данной ситуации намного полезнее будет внимательно наблюдать именно за лошадью. И опыт не подвел старого воробья.
Вдруг Чалая зафыркала и, в нарушение договоренности с Иваном Петровичем, приостановила свой бег, неожиданно перешла на шаг и подозрительно приподняла хвост. Сделав им несколько движений влево вправо, в такт шагам, вывалила из-под него на белоснежную дорогу, дымящуюся на морозе кучу. Но, так как у лошади не хватило наглости вообще остановиться, куча в такт шагам, развалилась на три части по ходу движения.
Иван Петрович, озадаченный было непредусмотренной остановкой, очнулся от дремы, тактично выждал окончание процесса. Поняв, что ждать больше нечего, дернул вожжи, следуя годами отработанной схеме, и Чалая, побежав было рысцой, скоро опять перешла на ленивый темп. Иван Петрович сделал вид, что ничего не заметил, лошадь сделала вид, что старается как может. Воробьёв на облучке не было. Иван Петрович продолжил свой путь уже в одиночестве.
Декабрь 2018 г.