— Выходи за меня.
— Что?...
Без лишних объяснений и, как бы, в поддержку своего вопроса, он достал кольцо. Надел на безымянный палец моей правой руки. Сняла. Надела на левую.
— Женский энергетический канал протекает по левой руке, нам кольца подобного характера следует носить здесь.
Улыбнулся. Так, как улыбается только он. Искренне, всем лицом, всей своей сущностью. Он всё делает искренне, проявляясь всем своим естеством: танцует, поёт, рассуждает, злится...он всегда настоящий, во всём.
— Пусть так, неважно, это всего-лишь формальности, — пожал плечами, — это значит «да»?
Кольцо на пальце. Я — в ужасе.
— А почему ты вдруг решил...Я имею в виду, что такие как мы не женятся, семья — это разве про нас?
— Такие как мы, может и нет, но мы можем делать всё, что захотим. Вы ведь итак вместе, ты мой самый близкий человек, мой друг. Особенная. Почему «нет», если можно «да»?
Я лишь молча поднялась с дивана и подошла к окну. Не знаю, сколько я тогда там простояла. Долго, мне кажется, смотрела во двор, ничего не видя. Фасады знакомых жёлтых питерских домов. Лето было, пасмурно, но тепло. Лёгкий прохладный ветер хорошо остужал. Потому что, по-моему, у меня даже был жар.
Свадьба, замужество...Социальная тюрьма. Я не могу объяснить даже себе, почему меня так пугает заключение брачного союза. Нет, не пугает — отталкивает. Брак ограничивает свободу. Кольца — кандалы. Печать в паспорте — приговор. И плевать, что его можно расторгнуть иной раз без особых проблем. Всё равно, отпечаток остаётся.
И вот я зависла в прямом смысле этого слова, зависла там у окна с блуждающим взглядом, обуревающими эмоциями, отвечающими на чувства зарождающейся «несвободы»...
А он так и продолжал сидеть на том же месте на полу у дивана. В той же позе, в какой я его там оставила. Только ладонь поднёс к лицу, пальцами водил по подбородку, смотрел отрешённо в стену, думал...знал.
— Нет, — сняла и отдала кольцо, — я не могу, не хочу, не готова.
— А я знал, — встал, взял кольцо, обнял, поцеловал в лоб, — не надо объяснений.
Кольцо вернулось в коробку. Я — молча на диван. Он — к своим рукописям.
— Не стоит плакать по этому поводу, ты верна себе, и это — главное.