За окном светило яркое солнце, и его лучи смело пробивались сквозь стекло, освещая всю комнату. Нежное дыхание весны чувствовалось в воздухе. Хоть снег еще не совсем растаял, напоминая об уходящей зиме, а весеннее настроение уже переполняло сердце радостью. Птицы, как и все живое на Земле с большим нетерпением ждут теплых солнечных дней. Они радостным щебетаньем заполнили все пространство, готовясь к встрече весны!
Евгений молча подошел к окну и нежным взглядом окинул ящички с рассадой помидоров, стоявших на подоконнике, которые посадил сам.
- Какая чудесная погода, теплынь и солнышко светит. – Сказала Ульяна, подойдя к Евгению.
- Да, как только снег совсем растает, так на дачу поедем. Там много солнца, оживет все! У меня на даче в бассейне карасики живут, ждут нас.
- Какую по счету весну встречаем? – Спросила Ульяна и помолчав, продолжила: - Ты ведь уже семьдесят восьмой раз увидишь, как распустятся листья на деревьях, как расцветет сирень в саду, и как в очередной раз покроется земля бархатной травой.
- Да, Уленька, радостно на душе. Я люблю природу, и когда она оживает, сердце радуется, всем хорошо.
- Ты говоришь слова, которые должны радовать душу, а получается, что говоришь с грустью в голосе и глаза у тебя всегда грустные. И вообще ты всегда такой молчаливый. С виду как будто у тебя все в порядке, а чувствую, что огромную боль в своей душе носишь.
- Что тебе сказать на это? Я уже почти все позабыл, а грусть по всей вероятности меня посещает из-за одиночества.
- Так, ты поделись своими переживаниями и легче станет. Нельзя все в себе держать, тяжело с такой ношей.
- Мне вспоминать не хочется. Я стараюсь, забыть свое прошлое.
- И что – получается?
- В основном в глубину все прячу, потом стараюсь, не вспоминать и все проходит. Если постоянно вспоминать прошлое, значит все переживать заново. Я отгоняю мысли о прошлом.
- Жень, ты неправильно поступаешь. Возможно, когда-нибудь всплывут твои страхи прошлого в самый не подходящий момент, и справиться будет не под силу. Расскажи о своем детстве, ведь все идет из детства.
- Ты как «в воду глядела», ведь действительно детство у меня было очень тяжелое. Не хочу вспоминать о том времени. Это самые тяжелые воспоминания, да и кому они нужны.
- Расскажи, мне это интересно.
- Ну что тебе рассказать? В жизни много несправедливости перетерпел, много учился. В детстве такая нищета была, я учился, чтобы вылезти из нее. Кроме детства в семейной жизни хлебнул немало. Мало хорошего в моей судьбе было, вот только дети – ради них и жил.
- Ты ведь родился перед войной, конечно тяжелые годы были. Расскажи, где родился, в каком городе или селе?
- Хорошо, если тебе так интересно, то слушай. – Евгений отошел от окна и усевшись поудобнее на диване, начал свой рассказ.
- Родился я на Украине в городе Артемовске, который назывался Бахмут до 1924 года. Это один из старейших городов Донбасса. Бахмут был основан в 1571 году. Вначале город был как пограничная «Бахмутовская сторожа». В 1701 году, Петр-l приказал построить на Бахмуте крепость и переименовать слободу в город Бахмут. В 1703 году Бахмут был назначен уездным городом. Позже в девятисотых годах в городе уже было несколько заводиков – кирпичный заводик, свечной, мыловаренный, воскобойный и несколько салотопных. Так же в городе был магазин, торговые лавки, больница, воскресная школа. Бахмут в свое время являлся крупнейшим торговым центром. В городе проводились ярмарки. Да, еще в 1876 году в Бахмутовской котловине были открыты большие запасы каменной соли. А переименован Бахмут на Артемовск по псевдониму Артем, советского и государственного деятеля Ф.А. Сергеева. Еще многое можно рассказать про этот чудесный город. А какая там природа!
- Хоть я там и не была, но наслышана о богатейшей ее фауне. Украинская природа гармонична и очень красивая! Помню еще по школе, как Тарас Григорьевич Шевченко в своих стихотворениях воспевал ее красоту. Женя, ты столько песен украинских знаешь и стихотворений, расскажи что-нибудь.
- Конечно, знаю, я ведь вырос там, из школьной программы помню много. Раз ты вспомнила про Шевченко, так слушай. – Сказал Женя и приятным голосом начал читать на украинском языке.
Лэчу. Дивлюся, аж свитае,
Край нэба палае,
Соловейко в тэмним гаи,
Сонце зустричае.
Тыхэсенько витэр вие,
Сэпи, ланы мриють,
Миж ярами над ставамы
Вэрбы зэлэниють
Сады рясни похылылысь
Тополи по воли
Стоять соби сторожа
Размолвляють з полэм.
И всэ то тэ, вся краина
Овыта красою,
Зэлэние внымаеться
Сонце зустричае…
- Как же ты все помнишь? Удивилась Ульяна.
- Я же учился на украинском и разговаривали мы тоже на украинском языке с самого детства.
- Тебя природа одарила исключительной памятью. Ты мне уже столько рассказывал, я на своем родном русском языке столько стихотворений не помню, а песен тем более. Про твой родной город я уже имею представление, а река там была?
- И река там протекала, называлась Бахмутка. Красивые живописные берега у этой реки были. Помню, как пацаном, с ребятами раков вылавливали. Такая нищета была, босыми бегали, в широких штанах, в темных с чужого плеча, не по размеру рубахах. Рыбачить бегали, рыбка в этой речке тоже водилась. Мастерили самодельные удочки, барахтались в воде, купались. Зимой на работу через реку по льду, люди переходили на другой берег, а ранней весной, по льдинам перепрыгивали. Я тоже прыгал по льдинам как все. Однажды я прыгнул и попал только на край льдины, она перевернулась, я улетел в ледяную воду. Выскочил из воды и побежал весь насквозь промокший домой, хорошо не заболел. Бегу, все смотрят на меня, а с меня вода стекает, ничего живой остался, хоть до костей промерз. – Евгений замолчал. Он опустил глаза, и тихая улыбка соскользнула с его губ.
- А военные годы, ты помнишь?
- Как же! Конечно, помню. Начало войны нет, я же совсем маленьким был. Но теперь могу сказать, что Вторая мировая война – война двух мировых военно-политических коалиций, ставшая крупнейшим вооруженным конфликтом в истории человечества. В этой войне участвовало шестьдесят два государства из семидесяти трех существующих на тот момент. Боевые действия велись на территории Европы, Азии и Африки, и во всех океанах. Это единственная война, в которой было применено ядерное оружие. Тяжко пришлось нашему народу в те военные годы. Как мы выжили с матерью, до сих пор не пойму. Отец ушел на фронт, когда мне исполнилось девять месяцев. Отца своего я совсем не знаю, с фронта он не вернулся – погиб. Остались мы с матерью вдвоем. Был у нас небольшой домик, который состоял из комнатки и кухоньки. В то время, в основном у всех такие дома были. Стены в доме были выбелены известью. В комнатке стояла кровать, стол - на кухне стол и лавки, да еще печь. Во дворе был небольшой огородик, который нас немного выручал. Младенцем, конечно, ничего не помню, а в четыре года уже помню почти все. Самое страшное, что мы пережили в войну, так это ужасный голод. Помню, как ужас наводил звук приближавшихся немецких бомбардировщиков. Все дрожало, дребезжали в окнах стекла. От ужасного рева самолетов закладывало уши. Они снижали высоту, и оглушительный шум смешивался с взрывами бомб. Бомбили все подряд без разбору. Земля, осколки от бомб, кирпичи, летело в воздух, смешиваясь с дымом, ничего не было видно. Паника, люди бежали кто куда, раненные и убитые падали, брызги крови летели в разные стороны, дикий крик людей заглушал рокот самолетов. У кого были погреба, отсиживались в них во время бомбежки. Мы с мамой, тоже прятались в погребе. Она прижмет меня к себе, так и сидим, трясемся от страха, ждем, пока все стихнет. Страшно было, просто жуть, мое детское сердечко от страха того и гляди, что выскочит. Есть было совсем нечего, люди пухли от голода и умирали. Голодовали страшно, ели все, что под руку попадет. Летом хоть трава кашка, лебеда, крапива и другие травы, да зелень кое-какая в огороде была, а зимой не было ничего. По осени, после того, как урожай соберут, что в земле останется, то и собирали, ходили по полям, зернышки кукурузные да пшеничные из земли выбирали. Если кто колосок пшеницы из земли возьмет, в тюрьму отправляли – весь урожай на фронт увозили. Люди худющие были, изможденные. Я многое не помню, так как малой был, голодный да бомбежками запуганный. Помню только, что постоянно есть, хотел, мучительный голод до мозга пронизывал. Тогда всем было тяжело и голодно, я ведь не один такой был.
- Да, ужасное время пережили. Мне дедушка рассказывал, как они в войну червей дождевых вместо макаронов ели и все, что двигалось. – Грустно сказала Ульяна и продолжила. – Великая Отечественная война унесла много миллионов людей. Наш многострадальный народ вытерпел страшный ужас военных лет. А после войны, лучше было?
- Ой, нет, дорогая! В войну я хоть с мамой жил. После войны все ужасы в моей жизни и начались. Отец с фронта не вернулся, тяжело нам было. Ужасный голод после военных лет, только усилился. Разруха, мужиков много не вернулось с войны, восстанавливать приходилось в основном женщинам. Трудно представить, что мы все это вынесли на своих плечах. Есть совсем было нечего, и моя мама со своей сестрой решили поехать к своему отцу в Ивано-Франковскую область. Он жил там как бы на хуторе, помню, что его усадьба была далеко от поселения. Тетка с мамой надеялись устроиться у отца на работу и хоть как-то прокормиться. Собрали они последние гроши, купили билеты на поезд и собрав свои пожитки, поехали вместе со мной. Дед нас должен был встретить на своей станции. Все было бы хорошо, да только женщины перепутали станции и не доехав еще одну – вышли из поезда. Поезд долго не стоял, ушел дальше по своему направлению. Когда мама поняла, что вышли не на нужной станции, было уже поздно. Это происходило зимой. Раньше зимы были холодные, не то, что в настоящее время. Как сейчас помню, посадили меня в санки и по дороге вдоль шпал пешком отправились со слезами до следующей станции. Дед, конечно, приезжал встречать, но увы, нас не оказалось и он уехал домой. У нас не было даже крошки хлеба с собой и в поезде мы ехали без еды. От голода не было никаких сил. Женщины еле-еле передвигали ноги, да еще ледяной ветер пронизывал до костей. Точно не помню, как я выпал из санок. Я ведь такой худющий был, маленький, легкий – скелет, обтянутый кожей, обмотанный каким-то тряпьем. Они и не заметили, что меня нет, наверно вес санок, что со мной, что без меня ровно ничем не отличался. Так бы и замерз на снегу, если бы женщины не оглянулись назад. Я как выпал из санок, так и лежал на снегу, сил-то ни встать, ни кричать никаких не было. Как далеко они отошли от меня, Бог знает, потом пришлось им назад еще возвращаться. Еле-еле дошли до меня, подобрали, усадили вновь в санки и пошли дальше. Уже смеркалось, когда мы окоченевшие кое-как дотащились до какого-то поселения. Что делать? Никого не знаем. Тетка постучала в первый попавший домик и попросилась на ночлег. Нас пожалели и впустили переночевать. Дом был небольшой, почти пустой, как у всех в послевоенные годы. Делился дом на две половинки – комната и кухня, где стояли стол с лавками да печь. Стелить-то нечего было, принес хозяин соломы со двора, и бросил нам в угол, на ней мы и переночевали. Хозяева только что поужинали. Запах вареной картошки стоял во всем доме и дурманил своим ароматом. Живот от этого запаха еще больше подвело, слюна так и текла изо рта, я не успевал ее заглатывать. Нас накормить, конечно, не чем было. Хозяйка убирала со стола посуду. Она приготовила шкурки от картошки, наверное, для коровы, но посмотрев на нас – протянула их маме. Мама, дрожащими руками взяла эти шкурки, помыла, отварила на печке и мы поели. Так хорошо стало – с мороза, да горячий бульончик от шкурок похлебать, еще и сами шкурки поесть! Вот счастье-то перепало! Утром, мы пошли дальше, мама с теткой спрашивали у людей про деда. На наше великое счастье встретился мужик, который хорошо знал нашего деда. У него была лошадь с санями, и он довез нас до деда. Тут нам счастье еще улыбнулось – на санях, да с ветерком, да до самого дедова дома! Дед наш давно уже ушел от бабушки. С бабушкой они нажили шесть детей, но уже все выросли, когда он ушел. Дед сошелся с овдовевшей женщиной и вел ее хозяйство. По тому времени они жили зажиточно, и мама с теткой нанялись у них на работу. Зиму мы прожили у деда, а к лету вернулись домой в Артемовск. Мама и предположить не могла, какое горе ожидало нас в городе. Подходим к своему дому, калитка открыта, вошли в дом, а там не знакомые люди. Оказывается, пока мы у деда были, мамин брат-алкоголик продал наш дом. Мама была в ужасе, мы остались, в чем стояли, ни кола, ни двора у нас больше не было. Что делать? Куда идти? Вся в слезах, мама повела меня к соседке. Соседи пожалели нас и пустили переночевать. Бродили мы от одних соседей к другим, чтобы что-нибудь поесть дали, да переночевать пустили. Жить нам негде было, есть тоже ничего не было, ни денег, ни крыши над головой – ничего. Брата маминого найти не могли. Он сбежал и на глаза не показывался. Слава Богу, пустили нас к себе одни соседи пожить – низкий им поклон и большое спасибо! Мы с мамой остались совершенно без ничего, потом мама устроилась на работу, а меня отдала в круглосуточный детский садик. В детском саду тоже есть –то ничего толком не было, кормили впроголодь. Вот такая история была в моей судьбе, но это еще полбеды, а настоящая беда со мной произошла чуть позже, когда мою маму посадили в тюрьму.
- Как это? – В недоумении спросила Уля. – За Что?
- А не за что. Она совсем не была виновной. Когда мы вернулись домой, мама устроилась на работу кладовщиком на клад, но долго ей проработать не пришлось. После войны, денег ни у кого не было, а свои дома после бомбежек, надо было восстанавливать, воровство процветало со страшной силой. Стащили у мамы со склада ящик гвоздей, а приписали все ей. В то послевоенное тяжелое для народа время, в измене Родины подозревали всех подряд, чуть, что не так – враг народа. Столько много людей отсидело в тюрьмах просто так – не за что. За это и посадили на целых семь лет мою горемычную мамочку. Но отсидела она года четыре - попала под амнистию. Вопрос стоял – куда девать меня? Вначале хотели сдать в детский дом, но вдруг приехал мамин брат и забрал меня к себе. Это другой брат приехал, не тот, что продал наш дом. Вот тут-то мой ад и начался, познал я его в полной мере! Дядя Геннадий, сидел в тюрьме за кражу. Если сказать, что он был жестоким, значит, вообще ничего не сказать. Избивал он меня за малейшую провинность, просто так по собственному желанию и по настроению. Не раз я мечтал о детском доме. Жил дядька с женой, которая лет на десять была старше его, но добротою она тоже не славилась. У дяди Геннадия был еще брат, то есть еще один мой дядя Станислав, который продал наш дом. Вот эти мои самые близкие родственники после мамы, превратили и без того мою сиротскую жизнь в адскую.
- Как так можно?! И так ребенка отлучили от матери, это же большое горе, как для ребенка, так и для матери!
- Конечно, когда маму забрали, у нее сердце разрывалось от боли из-за меня. А я, что мог сделать я? Печаль, тоска и огромная душевная боль от безысходности заполнили все мое худенькое детское тельце. Мне очень было плохо без мамы. Я почти четыре года прожил без нее у дядьки. Ужасное время было для меня, эти долгие годы, показались мне целой вечностью. Били меня из-за каждого пустяка. Тогда мне было семь лет, ходил я в первый класс. Обувь разрешали одевать только в школу, бегал по улице или во дворе помогал по хозяйству до самых заморозков босиком. А какая обувь-то была? Школьные туфли тряпочные, зимой валенки, сшитые из тряпок с калошами. Рубаху тетка мне давала с чьего-то большого плеча, а темную, чтобы грязь не было видно. После войны эпидемия вшей была, так у меня их ни кто не выводил. Сам давил вшей в швах рубахи и на себе где увижу, там и ловлю. Вот так я и жил, как в рассказе, про Ваньку Жукова, что Антон Павлович Чехов написал. Ванька письмо на деревню дедушке писал про свою жизнь, а мне и жаловаться не кому было. Ванькино письмо, конечно не дошло до деда, но он хоть пожаловался ему. Да и хозяин Ванькин трезвым был, а мои, пили постоянно. Соберутся дядьки вместе и пьют денатурат на пару. Напьются до поросячьего визга и за мной, поймают меня, тут у них веселье начинается, чем попало бьют меня на пару. Я вырвусь от них, залезу под кровать, а они меня оттуда кочергой вытаскивают, вытащат и снова лупят. Так обидно было, лупили просто так, ради потехи. То соберут свою компанию, напьются, а меня на стол поставят и петь заставляют. Голос у меня хороший был, петь получалось, вот они меня и заставляли. Только допою песню до конца, они мне: «Пой еще!». Нравилась им украинская песня «Месяць на нэби». Я до хрипоты напоюсь с ними, петь перестану, снова побьют, вот так постоянно в страхе и жил.
- Про какие ужасы, ты рассказываешь! И это советские люди, гуманные, добродушные – просто звери какие-то! Своими рассказами ты меня шокируешь!
- Что поделаешь, сама просила, вот я и рассказываю тебе о своей страшной жизненной истории.
- Рассказывай, рассказывай.
- Хорошо, слушай, еще вспомнил. Однажды дядя Генна сидит за столом и смотрит через окно во двор на вишню. Настроение у него в этот день было плохое. Он глянул на меня и говорит: «Поди сюда». - Я подошел к нему и стою, жду, что он мне скажет. Он указал на вишню и сказал: «Вон, видишь вишню? Пойди, отломи хороший прут от нее и принеси мне». – Я быстро побежал, выбрал хороший прут, еле-еле оторвал его от куста и принес дяде. Он так неожиданно вырвал из моих рук этот прут и начал лупить меня им. От боли и обиды я плакал, вырывался, но он крепко вцепился в меня. Я извивался, пытаясь, увильнуть от прута и визжал от боли. Но мой родной дядя зверствовал, столько зла в тот момент было в его лице. Ужасные, злые гримасы, одна за другой менялись на его физиономии. Вот, Уля, представляешь, просто так – не за что!
- Слушай, Евгений, а тетка что ж, не заступалась что-ли?
- Нет, что ты? Она тоже иногда мне поддавала, а когда дядька зверствовал, делала вид, что не ее это дело. В тот год был плохой урожай на картофель, мелкая картошка уродилась. Собрали, какая была, опустили в погреб. А кто из погреба доставать будет? Конечно, эта функция отводилась мне. Тетка пошлет меня за картошкой, да прикажет еще, чтобы крупнее выбирал. Я спущусь в погреб с ведерком, перебираю, перебираю там эту злосчастную картошку, а где ее крупную – то найдешь, если одна мелочь уродилась. Всю из одного угла в другой переложу и так каждый раз. Наберу ведерко мелкой и сижу там, боюсь вылезти, знаю же, что отлупит. Но она зовет, ругает, что долго копаюсь в погребе. Не успею вылезти, как тетка меня схватит за шиворот, да с приговорами лупить начинает: « Снова одной мелочи набрал!». Потом в угол кукурузы насыплет и меня туда на колени под образа поставит, скажет, чтобы молился. Да, вот еще одно теткино «угощение» вспомнил. – Евгений тихо засмеялся. – Как-то осенью она меня рано разбудила и послала козу в стадо выгнать. Во дворе уже стояла поздняя осень. Неохотно встал я с постели, съежился от холода, сонный еле-еле натянул на себя рубаху со штанами и пошел босой во двор. Я уже тебе говорил, что обувь разрешали одевать только в школу, дома и во дворе бегать приходилось босым, не смотря на замерзшую землю. Ну, я поежился от холода, поежился и недолго думая, взобрался на козу, вцепился ручонками за рога и ну погонять ее по бокам ногами. Коза тепленькая, так хорошо я прокатился! Я же маленький, худенький, легкий был, коза меня легко выдержала, она даже не сопротивлялась. Только долго моя радость не продлилась, тетка все видела и уже поджидала меня. Я только во двор, а она тут как тут и ну меня волтузить, да так, что я надолго запомнил эту поездку. Вот видишь, Уленька, до сих пор помню. – Евгений засмеялся.
Ульяна представила его маленького, худенького, легкого как пушинка в коротких широких штанах, большой рубахе, босого с взъерошенными волосами на голове и верхом на козе, вцепившегося ручонками за рога и тоже засмеялась. – Сейчас смешно нам с тобой, а как тяжело было тебе в то время?! Одному Богу известно! Как же ты выжил?
- Ну да, смеясь, сказал Евгений, В этой ситуации хоть было за что! А когда у них сало пропало – вот тут-то чуть совсем меня не забили, натуральная пытка была. Забили они поросенка, засолили сало. Естественно я его не видел, не брал и не ел, и даже не знал где оно лежало. Придя с работы, дядька решил сало поесть, кинулся, а его не было на месте. Он к тетке, та отказалась, хотя кто кроме нее, мог взять сало? Он ругался, ругался, а я как всегда оставался крайним. Так они с теткой на меня напали, и давай лупить. Это как пытка была. Дядька сказал, что будет бить, пока я не признаюсь. И так меня зверски бил, думаю, сейчас забьет совсем. Пришлось сказать, что брал, хотя я его и в глаза не видел. Думаю, если скажу, что брал, так бить перестанут, но не тут-то было. Тогда дядька начал допытываться, куда я его спрятал. Я наугад назвал место, как будто там спрятал. Он говорит: «Веди на то место, куда запрятал». Повел я его к тому месту, которое назвал, а что вести, там ведь ничего не было. Пришли мы туда, а сало там нет, и никогда не было. Эх, тут он меня снова бить начал, живого места на мне не было.
- Как же так, что даже никто не заступился?
- Потом заступились. Учителя в школе видят, что я постоянно битый да с синяками прихожу, стали у меня спрашивать, кто бьет. Я им все и рассказал. Вызвали его в Поссовет через милицию. Ох, он тогда сильно испугался, по всей вероятности стружку с него хорошую сняли. После проведенной с ним беседы, хоть меня так бить перестали. Но потихоньку исподтишка, все равно издевались. Я очень ждал свою маму, скучал и потихоньку плакал ночами. Слава Богу, маму выпустили досрочно. Моему счастью не было предела, когда я вновь увидел свою маму. Дядька жил в деревне. Мама вышла из тюрьмы, устроилась на работу в нашем городе Артемовске. Пока мама устраивалась на работу, получала документы, я жил еще какое-то время у дядьки. Помню, как ей возил кукурузную муку. Голод в городе еще сильнее деревенского был. Мы с пацанами бегали в поле, собирали кукурузные початки, что оставались после уборки урожая. Затем я перемалывал их в муку и отвозил маме в мешочке. Я так этой кукурузы в детстве наелся, что до сих пор на нее смотреть не могу. Когда мама устроилась на работу, меня сразу же забрала к себе в город. Сначала мы жили на квартире у женщины. У нас совершенно ничего не было, спали с мамой на полу. Это было осенью. Пошли мы в лес, набрали опавших листьев и сделали матрас, на нем и спали. Ой, Уленька, ты просто не представляешь, какую я нищету пережил. И тогда, еще в детстве решил для себя, что буду учиться, учиться и учиться, чтобы получить хорошую работу и покончить с нищетой. Зиму мы пожили на квартире, потом маме выделили маленькую комнатку в общежитии. Конечно, очень тесно было, словно в муравейнике, ну как говорят: « В тесноте, да не в обиде», все же свое жилье было. Мама работала, я учился, вот так и жили. В то время почти все бедные были, мама зарабатывала очень мало, кое-как сводили концы с концами.
- Ты маме рассказывал про свою жизнь у дядьки?
- Конечно, рассказывал, а что она могла? Поплакала надо мной, да и все. – Однажды она меня сама отлупила, тоже ни за что. Рядом с нашей комнатой жила женщина и у нее был сын. Мы с мальчиком сдружились, вместе играли, бегали, то я к ним ходил, то он к нам. Как-то зашел к ним в комнату, поиграли мы с мальчиком, и я ушел. Именно в этот день у них пропали деньги. Эта женщина, конечно, маме моей сказала, что стащил их я, потому, что кроме меня к ним никто не приходил. Мама меня ругать, а я говорю, что не брал. Я ведь действительно не брал ни каких денег и никогда не воровал. Она не поверила моим словам и отлупила меня. Это был первый и последний раз, когда она меня лупила. На другой день соседка нашла свои деньги и сказала об этом маме. Она вспомнила, куда положила деньги. Оказалось, что она перепутала место и искала ни там, куда положила. Мама с ней поругалась, но назад время не вернешь, меня-то она уже отлупила.
- Слушай, Жень, похоже на то, что ты проходил свою карму. Это точно кармические заморочки, всплывали в твоей жизни. Удивляюсь, как ты смог выжить? Ты выкарабкался, в полном смысле этого слова со дна сам! Какой ты молодец! Ты же мог попасть под дурное влияние!
- Мог, конечно, но у меня была огромная тяга к знаниям, которая победила. Я много учился, можно сказать всю жизнь. После окончания школы, вначале пошел учиться в ремесленное училище на электрика. Поработал немного, затем поступил в железнодорожный техникум, проучился там два года и меня призвали в Армию. После срочной службы, остался на сверхсрочную – служил сверхсрочником и поступил в пединститут на физико-математический факультет. Меня тянуло к электронике, на службе заметили мои успехи в этом деле и предложили поступить в Рижское высшее военное инженерно-авиационное училище. Вот так я выбрался, как ты сказала: «С самого дна». Служил в Кустанае, затем в Закавказском военном округе на Кавказе, потом был Дальний восток и закончил службу на крайнем севере – инженером части. После демобилизации на пенсию, еще проработал десять лет в народном хозяйстве на севере. Жена умерла, дети выросли. У сына две чудесные девчонки растут. Дочь с семьей живут в Ленинграде. У дочери тоже девочка. Но уже совсем взрослая – внучка моя. Внучка уже замужем и родила мне правнучку. И вот уже больше двадцати лет, после долгих скитаний, я здесь.
- Хорошо, что все хорошо закончилось. – Произнесла тихо Ульяна и подошла к раскрытому окну. А за окном светило яркое солнце, нежные березки распустили свои сережки. Вот-вот сирень расцветет. Птицы суетились, перелетая с ветки на ветку и весело щебетали, строя для потомства гнезда. Их щебетанье радостно наполняло душу. Все говорило, что жизнь продолжается!