UNDER THE NAME…
«Once upon a time, a very long time ago now, about last Freeday, Winnie-the-Pooh lived in a forest all by himself under the name of Sanders. (''What does 'under the name' mean?'' asked Christopher Robin. ''It means he had the name over the door in gold letters, and lived under it''…)». / «Однажды, очень давно от сейчас, где-то в прошлую пятницу, жил-был Винни-Пух в лесу один-одинёшенек под именем Сандерс. («Что значит ''под именем?'' – спросил Кристофер Робин». – «Это значит, что было это имя над дверью золотыми буквами, и он жил под ним…)». Кристофер Робин и Винни-Пух, ставшие героями детских книг Милна, прославили автора и в то же время подчинили его себе, подобно тому, как стал пожизненным рабом Шерлока Холмса Конан Дойл. Алан Милн, будучи присяжным эссеистом журнала «Панч», написал как-то детское стихотворение и показал его жене. Ей понравилось, и Милн пошутил: «Можешь опубликовать, а гонорар возьми себе». Шутка обернулась нешуточной прибылью: стихи перепечатывались неоднократно. А впоследствии оригинального виршетворца ждал немыслимый успех, когда Милн опубликовал шуточную балладу 'The King's Breakfast'. Согласно маршаковскому переводу на русский, мы с детства цитируем не моргнув глазом: «Никто не скажет, будто я / Тиран и сумасброд, / За то, что к чаю я люблю / Хороший бутерброд!».
«Детские книги Милна, если читать их по-взрослому, заключают в ссебе полемический призыв не унывать и веселиться», - комментирует Д. Урнов. Вспомним времена ''великой депрессии'', ту эпоху, когда послевоенному поколению англичан было не до веселья. Если вдумчиво и серьёзно ознакомится с текстом, то большинство читателей «Баллады о королевском бутерброде» категорически заявило бы, что король, может быть, и не тиран, однако очевидный сумасброд! Таковым, по мнению тогдашних критиков, является и автор 'The King's Breakfest', который запросто и шутя бросает вызов общественному мнению. Что греха таить: после тягот и ужасов Первой мировой почти все англичане были озабочены социальными проблемами, они ни за что не хотели расстаться с сословными пережитками. Во время войны Милн был на одном фронте с Ричардом Олдингтоном, а с Робертом Грейвзом – даже в одном полку. Когда наступили первые мирные годы, Олдингтон пишет «Смерть героя», а Роберт Грейвз «Прощай, всё такое». На фоне всеобщей ''потерянности'' Милн в 20-е годы сочиняет ''легкомысленные книжки о безоблачном детстве''… В 60-е, когда в Советском Союзе была ''оттепель'', F. C. Crew в своём пародийном исследовании ('The Pooh Perplex', N. Y., 1963) рассматривает историю Винни-Пуха с позиций формализма, фрейдизма и прочих ''измов''
Впрочем, ''взрослая'' критика Винни-Пухом интересовалась мало, чего не скажешь о бедняжке Алисе из Страны чудес - ей-то уж досталось на орехи!.. Однако у Алана Милна был свой ''изм'' – уже упомянутый нами выше и н ф а н т и л и з м, причём очень даже воинственный по отношению к миру взрослых. В свойственной ему манере Милн как-то недоумевающе поинтересовался: почему реализм – это беднота и трущобы, а не чистая публика, играющая в крикет? Недаром в некоторых литературных пародиях бережливый Кролик, принимающий у себя в гостях Винни-Пуха, - это ''капитан промышленности'', а Винни-Пух – ''люмпен''… Как это присуще ''деклассированному элементу'', толстый плюшевый ''мишка со слабеньким умишком'' целыми днями валялся на диване, не зная, чем заняться: «И Мишка с грустью неизменной / Глядел в окно, где джентльмены, / Гуляя с жёнами и без, / Вовсю сгоняли лишний вес. / - А я-то, я… - твердил бедняжка, - / Я толще этих – там, внизу! - / И лапой смахивал слезу. / Уставший от переживаний, / Он спать ложится на диване, / Где отдыхали по ночам / Зверюшки, куклы, всякий хлам / И книга в твёрдом переплёте / (Подарок дяди или тёти): / «История» - роскошный том, / В стихах, с картинками притом!» (перев. М. Бородицкой).
Мир детства в книгах Милна не идеален, но он - ''нормальный''. Созданные в эпоху викторианского ханжества сказки Льюиса Кэрролла об Алисе на поверку оказались замаскированной ''взрослой'' литературой. Алан Милн не позволял себе либеральничать или ханжествовать за счёт детей. Ему было свойственно соединение консерватизма и радикализма. Своего рода, здоровая самоцензура, в соответствии с обособленностью ''детской''(игровой комнаты для детей) от внешнего мира взрослых. В целом же английская литература заметно поврослела (всем известен «Любовник леди Чаттерлей»). Упомянув беззаботную и безгрешную атмосферу английской ''детской'', учтём сетования ослика Иа на 'Social Round'… « ''I might have known'', said Eeyore. After all, one can't complain. I have my friends. Somebody spoke to me only yesterday. And was it last week or the week before that Rabbit bumped into me and said 'Bother!' The S o c i a l R o u n d (выделено мной. Л. К.). Always something going on». / «Я мог бы догадаться», - сказал Иа. В конце концов, нечего жаловаться. У меня есть (мои) друзья. Кто-то говорил со мной только вчера. И это было на прошлой неделе, или неделей раньше. Когда Кролик врезался в меня и сказал: тьфу-ты! С о ц и а л ь н о е о к р у ж е н и е. / С в е т с к о е в р е м я п р о в о ж д е н и е. Всегда что-то происходит».
У кэрролловской Алисы нет друзей, соответствующих её возрасту и индивидуальным особенностям. Путешествуя по Стране чудес и в Зазеркалье, бедняжка Алиса то и дело встречает непонятных монстров. Мир Кристофера Робина – дружественный мир, в нём игровая, приятельская атмосфера. Всё сказочные существа и игрушки забавного мальчугана составляют его собственный мир. В зверушках Кристофера Робина, разумеется, наблюдаются едва заметные приметы мира взрослых, но всё же это не враждебный мальчику мир детства, к тому же он сам его придумывает и творит. Такой воображаемый мир ребячьей мечты описан в стихотворении «Остров», переведённом Г.Кружковаым: «Мне бы корабль - / Я бы уплыл далеко! / Я бы уплыл далеко, / К тёплым южным морям, / где белогривые волны / Взлетают / И рушатся на песок, / Разбиваясь на мелкие брызги… / … / И я бы сошёл на берег, / А там, на вершине холма - / Шесть кокосовых пальм, / И я полез бы туда / По камням и по скалам, / Не жалея коленок и рук, - / И забрался на самый верх, / Огляделся вокруг / И увидел – море внизу, белых чаек / И весь островок / Как на ладони… /… / И я бы сказал себе, глядя в даль, в колыхание дня: / «Этот мир – только мой. Он сотворён для меня».
'Under the name'… ''Под именем…'', ''взяв имя…'' – обыгрывание буквального смысла английского выражения, своего рода игра слов. Вы знаете, какую на самом деле носил ''фамилию'' плюшевый медвежонок и закадычный дружок Кристофера Робина?.. В качестве ''фамилии'' самого Пуха всегда выступает Bear (Edward Bear и Sir Pooh de Bear). Переосмысленное имя Teddy-Bear (имя Teddy употребляется как уменьшительное от Edward и Theodore). Здесь уместны строки из стихотворения Милна «Толстый мишка»:
- Не вы ли, - начал он учтиво, -
Король по прозвищу Красивый?
- Да, это я, - король сказал
И, улыбнувшись, шляпу снял. –
Давно твердят мои вельможи,
Что с неким Мишкой мы похожи.
Так это вы? Весьма польщён! –
Медведь изобразил поклон.
Вдвоём, как два старинных друга
В часы приятного досуга,
Они гуляли под окном
И речь вели о том, о чём…
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
…Не станешь очень стройным, если
Жить на диване или в кресле.
Но наш игрушечный медведь
Совсем не хочет похудеть.
Он полнотой своей гордится
И часто в зеркало глядится
И шепчет радостно: - Хорош…
Он помнит, на кого похож.
С детства Алану Милну была хорошо знакома литература о ''говорящих животных'', от «Рейнеке-Лиса» Гёте до «Сказок дядюшки Римуса» Джоэла Гарриса, которые читал ему вслух отец, передавая характерные особенности речи каждого персонажа. Восхищался Милн и «Ветром в ивах» Кеннета Грэхема, где есть домовитые и рассудительные Крот и Барсук, а также хвастунишка Лягушонок. Автор Винни-Пуха как мог изучил ''литературный зоопарк'', прежде чем написать свою историю ''говорящих'' игрушечных зверушек. Кеннет Грэхем, создавая свой идиллический мир на берегу ручья, когда-то полемизировал с киплинговской «Книгой джунглей»; Алан же Милн, по мнению комментатора его творчества Д. Урнова, «кажется, не заметил Киплинга»… В лондонском зоопарке, кстати, есть памятник игрушечному медведю. Он сделан маленьким, в соответствии с размерами Винни-Пуха, верного друга Кристофера Робина. А в Ландурно, на берегу Ирландского моря, воздвигнут мемориал в честь Алисы и Белого кролика. Как и в кэрролловских сказках о любознательной девочке Алисе, иллюстрации книги Алана Милна о Винни-Пухе стали частью текса, словно застывшие кадры анимационного фильма.
В переводе Нонны Слепаковой приведу окончание стихотворения Милна «На рынке». Оно передаёт дух послевоенного времени в Англии (после Первой мировой), и, как ни странно, отдалённо перекликается с темой блокадного Ленинграда (а поэтесса Нонна Слепакова – ленинградка), первых мирных лет в нашей стране и европейской ужасающей разрухи и нищеты по окончании Второй мировой, да и с сегодняшним днём:
Нашёл я н и к о п е й к у,
Не взял я н и к о п е й к у,
Ну кто же с н и к о п е й к о й
Пойдёт на шумный рынок?
Пошёл я на лужайку,
Зелёную лужайку,
А там повсюду кролики
Сидят среди былинок!
Мне жалко тех, которые торгуют кислой клюквой!
Мне жалко тех, которые торгуют круглой брюквой!
Мне жалко тех, которые торгуют толстой тыквой!
Ведь никогда им кроликов не вынуть из корзинок!.
Зима 2004; зима 2020.