Вернувшись домой, Шелдон застал на кухне Консуэлу, вовсю стряпавшую завтрак для семейства. Толстая мексиканка занималась капкейками и тостами. Кухня буяла ароматами жареного теста и хлеба, ванили и сладких ягодных сиропов. Пока блинница допекала очередную партию пышных оладьев, в нескольких сотейниках на плите варились свежий джем из чёрной смородины, заварной ванильный крем, и сироп, на основе бренди и кленового сиропа. Последний сироп был очень любим главою семейства. Тут же рядом, тостер выдавал свежую порцию хрустящих хлебцов, которые трудолюбивая домработница аккуратно выкладывала на тарелки. Возле них находились мисочки, в которых лежали слайсы пармской ветчины, сливки, несколько видов сыра, нарезанные дольки спелого авокадо, копчёный лосось, чёрная икра и прочие закуски. Консуэла, не смотря на свою тучность, проворно двигалась по просторной кухне, напевая какую-то песню на испанском. Умело помешивала тесто, следила за сиропами, нарезала закуски, и всегда знала, где что лежит, среди многочисленных полок и стеллажей. От всей этой утреней кухонной суеты, как в старые времена, веяло домашним уютом.
Шелдон окинул дружелюбным взглядом заботливую мексиканку, и пожелал ей доброго утра.
- Как вы рано, мистер Шелдон! – воскликнула домработница, - Ходили гулять?
- Да, прогуливался к роще. – Отвечал парень.
- Ах, я помню, как вы с малышкой Тери любили гулять там. – Помешивая закипающий джем, вздохнула Консуэла.
- Ей нравилось собирать шишки и гоняться за ящерицами в тех соснах. – Отзываясь на воспоминания, отвечал молодой человек.
Только со своей пожилой домработницей Шелдон мог позволить себе вспомнить покойную сестру. В её компании он не чувствовал ни стыда, ни смятения, выставляя свои душевные раны на показ. Ведь в ней он находил то сочувствие, которого не было ни у кого из родственников. Ведь она ощущала ту же боль утраты, что и он. Толстая мексиканка понимала его без слов, и её неосторожные слова не обежали его. Ведь она упоминала Терезу бессознательно, только потому, что тосковала по ней, и не могла её забыть.
- Мистер Шелдон, а я вам приготовила рис с овощами и перцем халапеньо, такой как вы любите.
- Спасибо Консуэла, благодаря тебе я не умру с голода.
Домработница высоко ценила похвалу своих воспитанников. Расплывшись в улыбке, она выложила в тарелку из пластикового бокса, обмотанного фольгой, рис с разноцветными овощами. Парень сел за стол, и беседую с Консуэлой, предаваясь воспоминаниям о младшей сестре, с аппетитом съел ещё теплый рис, а затем выпил чашку кофе с капкейками, обильно поливая их свежим ягодным джемом. Мексиканка, наблюдая хороший аппетит молодого хозяина, только успевала заботливо подлаживать ему свежие порции пышных оладьев.
- Ты всегда удивительно вкусно готовишь. Честное слово, ты бы могла стать шеф-поваром в ресторане. – Высказал с чувством похвалу Шелдон.
- Но что вы, что вы! – стыдливо посмеиваясь, замахала руками Консуэла. – Какой из меня шеф-повар. Я бы не смогла готовить чужим людям так, как я готовлю для вас. Ведь я делаю это потому, что для меня счастье жить здесь и заботиться о вашей семье.
- Очень вкусно, Консуэла. – Ещё раз сказал молодой человек.
- Спасибо, мистер Шелдон. Я рада, что вам угодила. А то мисс Лолита в последнее время стала капризнее обычного, ничего не доедает, едва притронувшись. Я бы вам и вчера приготовила что-то овощное, но мистер Кларк запретил. Но вы знайте, что для вас всегда будет приготовлена еда, и она будет стоять на нижней полке в холодильнике.
Спустя двадцать минут проснулся глава семьи. Большой Джим выпил кофе, съел несколько капкейков с алкогольным сиропом и парочку тостов с маслом, а затем умчался в контору. После проснулась Лола, выпила молочный коктейль, на ходу попробовала ложку ванильного крема и кусочек оладка, и поехала на тренировку по фитнесу и занятие пол дэнсем. После них появился мальчишка Калем, который изрядно заинтересовался оладьями с ягодным джемом и тостами с ветчиной. Подкрепившись, прыткий мальчуган, не поблагодарив домработницу, незаметно улизнул к пруду, возле которого у него сегодня утром была назначена встреча с товарищами (один из них должен был принести кота, которого, предприимчивый сынишка тётки Хезер, планировал связать и бросить в воду на потеху).
Позже выше перечисленных членов семьи проснулись Клариса и Хезер, которые долго обсуждали мыльный сериал, попивая кофе и закусывая тостами с чёрной икрой и авокадо. А затем уже на кухню явилась старуха Солсбери, которая и подмела добрую половину стряпни Консуэлы.
Шелдон же успел укрыться в своей комнате, до появления первых пробудившихся членов семьи Кларков. Почти весь день он просидел за переводом поэмы неизвестного автора с испанского на английский язык, и написанием собственного сочинения в прозе. Изредка он выходил на общую террасу на втором этаже, когда там никого не было.
Большой Джим приехал только под вечер, поэтому вчерашний семейный обед, сменился сегодняшним поздним семейным ужином. А пока что, заглянем краем глаза в записи Шелдона…
“…Человечество стоит на пути отказа от самого себя. – Писал молодой человек в своей книге. – Этот отказ регламентирован жаждой упадка. Цивилизация на пороге само препарирования, её бессознательная агония струиться сквозь рекламные ролики, слоганы и билборды. Реклама манифестирует обнищание духа нынешней цивилизации. Вот он я, дух времени! Я вульгарен, эпатажен и у меня миллиарды подписчиков! Я могу продать вам зубную пасту, шоколадный батончик, новую тачку и фальшивую жизнь! Всё можно сделать товаром и пустить на конвейер. Ты, я, он, она, вся планета Земля – всё это имеет спрос, и отправляется на конвейер потребительской истерии во имя либерального счастья.
Во-первых, нам требуется конкретизировать, чего всё-таки жаждет доминирующая социополитическая идеология, которой является либеральная демократия? Ведь либерализм это свобода От. Общество прошло чрез этапы свободы от феодализма, от монархизма, от фашизма, от коммунизма. От капитализма обществу не суждено отказаться, но оно жаждет свободы от нации, культуры и гендера. Лишние люди зовут это “утопичное счастье” – расщеплением границ, мультикультурализмом. Однако, поддерживая свободу от “оков” нации и культуры, государственных границ и нравственных устоев, либерализм навязывает невозможность свободы от потребления. Я покупаю, следовательно, существую. Это утверждение есть априорная субстанция морали покупателя. Её он пробует на вкус вместе с кока-колой и пепси, разжёвывает вместе с анальгином и антидепрессантом, и сплевывает на асфальт вместе с “мальборо” и “винстон”.
Во-вторых, что из себя представляет либеральное мироощущение. Либеральная ментальность сводиться к посткогнитивному томлению товарно-денежных отношений. Любой порядочный либерал – патриот потребления, и его не интересует соотношение производство\спрос. Спрос создаёт предложение, однако сознательное превышение производства, несёт в себе недостачу потребительской способности. Дабы компенсировать эту фиктивную погрешность, либеральная идеология годами упорно взращивает и лелеет в сознании индивида избыточное желание – покупать.
Как это работает? А вот так. Ты нормален в том случае, если хочешь покупать. Ты успешен в том случае, если покупаешь постоянно. Ты счастлив, если можешь купить то, что хочешь. Ты уникален, если способен понять, что хочешь купить! Ты идеальный потребитель, если покупая, даже самую маленькую вещицу, ты желаешь её, и радуешься её приобретению! Вот чему учит либерализм, проповедуя свободу XXI века, свободу от неудовлетворённых потребностей, свободу от аскетизма и скромности.
Самоограничение демонизируется, нежелание покупать сродни гнусности. Успешность (поощряется) измеряется покупательской способностью. Неудачники не могут покупать, неудачники не могут потреблять! Потребляй для себя, enjoy capitalism! Это свобода в несвободе. Это конвейер, на котором покоятся ложные мотивации, рафинированные мечты, пастеризованные чувства и генномодифицированные надежды!
Однако, если кто-то считает, что вектор развития либеральной мысли достиг своего максимума в эпоху потребления и канцерогенного капитализма, то он пребывает в наивном заблуждении. Чего на самом деле жаждет либерализм, так это свободы от Физического тела.
Деформация гендерного сознания индивида лишь начало деконструкции понятия “моё тело”. Тело не как объект, не как значимая константа, взамен этого, тело как совокупность переменных, аморфная величина и нестабильная плоскость. При всём этом, желание свободы от тела должно быть продуктивным. Не какой деструкции, не какого насилия, вы должны сами захотеть избавиться от своего тела. Нет слабому болезненному телу, к которому тебя привело бессознательное сплетение генов твоих предков! Нет статичности цвета твоей кожи, нет постоянству оттенка твоих глаз, длине твоих рук и форме твоих ушей! Либерализм манифестирует техногенную сингулярность как единственно объективный спектр бытия.
Сингулярность, как многоликая непостижимая истина, как концепция бытия цивилизации бетона, стали и информации. Сингулярность – многополярная инерция стремлений, переживаний и надежд агонизирующего общественного сознания. Выражая стремления мирового правительства, либерализм естественным образом сливается с трансгуманизмом.
Но что первостепенно необходимо, так это провести вивисекцию понятийного аппарата концепта трансгуманизма. Во-первых, совершенно ошибочно считать, что трансгуманизм имеет в себе хоть какие-то признаки гуманизма кроме созвучия. Во-вторых, понятие трансгуманизма несёт в себе априорный принцип двоемыслия, однако выведенный на абсолютно другой уровень. Легче всего отражает этот принцип у Джорджа Оруэлла министерство мира, отвечающее за войну; министерство любви, ведающее пытками и казнью; и министерство правды, занимающееся переделкой документов и корректировкой истории.
Двойным стандартам современной политики и не снилось в совершенстве владеть двоемыслием. Однако, трансгуманизм пропагандирует качественные (продуктивные) изменения восприятия, закономерная антиномия становиться идеологической концепцией. Качество изменений сознания будет опираться на удерживании в мыслях не только двух противоположных понятий, но множества взаимоисключающих понятий и точек зрения, и все они будут верны для восприятия симулякра цифрового сознания будущего индивида. Все они суть истина в своих максимальных точках. Мир, не имеющий центра, имплицирует себя во всём и в каждом, находясь одновременно везде и негде. Поэтому этот новый уровень цифрового двоемыслия, в будущем окрестят многомыслием.
Трансгуманизм это проводник мира без центра. Теория многополярности теряет свою объективность, расщепляясь в поле постструктуализации…”
Когда Шелдон дописывал последнюю фразу, в дверь его комнаты раздался стук. А затем, не дождавшись ответа, дверь открылась, и вошёл глава семейства.
- Гм… всё пишешь, - проворчал большой Джим, - через два дня в нашем доме состоится встреча с деловыми партнёрами, я позову штат всей конторы и поставщиков. Планирую организовать барбекю, фуршет, ну и ещё кое-что в том же роде. Нужно будет подписать новые торговые соглашения на будущий год, и обсудить дальнейшее развитие “Мясной Империи Кларков”. Я говорю всё это, потому что хочу, чтобы ты присутствовал, и вёл себе как подобает. Уясни, - отец поднял указательный палец кверху, акцентируя внимание, - когда-то весь мой бизнес перейдёт к тебе. Слышишь, не к твоей матери, не к чертовке Лоле (женщина никогда не будет руководить моей империей), и не к маленькому говнюку Калему, а к тебе. Ты должен всегда помнить об этом. – Затем большой Джим, изменяя своим правилам, посмотрел в глаза Шелдону. – Ведь ты мой единственный сын.
- Я помню об этом, отец. – Ответил парень, так же глядя глаза в глаза отцу.
- Тогда, заедь завтра ко мне в контору.
- Хорошо.
Большой Джим, молча, кивнул и вышел.
Молодой человек некоторое время перебирал в руках ручку, возвращаясь к прерванным мыслям. Не прошло и трёх минут, как дверь вновь приоткрылась, и в комнату брата прошмыгнула сестра. Шелдон вопросительно на неё смотрел.
- Ну что, опять пописываешь? – презрительно кривя губы, проговорила Лолита. – Отец наверняка заходил сказать тебе о вечеринке толстосумов у нас в среду. Пожилые плешивые толстяки в смокингах, с пухлыми пальцами, увешанными тяжеленными перстнями, и их моложавые старлетки, покрытые килограммами тональной основы и увешанные бриллиантами, словно новогодние ёлки, прямо как наша мамаша. А ещё рафинированные загорелые плейбои и их смазливые расфуфыренные сосалки. Всё как ты любишь, фрик-шоу в реальном времени, ха-ха-ха…- издала короткий смешок блондинка.
- Зачем ты пришла? – поморщившись, спросил парень.
- Может быть, я просто хотела поговорить с тобой. Мы так давно не говорили. – Тихо ответила Лола.
- Если это правда, то тогда… - мягко проговорил Шелдон.
- Конечно, нет, идиот! Ещё чего! Сдалась мне твоя задроченная комнатушка, и твоя душевная диарея! Боюсь, что меня начнёт одновременно тошнить и пучить от твоих трогательных переживаний! – с издёвкой восклицала нахальная блондинка. – Я пришла сказать, что папаша готовит кое-что особенное на эту вечеринку. Он говорил даже со мной как-то загадочно, упомянул, что когда был в Африке, то участвовал в этом один раз. Сомневаюсь, что это будет оргия нанюханных малолеток, как в прошлом году. Но папаша умеет интриговать. Так что будь готов ко всему, братец.
Лолита вышла так же стремительно и бесшумно. Шелдон потёр виски в раздумье, и вновь принялся за рукопись.