У Василия с детства не получалось обижаться. Даже хотел обидеться, что этому нигде не учат, да не вышло. А взрослые, вообще, спрашивая: "кто тебя обидел?", думают, кто бил или забирал вещи, не понимая, что имеют в виду разбой и грабеж, а вовсе не обиду.
А обида — вещь тонкая, интеллектуальная, поэтому Василия и притягивала — хотелось быть или, хотя бы, казаться умнее. Однажды Василий даже заспорил со знакомой девушкой, возгласившей: "Да тебя вообще невозможно обидеть!" Прямо обидно стало ему: "как так нельзя?", "да вот сейчас я расскажу, как меня обидеть!" Но всё теорией тогда и кончилось.
Однажды Василий ужаснулся: "Если я не обижаюсь, так может я, наоборот, обидчик?!" Но кого бы он ни спросил,так все уверяли его в его безобидности, так что он даже больше сомневаться стал.
А не обижаться Василий попривык, приспособился. Но вопросы "как?" и, главное, "зачем?" обижаются — остались.
Постепенно ему стало ясно, что проблема — в богатом воображении: человек нажелает, напланирует для себя разлюли-малины, а на деле раз — и калина: то, да не то!. И кисло-горько на душе делается, обидно. И замечал ещё Василий, что эти неизрасходованные малиновые сладкие планы нередко отливаются обидой другим: как-то незаметно для себя человек начинает думать, что виной несбыточности — обязательно другие: те, кто рядом и подальше, вплоть до президента.
"А у меня-то, похоже, богатого воображения и нету — недодали", — думал Василий.
Но обижаться на это по привычке не стал.