- А наш род вообще-то из Воронежа. Точнее, из Воронежской области. У меня вся семья оттуда: и родители, и дядья, и тётки, - все, словом. Мы в Дубну знаете как попали? Я вам сейчас расскажу. Так вот: у отца моего был брат, дядя Гриша, он в Воронеже на заводе работал. А в войну заводы в Сибирь эвакуировали, и дядю Гришу эвакуировали вместе с заводом. А в Сибири, он подружился с одним человеком, его тоже с заводом эвакуировали. Не помню, как его звали, помню, что Фомич. Так вот, после войны дядя Гриша приехал обратно в свой Воронеж, а Фомич - к себе, я даже и не знал никогда, куда именно. А потом звонит он дяде Гриши... ой, что ж я говорю "звонит"? Это теперь по каждому поводу и без повода звонят, хоть на городской, хоть на мобильный, у каждого деда сотовый есть. А тогда и городской-то телефон не в каждом доме был, а в посёлке - вообще только у начальника производства да у секретаря парткома, а простые люди и не знали, как им пользоваться. Так вот, Фомич Грише, конечно, же, письмо написал. Мол, так и так, тут, в Московской области, новое производство открыли, рабочие руки нужны, жильё предоставляют быстро.
Дядя Гриша долго не думал. взял жену под мышку да и рванул в Дубну. Тогда с жильём было туго, и люди охотно ехали туда, где давали хоть комнату в бараке. А такую комнату им дали буквально через неделю. А через год построили такие финские домики... ну не по-настоящему финские. конечно, но почему-то их так называли. Такие маленькие домики с участком, один домик на два хозяина. И вход с двух сторон, у каждого свой. Ну, отопление было печное поначалу. Потом центральное провели, конечно. но это уже потом. Мы будем проезжать мимо, я покажу.
Так вот, дядя Гриша с тётей Наташей там обосновались, а отец мой, дядигришин брат, в это время был в армии. Из армии приехал, а его уж дома письмо от брата ждёт: так, мол, и так, приезжай. А он за два года вымахал, ни в какую одежду уже не влезает. Дядя Гриша как раз матери деньги прислал, вот они и пошли на то, чтобы папаню моего одеть-обуть да в Дубну доехать. Он сразу же устроился, и комнату в бараке ему дали. А квартиры и домики давали только семейным. Папаня мой был холостой тогда, хотя девушка в посёлке его ждала. И вот он в первый же отпуск едет домой в посёлок за невестой. Но не доехал. Нет,представляете, поехал за невестой - и не доехал! Совсем немного не доехал. по дороге встретилась ему девчонка, коров пасла. Очень она ему понравилась, он сразу, не заезжая домой, посватался и привёз в Дубну. Дали им жильё поприличнее барака, и на работу Нюра,мама моя, значит, сразу устроилась. Уборщицы в конторе тогда неплохо получали, а потом она уж пошла поучиться и работала табельщицей. А там и я родился у них.
Мои первые воспоминания: утренний гудок, все на завод. Тогда ж и часы не в каждом доме были, что уж про будильники говорить. По гудку вставали и шли на смену. Благо до завода пять, ну семь минут идти, будем проезжать - я вам покажу. А я с бабушкой поначалу оставался, потом уже в детский сад устроили. И вот я на площадке с бабушкой гуляю, в песочнице ковыряюсь. А тут гудок - ну всё, значит папа-мама сейчас появится. И я уже всё внимание на угол дома, откуда они должны появиться. И я делаю вид, будто из песка строю что-то там такое, а на самом деле жду, когда родители придут. Только они из за угла - я всё бросаю и бегом к ним. Обнимаю отца за ноги, меня берут на руки, и идём до бабушки вместе. И так каждый день этот праздник повторяется.
Детство у меня вольготное было. Места у нас красивые, Волга опять же. И всё рядом, всё близко. И я то к дяде Грише с тётей Тамарой, то они к нам, то с их ребятами ещё куда-то. Лес через дорогу. Купаться ходили, на рыбалку с отцом - это вообще серьёзное дело. Отец ещё на зимнюю рыбалку ходил, тут у нас и теперь это популярное занятие. Я, правда, тут не рыбачу, у нас компания сложилась - мы на Рыбинское ездим. Сейчас жду от ребят сигнала, поедем на выходные. В нашей компании местные есть тамошние, они звонят, когда пора ехать. А пора - когда в конце зимы или начале весны река начинает рыбу "гнать". Самый клёв. А ведь это меня отец приучил к рыбалке. Пока я мальцом совсем был, он всегда меня с собой брал.
А потом Генка появился. Это я уже в школу пошёл. С Генкой мама сидела целый год, я приходил из школы, а она дома. Правда, иногда её на работу вызывали - когда людей не хватало. Бабушка отпускала её, разумеется. Не только из-за денег - тогда работали за идею, за совесть. Надо было - значит, надо. Только тогда у нас и произошло несчастье. Мама моя погибла на производстве. Табельщица заболела, сменщица в отпуске... короче, её вызвали. А в цехе стоял какой-то котёл с горючим составом, подвинуть его надо было, что ли... разнорабочий был уже старик, он мою маму попросил помочь. А какая на заводах наших охрана труда, сами знаете... провод оголённый, искра проскочила, когда они этот котёл двигали, дед и отпрянул, котёл качнулся - и горящий состав прямо на неё. Короче, ожог был 90 процентов. Маманя моя в больнице ещё два прожила и умерла.
Конечно, там сплошные нарушения были: и изоляции никакой, и двигать этот котёл не она должна была... мы-то своих прав и не знали, но в дирекции все переполошились. И похороны устроили за счёт завода, и через месяц дали новую квартиру. Мы на очередь стояли на улучшение, и стояли бы, наверное, ещё лет десять, а тут дали сразу. На третьем этаже: ни низко, ни высоко, а чтобы полы нам положили как надо, следил сам заместитель директора по АХО. То есть по хозчасти который. Поэтому у нас квартира как квартира, и пол-то дощатый, но доски подогнаны по высшему разряду.
В общем, въехали мы вчетвером: папа с бабушкой и мы с Генкой. Папа после маминых похорон сильно запил. Очень страдал, долго отойти не мог. А бабушка считала, что папе жениться надо, надеялась, что тогда она завяжет. Но папа женщинами не интересовался вовсе, и бабушка совсем отчаялась. А спустя полтора года после маминой смерти поехала в посёлок, и привезла в Дубну папину невесту. Ту самую, до которой отец когда-то не доехал. Галя - так её звали - к тому времени уже успела побывать замужем и родить ребёнка. Отец на порог её не пустил, и ей пришлось некоторое время жить у дяди Гриши, пока она не получила своё жильё.
Впрочем, нельзя сказать, чтобы у них не было отношений. Отношения-то как раз были. Но какие-то странные. То отец жил у тёти Гали неделю, то она жила у него, то они ругались, и каждый жил у себя по нескольку недель. Потом они мирились, и всё начиналось снова. Удержать отца от бутылки тётя Гали была не в силах, хотя, что греха таить, он стал пить значительно меньше. Так и жили.
А потом у нас начался капитализм. Я как раз в институт поступил в Москве. Первый год я жил в Зеленограде у тётки - оттуда ездить на занятия было ближе. А потом получил общежитие, а общежитие - это, я вам скажу... Впрочем, лучше ничего не говорить. Когда Нина, с которой у нас были серьёзные отношения, зашла на третьем курсе ко мне в общежитие, она сразу повела меня в ЗАГС и забрала жить к себе. И правильно сделала, потому что иначе это неизвестно чем могло бы кончиться.
А в Дубне всё начало разваливаться... Раньше на заводе работало больше двух тысяч рабочих - осталось пятьсот. Остальные ушли в запой. Зарплату задерживали. Рабочие как-то пришли к директору насчёт зарплаты - а зарплаты нет, ну нет денег - и всё тут. АИ директор распорядился металлом выдать. Буквально ракету распилили. Из ценных металлов тогда лопат понаделали, на рынке продавали. Бред, конечно, но и так было. Вот что значит "градообразующее предприятие" - никакой другой работы нет и не предвидится. Кто-то приспособился, поторговывать начал, но наш народ к этому не шибко приспособлен. Торгуют у нас всё больше приезжие, кавказцы либо азиаты. У них это в крови. А наши по большей части пьют...
Я-то в Москве остался, в родной город приезжал редко. Генка, брат мой, оказался беспутным. Может, оттого, что без матери рос, да и отцу было тоже не до него.Это я отца помню как отца, а Генка отца нормального и не знал. Учиться он не стал, а работы не было. Пока отец был жив - он его малость сдерживал.А как тот умер - понеслась душа в рай.
Бабушка всех пережила: и сыновей своих, и Генку тоже. Бабушку-то мы после смерти отца в Москву забрали, думали, что ей у нас получше будет. Она болеть начала - а у нас и врачи рядом, и в больницу хорошую я бы устроил, если что. Но она всё домой рвалась. Не могла без дела сидеть - а дома у меня Нина со всем управлялась, а бабушке только и оставалось, что телевизор смотреть. В общем, отвезли мы бабушку обратно в Дубну.
А там Генка уже совсем спился. И на водку всегда деньги находились. А умер он с перепою. Пришёл да и упал в прихожей. А бабушка болела, уже не вставала. Тринадцать дней он пролежал уже мёртвый, когда я приехал. Поскольку тело не трогали - и запаха не было. Она привыкла, что он приходит пьяный и спит подолгу. Могла бы сходить к соседке да позвонить, а она и не звонила. Вот как.
А у меня тут никого толком не осталось. Одноклассники тоже кто куда. Многие спились. Приехал как-то раз, иду по улице, и ко мне мужчина пьяненький подходит, просит закурить. Смотрю - а это ж Колька Симонов! Учился, между прочим, одним из лучших. Его в ядерную физику прочили, думали, большим учёным будет. Он узнал меня, обрадовался, и тут же попросил денег в долг. Понятное дело, никогда он эту тысячу не отдаст, да и не надо. Жалко его - а что делать? Ведь тоже институт закончил, тут же в Дубне. А в институте, куда он планировал устроиться на работу, пошли сокращения - так и осталось его образование никому не нужным. Теперь грузчиком на рынке работает у узбеков. Из одноклассников моих только Витька на плаву, мы с ним вместе с ансамбле играли. Что играли? Да всё играли: и из Битлов, и из Дип Пёрпл, а на официальных праздничных концертах - из Песняров. Ну, и сами песни писали, само собой. И Витька у нас ударником был. У него теперь бизнес, и ничего, справляется. Правда, в девяносто восьмом обанкротился, но нашёл и силы, и средства с нуля начать. Он жаловался, что старые школьные друзья просятся работать у него - а работать толком не работают. И отказать им трудно, и заставить работать их невозможно. Тот же Колька у него пробовал, но долго не продержался. Разругались, понятное дело.
Вот такая история...
Жалко ли продавать квартиру? Да нет, не жалко. Город свой я люблю, конечно, у меня вся жизнь с ним связана, все детские годы, первая любовь и всё такое. Но теперь здесь всё переменилось. Вот мы сейчас с вами едем в Дубну, но это совсем не та Дубна, которую я люблю и помню. Так что не жалко, нет. То, что я люблю и помню, - у меня в памяти и в сердце. Пусть тут живут новые люди, у нас ведь и молодёжи много, они как-то устраиваются, и ничего - живут. А я здесь не буду, не хочу... Больно.