ВОЙНА ЧИСТЫХ КОПИЙ
На следующее утро, как только Сигамба проснулась, Сусанна принялась расспрашивать ее, как выглядит гора Умпондвана, на которой живет ее народ, – не та ли это огромная гора, что окружена отвесными пропастями, на восточной стороне которой высится гряда, напоминающая пять пальцев гигантской руки, а между большим и указательным пальцами стекает ручей, по берегам которого растут приземистые деревья с густой зеленой листвой и белыми цветами.
С удивлением глядя на нее, Сигамба ответила:
– Действительно, это то самое место, и деревья, о которых ты говоришь, не найти больше нигде. Девушки моего племени укра¬шают их цветами свои волосы, а из листьев мы делаем мазь от ран. Но скажи, Ласточка, кто рассказал тебе о горе Умпондвана, ведь она так далеко отсюда, а я никогда не описывала ее тебе?
– Никто не рассказывал мне о ней, я ее видела, – ответила Сусанна и поведала знахарке о своем видении ровно столько, сколько сочла нужным.
Сигамба внимательно выслушала рассказ и кивнула своей маленькой головой:
– Значит и вам, белым людям, досталась часть той силы, что дана нам, колдунам-кафрам, с рождения. Без сомнения, твой дух этой ночью говорил с духом твоего мужа, и я рада этому, ведь несмотря на разлуку, сердца ваши обрели покой. И я теперь уверена, что мы должны идти к моему народу и жить у него столько, сколько назначено, ибо только там ты и баас Кензи сможете снова встретиться.
– Как бы мне хотелось поскорее вернуться на ферму! – вздохнула Сусанна.
– Это невозможно, Ласточка, такова судьба. А в остальном, если вам суждено встретиться, какая разница, где это случится?
Тем же утром Сусанна верхом на огромном шиммеле, который к этому времени почти полностью оправился от усталости, хотя все еще был немного скован, а вслед за ней Сигамба на лошади и Зинти на муле проехали вперед и назад перед полками Сигве, которые приветствовали ее как вождя. Затем под дружный плач женщин и детей импи отправились на север. Впереди Сусанны ехала охрана и следопыты, что защищало ее от пыли, поднимаемой копытами многочисленного стада волов, призванных служить воинам пищей в долгом походе.
За первые четырнадцать дней, что они таким образом провели в пути, с ними не произошло ничего исключительного, правда, двенадцать воинов да своенравный коричневый мул Сигамбы погибли при переходе через одну из полноводных рек, которых было много на их пути. Страна, через которую они шли, была населена обособленными племенами кафров, они были слишком малы, чтобы пытаться противостоять столь большой армии, при том что люди Сигве не причиняли им особого вреда, разве что забирали некоторое количество зерна и прочей снеди для собственных потребностей.
Однако на четырнадцатый день они достигли границ земли очень могущественного племени пондо и остановились, направив к их вождю посланников уведомить, что вождь Сигве не ищет с ним ссоры, а просит лишь беспрепятственного прохода для своей армии через его земли. На третий день посланники вернулись в сопровождении посольства от вождя пондо, которое после долгих разговоров, хотя и с видимой неохотой, дало Сигве обещание безопасного прохода при условии, что он, по обычаю, подарит одного вола их правителю. Но зоркий глаз Сигамбы отметил, что во время индабы послы внимательно разглядывали все вокруг, обращая особое внимание на количество воинов и на Сусанну, которая все время сидела рядом с Сигве.
«Эти послы не просты», – решила она и глубоко задумалась. Вечером она отправилась в лагерь посланников, которые уже прослышали, что она – известная врачевательница, якобы для того чтобы спросить, не хочет ли кто-нибудь из них воспользоваться ее магическим искусством за небольшую плату. Посланцы пондо рассмеялись и ответили, что не нуждаются ни в чарах, ни в гаданиях, но есть среди них один молодой парень, слуга, который безнадежно влюблен и уже безуспешно прибегал к услугам всех чародеев своей страны, чтобы смягчить сердце неприступной девушки. Казалось бы, Сигамба не слишком долго говорила об этом, но успела достаточно много узнать об их истории, а вместе с тем и о многом другом, в то время как послы мало что узнали от нее. Когда она покидала лагерь пондо, ее сеть уже была раскинута, и той же ночью, когда все уснули, влюбленный молодец явился к ней за советом.
Едва взглянув на него, раньше, чем он заговорил, колдунья сказала:
– Тебя зовут так-то, и ты влюблен в девушку, которая воротит от тебя свой нос... – и она продолжала рассказывать ему то, что, как ему казалось, знает лишь он один.
– Удивительно! – обрадовался он. – Но скажи, госпожа, ты можешь мне помочь, потому что мое сердце совсем размякло из-за этой девушки?
– Это не легко, – отвечала она. – Знаешь ли ты, что идя просить совета у мудрой женщины, ты должен сосредоточиться на том вопросе, по которому намерен советоваться с ней, с того самого момента, когда впервые надумал навестить ее, и до тех пор, пока остаешься в ее присутствии? А ты все сделал не так, ибо, идя ко мне, ты думал и о других вещах: ты думал о той западне, которую твои хозяева готовят пришлым воинам вон там, на перевале, поэтому я не могу достаточно ясно видеть сердце твоей избранницы и не знаю, какое средство должна тебе дать, чтобы смягчить его.
– И правда, госпожа, – согласился глупец, – я думал об этой засаде, потому что слышал о ней кое-что, но кто мог сказать тебе об этом?
– Cказать? Да ведь мой взгляд читает все мысли, которые написаны у тебя на лице; да они же бегут впереди тебя, они достигли меня, когда я только услышала твои шаги. Но теперь постарайся не думать больше ни о чем, что не имеет отношения к нашему делу, думай только об этой девушке и продолжай думать о ней и только о ней, пока не вернешься домой и не дашь ей зелье, если хочешь, чтобы оно подействовало.
– Я ду-у-умаю, госпожа, – забормотал он, обращая свое глупое лицо к небу.
– Молчи, дурак! Разве я сама этого не знаю? Ага! Вот теперь я вижу ее сердце и говорю тебе, что ты счастливчик, потому что когда ты сделаешь все, как я повелю, она будет любить тебя
больше, чем если бы ты был величайшим из вождей на всей земле.
Сигамба дала ему какой-то безвредный порошок, чтобы он рассыпал его в хижине, где спит девушка, и велела ему встречать ее шесть дней подряд, когда она будет возвращаться после купания, каждый раз даря ей гирлянду из свежих цветов, и цветы каждый день должны быть разные.
Парень поблагодарил ее и спросил, что он должен ей за помощь, на что она ответила, что не берет плату, когда дело касается любви, ей достаточно знать, что она сделала двух людей счастливыми. Но затем она сурово добавила:
– Помни только, что я тебе скажу, или вместо того чтобы заработать любовь, ты получишь ненависть. Не говори никому ни слова о своем визите ко мне, а если сможешь, вообще не говори, пока не развеешь порошок в хижине; выбрось из головы все, что не касается тебя и ее, и думай только о ее лице и о том, как ты будешь счастлив, когда возьмешь ее в жены, что случится очень скоро, если ты будешь следовать моим инструкциям.
Окрыленный надеждой молодец ушел, едва касаясь земли, и настолько точно все исполнил, что хозяева прогнали его как безнадежного дурака, раньше чем все они вернулись домой. Смягчило ли колдовство Сигамбы сердце девушки, я не знаю.
Как только он ушел, Сигамба велела Зинти привести Сигве и двух его главных воевод к их с Сусанной шалашу. Когда те пришли, она доложила им о том, что узнала от влюбленного молодца-пондо, добавив, что сведения эти добыты благодаря мудрости Ласточки, которая якобы придумала, как проверить ее подозрения; себе маленькая знахарка оставила лишь скромную роль исполнительницы хитрого плана. Когда являлась возможность поспособствовать росту авторитета ее госпожи, Сигамба заботилась о правде меньше, чем следовало бы.
Узнав о коварстве вождя пондо, Сигве и его воеводы исполнились гнева и решили немедленно начать с ним войну, но Сигамба сказала:
– Послушайте, какой способ наказать пондо нашептала мне на ухо Ласточка, – он гораздо лучше войны. Пусть посланцы пондо уйдут на рассвете, а ты, прощаясь с ними, скажи, что пойдешь следом и завтра вечером станешь у входа на перевал, чтобы взойти на него поутру. Тем временем, мы немедля отправим моего Зинти, одев его как пондо, осмотреть местность и вы¬яснить, нет ли обходного пути. Если такой путь существует, Зинти непременно обнаружит его и доложит нам завтра к вечеру – хоть он и глуп во многом другом, но родился с даром отыскивать дороги и запоминать их, а также умеет молчать, когда требуется.
Вождь и его воеводы оценили план и велели передать Ласточке благодарность за него, восхваляя ее мудрость. Через час, получив от Сигамбы инструкции и указания, что он должен делать и куда явиться с докладом, Зинти отправился выполнять поручение.
На следующее утро, ничего не заподозрив, посланцы пондо отправились восвояси, уводя с собой подаренного вождю вола, а к вечеру армия Сигве расположилась в миле от перевала, справа и слева от которого простирались высокие, непроходимые с виду скалы.
Примерно через час после захода солнца Зинти явился в лагерь и первым делом попросил поесть, потому что ходил долго и сильно проголодался, а кроме того, он столкнулся с дозорными пондо и ему пришлось во время допроса изображать дурака, за которого его обычно и принимали. Поев, он отправился с докладом к Сигве, Сусанне и Сигамбе – суть доклада заключалась в том, что Зинти нашел дорогу, по которой можно безопасно подняться по скалам, хотя, конечно, не так легко, как через ущелье на перевале. Следуя по этой дороге, добавил он, можно обойти город пондо, минуя его укрепления, и выйти к их краалям, полным скота; правда, эту часть пути он не проходил, но видел своими глазами с высокого дерева. Затем последовал военный совет, в результате которого за час до полуночи армия Сигве, ведомая Зинти, тихо ушла в горы, оставив свои костры непотушенными, чтобы обмануть пондо.
По разведанной Зинти тропе воины взобрались на скалы и, промаршировав всю ночь, на рассвете оказались перед краалями со скотом, которые, как и ожидалось, охранялись только пастухами. Опустошив краали, – а там было несколько тысяч голов скота, – армия быстрым маршем направилась дальше на север, отослав пастухов пондо в город с посланием, что эта потеря должна послужить уроком тем, кто пытался поймать ласточку в ловушку для кроликов.
Пондо, конечно, не могли стерпеть понесенного ими унижения и урона и, собрав все свои силы, несколько дней преследовали своих обидчиков, но прежде чем они смогли их настичь, те покинули их страну и ушли так далеко, что вождь пондо решил, что мудрее будет прекратить погоню, и армия Сигве спокойно пошла дальше, гоня с собой захваченное стадо. После этой бескровной победы воины-кафры стали оказывать еще больший почет Сусанне и Сигамбе, и даже с дурачком Зинти обращались, как с вождем.
Они снова шли по диким землям, населенным только разрозненными племенами, и запросто проходили мимо них, потому что еды у них теперь было вдоволь. Лишь время от времени они были вынуждены делать остановки на берегах бурных рек или тратить время на поиски пути в горах. Наконец, на тридцать первый день путешествия они вошли на земли народа эндвандве, где их сразу же встретили посланники вождя Сиконьяны, желавшего знать, почему к нему явилась такая грозная сила. Сигве лично разъяснил им суть дела, подчеркнув, что говорит как от своего имени, так и от имени Ласточки. Соблюдая данную Сусанне клятву, – а этот дикарь был хозяином своему слову, – он обещал воздержаться от нападения, если одноглазую Батву обменяют на ее молодую сестру и вернут ему тысячу голов скота, которую он заплатил за невесту, и еще две тысячи в придачу. Сперва посланцы отклонили эти условия, но вскоре явилось новое посольство, на этот раз – под началом брата Сиконьяны, который заявил, что ему поручено обсудить вопрос с белой предводительницей по имени Ласточка и ни с кем иным.
И вот Сусанна в сопровождении одной только Сигамбы, восседая на огромном шиммеле, который благополучно прошел всю дорогу, в то время как черный конь пал в пути, выехала на сто шагов перед своей армией и встретила высокого посла. Как и подобает вождю, она говорила с ним основательно и мудро, настаивая на том, что эндвандве, несомненно, жестоко посмеялись над Сигве, за что он и желает отомстить. Воевода отвечал, что его люди хорошо умеют драться. Она возражала, что это может быть и так, что они могут даже разбить армию Сигве, но не смогут при этом избежать больших потерь, и что если его племя будет ослаблено, зулусы, которые их ненавидят, узнав об этом, непременно воспользуются возможностью полностью их уничтожить.
В конце концов эндвандве уступили и, заручившись клятвой Сусанны, – поскольку никому другому они не верили, – что против них не будет поднято ни одного копья, прислали Сигве настоящую Батву, красивую, но угрюмую девушку, забрав Батву-старшую, которая ушла, проклиная его и всё его племя. Пригнали они и тысячу голов скота, уплаченную за невесту, и еще двенадцать сотен в виде штрафа, который по согласию сторон был уменьшен на восемьсот голов.
Так закончилась война вождя Сигве с народом эндвандве, о которой кафры до сих пор вспоминают как о «Войне Белой Ласточки», или «Войне чистых копий», потому что на ней не было пролито ни капли крови, и ни один воин не погиб насильственной смертью, хотя вождь пондо, когда армия Сигве на обратном пути вновь оказалась в его стране, сумел хитростью вернуть себе значительную часть угнанного у него скота.