"Пускай первые строчки будут олицетворять твоё бессилие. Впоследствии ты обретёшь славу и стойкость."
- Что это? Братишка, зачем ты это пишешь? Слог странный... Тебе не пора домой? Володя уже ушёл. - Володя является бессменным охранником нашего офиса, а фамильярно обращается ко мне мой друг.
- Друг хочется закрепить в кавычки. - Что? Я сказал вслух?
- Я не понимаю, ты о чём? - Здесь впору ставить скобку на жалкое подобие смайла и нолик следом.
- Лёш. Я скоро пойду домой, спасибо, - улыбка на миллион, тридцать два зуба сияют, - Куча дел, нужно закрыть проект. Ты же знаешь, конец декабря. Работа кипит.
Хлопок по плечу, братское наставление. И мой приятель уходит домой, в закат. Точнее уезжает, на взятом в кредит Бэнтли. А закатов в нашей холодной мертвенно голубой зиме нет. Записку до которой он докопался лучше сжечь. Мой лексикон таял на глазах. Весь этот сленг, таймменеджмент, кейс и прочая дребедень - я начинаю забывать синонимы действительно нужных слов. Я тупею.
Эпиграф к моей новой книге так и остаётся клочком скомканной бумаги в одинокой урне. Ведь книгу я на самом деле не пишу.
Подходит Владимир. Плечистый, нос картошкой, голова в залысинах, и рязанский акцент. Добрый малый, но переходить дорогу ему под носом я бы не хотел.
- Уходишь? Все уже разошлись, Максим.
(Максим, как мило)
- Работы много. Всё в порядке? Мне нужно пару часов.
Он лишь молча сглатывает, едва заметным кивком оглядывает мой рабочий стол и уходит на свой пост. Что он здесь делает? Наверху? Не знаю. Компания позаботилась о том, чтобы у нас на этаже был свой человек для подстраховки, на минимальном окладе. Мне нужно спуститься за кофе. Снизу в огромном просторном вестибюле ещё двое с охраны и девушка с ресепшна. Наверное она уже покинула здание в поисках толики отдыха, в попытке отвлечься от бесконечной серости рутины. Бесконечной серости рабочего процесса. Но данность не щадит никого.
Я нажимаю кнопку вызова лифта. Мне нужен кофе. Он есть и на нашей небольшой кухне, но мне нравится аромат дешевого кофе из автомата в вестибюле. Маленькие радости.
"Пускай первые строчки будут олицетворять твоё бессилие. Впоследствии ты обретёшь славу и стойкость."
Фраза не выходит из головы. Двери наконец открываются. Но в вестибюле пусто. Я слышу некий гул, словно бы в детстве, когда под dark ambient пишешь "creepy" рассказы ночью. Один. Сарказм по поводу былой юношеской юности выветривается под гнётом новой неопределённости. Голова становится пустая. Страха нет, скорее озадаченность и легкий ступор - я всё ещё жду. Но чего?
- Эй, - фраза, брошенная в надежде услышать возглас удивления и грубости от выживших в лице этого здания.
В голове всё проясняется. Словно бы гул басов неведомого дребезжания в моей голове сменяет тональность, спускаясь в самый низ. Звук замедляется. В здании сейчас вечером было человек двадцать. Это минимум. Забавно, что эта фраза промелькнула в голове.
Стоп. Что?
Пальцы лихорадочно ищут кнопку вызова лифта, но лифт не едет. Секунды мучительным образом растягиваются в минуты, что умудряются извиваться вокруг шеи. Метафизически. Бред. Нужно посмотреть мониторы на ресепшне. Всё логично.
Берёшь себя в руки и разворачиваешься. Кажется, я слышал позади звук открывающихся дверей лифта. Звучит как дребезжание и всхлипы из преисподней, всё больше глупых мыслей посещает головушку. Нервяк даёт о себе знать.
Мониторы работают. Отлично. Что это? Очень замедленным, будто под фильтр, звучанием я слышу непонятную речь. Будто это глупая шутка. Но сейчас мне больше всего хотелось нагадить горой кирпичей, большей, чем мой собственный вес. Возьми себя в руки. Звук похож на записанный. Сколько крипи-паст ты видел в детстве? Все эти байки, нелепый монтаж, записанные звуки. Детские происки. Уверен. всему этому есть своя причина.
МОНИТОРЫ.
Я отвлёкся. Что дальше? На всех экранах пусто. Даже там где в это время обычно должны заниматься уборкой представители клининга. Чёрт, что за туманка? Стучу по монитору. Он отключается. Больше всего напрягает, что замедленный голос уже две минуты как напевает какую-то песню. Незамысловатую песню. Столь избитые приёмы, я посмотрел тысячу хорроров. Меня так просто не взять.
Глупые вопросы лезут в голову, что с мониторами? Что с призраками? А что с ними? Веришь ли в них? БЕГИ.
Стоп. Возьми себя в руки. Изображение на мониторах начинает дёргаться. Невероятным усилием воли (а может быть ступором из-за страха) заставляю себя уделить целую минуту просмотру мониторов. Ничего не меняется, изображение так же дребезжит, дёргается. Переключаю камеры некоторое время - ничего. Нервяк в голове нарастает.
- Кто-нибудь здесь есть? - дрожащим голосом пытаюсь произнести фразу, но изо рта выходит нечто нечленораздельное. Сглатываю.
Двери лифта по-прежнему открыты. Муражки и.... Почему-то вспоминаю маму. "Никогда не заходи в ждущие тебя двери лифта. Ловушка дьявола".
Нужно подняться наверх, я оставил смартфон на зарядке. Отбрось глупые мысли. Если Бог покинул нас, то Дьявол теряет азарт к людским делам. Ведь досаждать больше некому.
Я смотрю на лифт. Он смотрит на меня. Муражки начинают отплясывать ламбаду на руках и на спине. Организм готов сплющиться в ожидании некой реакции. Некоего действия. Но действия не происходит. Звуки пения пропали.
Я ступаю в открытый лифт, нажимаю кнопку. Двери захлопываются. Сердце иногда покалывает, с тех пор как бросил курить. Прошло слишком мало времени. Нужно просто забрать телефон. И я отсюда сваливаю. Если вообще я выживу - я отсюда сваливаю, к чёрту. "Не упоминай бесов и чёртов" - говорила мне мать. Она была слишком набожной. Лифт едет слишком долго. За что мне это?
Двери открываются. Я живой.
- Володя ты здесь?! Владимир?
Ничего. Молчание. Мёртвая тишина. Убийственная смесь из неподражаемой нервозности и озадаченности. Предтеча животного страха разумного вида.
Так часто я думал о том, что кто-то может выстрелить в спину. Зарезать меня. Что вот-вот обвалится дом. Эти малообоснованные неврозы. Я всё это поборол, я начал новую жизнь. И вот всё это начинает происходить со мной. Я попал в грёбаный кошмар. Впрочем, ты ещё не потерял голову. Успокойся.
Начинаешь замечать странные детали. Будто бы время остановилось. Есть свет, я вижу включенные мониторы и компьютеры, но весь звук будто бы вытек куда-то. Я не слышу ничего, даже писка. Лишь гул, напоминающий что угодно кроме привычного звука рабочей атмосферы офиса.
Бери телефон. Беги. Нужно сделать это.
Я чувствую ступор.
Бразды правления перенимает автор. Прошу меня простить за столь резкое прерывание повествования, да и вообще за столь некультурно резкую смену настроения. Максим спускается вниз. Выбегает из этого шестидесятиэтажного здания и бежит в сторону дома. Липкие комки снежных хлопьев падают ему на плечи. Его волосы, казалось бы поседевшие, выдают в нём жгучий страх. Животный страх. И он бежит в сторону автобуса.
Но нет же. Автобусы в такое время уже не ходят. Машины у него нет. А из здания он так и не выбрался.
Вы когда-нибудь задумывались о лимбе? Что из себя представляет сей процесс? Термин, использующийся ещё со времен средневекового католического богословия. По Данте лимб - это первый круг Ада, куда помимо некрещеных младенцев попадают и атеисты. И в какую же неперевариваемую смесь любви и злободневности нас всех занесло? Можно отключить мозг и дать воспарить своему эго - но как итог лишь страдания. Смертная оболочка требует тщательного ухода. Компиляция пережитых прежде человеческих знаний именуемых мудростью ничего не даёт человечеству. Всё, что человек мог получить он уже забрал. Силой.
Бог умер. Цитата, право, не моя.
Нас с вами больше нет.
Максим так и не научился вновь писать произведения в жанре horror, как он это делал в пятнадцать лет. Он попросту не успел, и мы с вами никогда не узнаем этой до жути интригующей истории. Сможет он или нет.
Максим поскользнулся на кафеле, выходя с работы. Перелом важных позвонков. Что-то с шеей, не вдавайтесь в подробности. Летальность... Летальность фатальна... Люди умирают насмерть. Иронией часто пытаются вытеснить боль и отогнать страх. У меня получилось?
Нелепый и трагический конец. Виновник не найден. Швабра не наказана. Вода осталась не у дел. Молодой и перспективный (второе зачеркнуть) работник офиса и по совместительству писатель так и не успел восполнить свой алтарь жертвенности, набрать лишние шесть кг мышечной массы и авторизоваться в своём аккаунте в Wattpad. Ведь ему не отвечала тех поддержка (здесь должен быть подергивающий плечами смайлик).
И эта история начинающаяся жуткой крипи пастой и должна была по сути ей и оставаться. Люди любят истории. Больше историй они любят только истории с архетипами. Что ж, сегодня вы не увидите прищуренной лампочки уставшего мотеля в вашем сознании. Клад зарыт. Двери запираются.
Но эта история совсем о другом.
Мы видим потерянную овцу своего поколения, разросшуюся манию величия и полнейшее непонимание себя. Свойственные человечеству черты. Некий контур познания нашего мира обретает совершенно иные оттенки через призму лимба. Призма смерти обретает более светлые участки и оттенки цвета (света). Человеческая оболочка слаба и больна. Даже в две тысячи двадцатом году от вируса гриппа умирает до шестьсот пятидесяти тысяч человек в год. Современная медицина очень сложна. Но природа умнее. Слабая оболочка требующая постоянного и беспрекословного ухода. Какое-то время она всё вам простит. Но это исчезает довольно быстро, под гнётом совокупности всего лишь пары-тройки факторов.
Человечество больше заботится о своей тленной (даже бренной) оболочке. О душе мало кто думает. Лицемеры, проповедующие религии, зарабатывают на том, кого они держат за скот. Метафизические страдания часто перерастают преграды депрессивных расстройств. Фармакология больше не помогает. Люди теряются в вакууме собственного экзистенциального сока, то и дело сжимаясь в собственной сфере, разрываясь до молекул.
Всё это могло бы быть грустным, умей человек осознать всё это и увидеть полную картину уже по прошествии (чего?). Но всю жизнь мы учимся узреть что-то досконально важное, нетленное, а затем попросту резко умираем. А иногда чуть позже и чуть более болезненно.
Максим пытался выдавать свою собственную историю за мастерпис поколения, а получал лишь подзатыльники от судьбы. Творческие способности теряли смысл, амбиции таяли, состояние тревожности нарастало. Современная жизнь оставалась такой же, какой она была всегда - растаявшим куском льда, безразличным к несправедливостям судьбы. Под судьбой многие понимали гнёт неизменных событий, что-то из рода стоицизма. Максим же под фатализмом и судьбой понимал одну очень важную вещь. И все нюансы этой "вещи" заключались в том, что замечают далеко не все. Что человек формируется до двадцати пяти лет. Что есть миллион факторов того, каким становится этот человек и каким он рождается. Какими были его предки. Каков размер его члена и размер его эго. Все эти неизменные факторы, формируемые в конечном итоге лишь в дополнение к уже известным доминантам (часто неизвестным)... Ох. Что-то нас с вами занесло куда-то не туда.
"Люди не меняются". Есть обстоятельства. Как правило страшные. Трагические. И фатальные (уж простите). И всё меняется. Другое же дело, когда мёртвый душой человек обременённый интеллектом не там где нужно пытается кропотливо противостоять самому себе. Убедить себя, что он всё делает правильно и двигается в нужном направлении. Что вот вот всё будет хорошо. Но хорошо ничего не будет. Дни как потерянные псы. Обременённый интеллектом философа в мире, где интеллект должен работать тебе на заработок. Вот так ошибка судьбы. Или лишь плохая шутка.
И всё закончилось на кафеле. Отчётливым хрустом и небольшой, идеально выверенной неведомым небесным перфекционистом струйкой крови из носа.
(Кто прочтёт данную строчку - мне нужен редактор. Право, отзовитесь. Чувствую себя беспомощным и... Безграмотным)
"Пускай первые строчки будут олицетворять твоё бессилие. Впоследствии ты обретёшь славу и стойкость."
Белый свет, нескончаемый и бесконтрольно огромный поток света, словно зияющая рана в поднебесной посредине огромного холла. Брезжащий золотыми оттенками яркий свет, источающий журчание всех ручьёв мира. И пение птиц. Лишь ненадолго. И всё прекращается. Мы с вами способны лишь наблюдать некую сущность рождения мира, построения чего-то более важного или отвлечённого от нашего с вами быта (например, рождение этого персонажа. А был ли мальчик?)
Если бы мы могли представить себе структуру повествования, которую с помощью пресловутого заигрывания с четвёртой стеной мы бы с вами сейчас могли увидеть... Представьте себе того же молодого человека с именем на букву М. Сейчас он посреди холла. Огромного блестящего холла современного бизнес-центра. Здесь пусто, слишком пусто и неуютно. Пустота будто давит, но что-то меланхоличное и сентиментальное витает сейчас в настроении читателя. Вы можете представить себе образ этого некогда молодого и некогда человека в качестве мертвеца с простынёй на голове. С двумя небольшими чёрными вырезами. И вот он стоит напротив своего трупа, но трупа нет. Есть лишь слабые отголоски того свечения, что ещё мгновение назад позволяло ему пройти в мир иной.
Конечно, этот образ взят из фильма "История призрака" Дэвида Лоури. Но если вам всем так будет проще - безусловно право ваше.
И всё же как вы думаете - сколько шансов у нашего призрака восстановить доступ к аккаунту WattPad?
Вокруг никого. Лишь эта простыня и черные вырезанные "глазки" из ткани, в которых сама чернь вселенной. Мы не способны пропустить в себя и толики этого взгляда. Задержавшегося взгляда на пустом месте на стене, где мгновение назад были столпы из света, олицетворяющие врата божьи. Или, по крайней мере, можем сделать предположение, что это были они.
Что заставляет это существо, этого ещё недавно человека остаться в этом мире? Привязанность к дому? К месту? К любви? В японской культуре часто заигрывают с темой неупокоённых призраков на фоне сильной злобы и агрессии к объекту. Настолько сильной, что та не даёт покоя даже после смерти. Думаю, случай тот не наш.
Мы наблюдаем простыню на улице в парке. Сейчас вечер и он наблюдает за красивой девушкой с ребёнком и мужем. У неё пухлые губы и прекрасные глаза. Простыня не может вспомнить о том, как выгнал эту девушку из собственного дома, когда той было семнадцать, предварительно дав ей надежду на хорошую жизнь. Мы с вами сейчас даже не можем понять, чувствует ли что-то сейчас эта простыня. Но чернь "зенок" выдаёт многое. Что ж, сейчас она счастлива. Это ли не счастливый конец?
Сейчас простыня наблюдает за собственными стареющими родителями. Они давно перестали плакать, но стали меньше разговаривать друг с другом после потери скоропостижно скончавшегося Максима. Уже никто не вспоминает, как часто те позволяли себе долгие размолвки и умалчивания. Ссоры на финансовой почве и затаённые обиды. Ведь воспоминания об упущенных отношениях с самыми близкими уничтожат кого угодно. Идут годы. Простыня всё ещё бродит по холлу, но словно бы наблюдает за всем со стороны. Впрочем, не делая собственного выбора. Не имея желания желать - всё будто бы предрешено с самого начала.
Родители старятся и умирают. Сначала отец. Мать через год. Одна из девушек, с которыми он несправедливо обошёлся ввиду старой травмы уже покрылась морщинами и переживает по поводу несросшихся отношений с повзрослевшим ребёнком. Жизнь не меняется.
Простыня наблюдает за пустыми страницами. Сшитыми в подобие сценария. Печатная машинка вместо ноутбука так и осталась пылиться в заброшенной квартире, которую приватизирует государство. Усталости у лампочки больше не будет - её заменят на новую.
В холле двое клерков рассуждают на экзистенциальные темы. Массовые беспокойства, волнения, коронавирус, третья мировая война, ядерный потенциал и раковые заболевания.
- Человек разучился. По-настоящему разучился быть счастливым.
- Ты что-то предлагаешь?
- Нет, ну серьёзно. Посмотри вокруг. Наш вид проклят. Ты всерьёз думаешь, что основная функция у человека - репродуктивная? Ты об этом? Нам дана возможность выбора, но не дано возможности не выбирать. Кто же это сказал... Всё, что ты сейчас любишь или ненавидишь, делаешь или не делаешь - всё это исчезнет. Исчезнут твои родители. Её родители. Наши с тобой дети, которых у нас судя по всему не будет, потому что поколение вырождается. Люди разучились быть счастливыми и плыть по течению.
- Может, потому что течение сейчас это не серотонин от физической работы каким-нибудь работягой-плотником, а неудовлетворённостью жизнью от обилия информации об идеальной голливудской жизни?
- Вот, вот. Ты ловишь фишку. И никто. Ничего. Не способен изменить. Мы все в огромном чане с дерьмом и кто-то явно периодически помешивает нас в общем вареве. Костёр давно зажёгся. Мы все исчезнем. А теперь напоминай себе об этом почаще?
Немой вопрос "зачем" впрочем сознательно не стал проявляться в головах у обоих. Не появится или у вас (или или).
Вот простыня наблюдает за крушением гранитной крепости. Бизнец-центр его беспечной езды по кругу. Перерождение, сансара - всё это уже не важно. Мог ли простыня тогда задумываться над всем этим, "путешествуя", я бы сказал, странствуя и плывя по течению времени. Причём как против так и по направлению. Кусок луны отвалился из-за столкновения с огромным астероидом и летит в нашу маленькую планетку. Вы думали, бизнец-центр сносят спустя сто лет просто так? Этот огромным монолит, олицетворяющий жалкие попытки воцариться в этом мире в качестве царя божьего, сверхчеловека. Всё это рушится, когда рушится сама планета.
Буквально откалываясь на куски.
Всё циклично.
Простыня наблюдает за новой землёй. Или же то старые древние племена, за шестьсот лет до его жизни. Девочки собирают ягоды. Они довольны жизнью и в силу возраста ещё не надеются на счастливый исход для себя, да и вообще не живут надеждой. Право, привилегия детского возраста. Прекрасные возможности, которые ценятся лишь спустя много лет.
Способен ли простыня осознать своё потерянное безвременное пространство. Осознать свой путь в безмерное, в мир лимба.
И сейчас мы с вами могли бы увидеть всё тот же образ простыни и бесконечно чёрных вырезов глаз, наблюдающего себя-простыню в другом времени. Когда эта самая простыня включает музыку на старом магнитофоне в коморке холла, где обычно сидел за лотком с едой уборщик. В попытке достучаться.
И всей этой банальной развязке должна бы присутствовать история его взгляда на свою прошлую жизнь с другим человеком. С девушкой. Очень важная часть жизни, которая и даёт смысл вставать по утрам. Именно то, что наделяет всё сакральной осмысленностью.
Но этого попросту не было. Максим в силу потаённой обиды, страха и былых предательств не имел отношений с женщиной. И уже не мог влюбиться.
Он был мёртвым.
Но надежда. Надежда не умирает никогда. Вам лгали.
И всё, что остаётся у нас с вами перед глазами в данную секунду - это образ простыни с вырезами для глаза, что со всей мочи колотит мониторы. До дребезжания.
В попытке достучаться. Но надежда не умирает.