Опубликовано в Литературной газете. К спорам о фильме про декабристов (написано десять лет назад)
Можно ли сегодня, именно сегодня, создать полновесный биографический фильм? Какова задача такого фильма, к кому он обращен, востребован ли?
Я сразу разделю кинематографические произведения, относящиеся к так называемому искусству, и кино для зрителя. Биографический фильм, в первую очередь, - кино для зрителя, в какой-то мере это фильм, продолжающий традиции Просвещения. В таком фильме мы сталкиваемся с уже состоявшейся судьбой, причем реальной, а не сконструированной пусть даже гением автора. И самый интересный вопрос, связанный с биографией, кто же создал такую поразительную судьбу, судьбу Пушкина и Лермонтова, Толстого и Достоевского, Есенина и Маяковского? Намеренно ограничиваюсь кругом русских авторов. Этот интерес и заставляет читать, смотреть, изучать судьбы великих. На их жизни в какой-то мере воспитывались поколения.
Другая причина связана с особенностью человеческого восприятия: «во всем мне хочется дойти до самой сути». В бескрайний океан гуманитарных (да и любых других) знаний нужно либо не вступать, либо войти и уже никогда не останавливаться. Поэтому мы всегда будем стремиться подойти как можно ближе к пониманию того, какими они были, те, чьи судьбы всех интересуют.
Что бы кто сегодня ни говорил, Советская власть уже в 1918 г. решила возводить памятники великим деятелям прошлого, причем деятелям самых разных областей: писателям, поэтам, художникам, ученым, естественно, общественным деятелям. Эта просветительская линия была лучшим, что содержала в себе новая власть. Большинство работ, созданных из временных материалов, погибли, но как раз Достоевский работы Меркурова до нас дошел, а ведь этого писателя именно новая власть по вполне понятным причинам не жаловала. И в данном случае руководители, дававшие задание авторам, не перешагивали через себя. Достоевский был для них в первую очередь гением, оставившим след в человеческой истории.
В дальнейшем, когда появится целый ряд биографических произведений в самых разных жанрах: серия ЖЗЛ, фильмы, живописные портреты – это будет во многом продолжением традиций плана монументальной пропаганды. Сам же план был продолжением великих традиций Возрождения (Вазари, Эзоп и Менипп работы Веласкеса) и Просвещения.
«Делать жизнь с кого» - задача, которую ставит себе любое общество, вот почему эпически величественные образы Кутузова и Суворова, Нахимова и Александра Невского оказались в планах киностудий накануне и во время Великой Отечественной войны. По этим фильмам в основном и постигали историю советские люди. Были ли они, эти фильмы, правдивы? Исторически во многом - нет. Но это тот самый, вопрос, который возникает при сопоставлении Пугачева «Истории Пугачевского бунта» и вожатого в «Капитанской дочке». В повести Пушкин дал такой образ Пугачева, который запечатлелся в народном сознании, с этой точки он более достоверен, чем исторический реальный Пугачев.
Александр Невский остался в народной памяти таким, каким его запечатлел Эйзенштейн.
Но с образами великих творцов искусства задача намного сложнее в силу исключительно богатого внутреннего мира писателей, поэтов, композиторов и художников. Есть и еще одна причина. У каждого возникает своя своеобразная история общения с поэтом или писателем, именно с самим автором, а не только с его произведениями. В этом случае при несовпадении происходит сильнейшее отторжение. Ни один фильм, посвященный биографии Пушкина, до конца не может удовлетворить. Есть только замечательная «Последняя дорога», в основу которой положена пьеса Булгакова, о которой и упомянул на передаче Юрия Полякова Игорь Волгин. Почему Булгаков не ввел в пьесу Пушкина? Вероятно, ощущал всю возможную пошлость появления персонажа, который начнет говорить цитатами. У Булгакова и Иешуа максимально отстранен от евангельского Иисуса.
Для создателей советского Пушкина тридцатых годов такого вопроса не существовало, потому что они не шедевр снимали, а историю борьбы Пушкина с царским режимом. Советский человек в массе своей тогда только приобщался к наследию классики, и образ поэта, сошедший с картин Тропинина и Кипренского (Тропинина больше) был необходим именно для просветительской и пропагандистской задач. Сегодня эти фильмы (о Пушкине и Лермонтове, Белинском и Тарасе Шевченко) кажутся, конечно, сентиментальными и наивными, чем-то смешными. Но ни в коем случае не пошлыми и вульгарными.
Новый этап принес с собой другую эстетику биографических фильмов – эстетику семидесятых. Интересно, что в годы максимально строгого реализма не появилось фильмов о творцах прошлого. Современность захлестнула, а с биографическим жанром была связана недавняя эпоха пафоса и сентиментальности.
С фильма «Звезда пленительного счастья» 1975 г, о котором упомянула Инна Кабыш в дискуссии, началась новая эпоха – эпоха бережного следования источнику. Помню, как в кругах интеллигенции семидесятых не был принят Олег Стриженов – Волконский, были сомнения насчет Рылеева – Янковского, Николай I – Василий Ливанов был принят. Ливанов позже говорил, что сыграл бы этот образ по-другому. Каждый персонаж «Звезды…», как под микроскопом, рассматривался интеллигенцией того времени. На встрече с читателями в «Доме Герцена» в, кажется, 79 году Окуджава объяснил эту приверженность к «пушкинской эпохе». Когда Булата Шалвовича спросили, почему он выбрал для серии «Пламенные революционеры» Пестеля, а не кого-нибудь из народовольцев, он ответил, что в среде декабристов еще не было резкого разделения на своих и чужих, и классовая жестокость еще не брала вверх.
Именно из той эпохи фильм «Последняя дорога» 1986 г, в котором максимально бережно была воссоздана атмосфера последних дней Пушкина. Там удивительная игра Калягина – Жуковского. Позже эту манеру актера в роли Жуковского будет эксплуатировать какой-то сериал, кажется, «Бедная Настя». Из той же эпохи фильм «Двадцать шесть дней из жизни Достоевского» 1980 г Александра Зархи с замечательной парой Солоницын - Симонова.
Мне представляется, что как раз в те годы, когда была преодолена сентиментальность и пафосность прежней биографической серии, были созданы наиболее удачные биографические фильмы. Задачей такого фильма была «перекличка», по Ходасевичу, интеллигенции в позднюю эпоху брежневского Союза. Таким образом у фильма был и свой благодарный и очень требовательный зритель.
Фильм «Лермонтов» 1986 г. Николая Бурляева обозначил новый этап. Снятый в тот же год, что и «Последняя дорога», старающийся воссоздать атмосферу с такой же бережностью, он, тем не менее, уже ставил другие задачи: показать, как враги России погубили поэта. Поэтому Бурляев и вывел на сцену самого Лермонтова в собственном исполнении. В какой-то мере вернулись задачи далеких тридцатых- сороковых. Причем эта идея проводилась с таким нажимом, что вызвала отторжение в тех же самых кругах, которые прияли прежние биографические фильмы.
Что же касается атмосферы, то надо сказать, что множество проектов последних двух десятилетий (исторические фильмы Л. Парфенова, канал «Культура», исторический канал и др.) охотно пользуются кадрами из фильма Бурляева, например, изображением Николая I. Но в фильме уже появились черты, которые дадут себя знать в последующее время: иллюстративность, Лермонтов, читающий свои хрестоматийные строки на фоне гор, превращение акварели Лермонтова и князя Гагарина в кадры боя при Валерике, при этом сам бой снят плохо.
Но, конечно, по сравнению с тем, что нам предстояло увидеть позже, фильм Бурляева содержит замечательные сцены, в которых иногда актер убедительно становится похож на поэта.
Наше время – время поражения великого проекта. Рухнул «новый мир», не выдержав тяжести собственных конструкций, и похоронил под собой и план монументальной пропаганды, и просветительские задачи, и саму веру в то, что человек рожден не только затем, чтобы потреблять.
В задачи сегодняшнего создателя биографического фильма не помещаются масштабы выбранной личности. Пугающий образ Пушкина в исполнении Безрукова в эпоху гламура и алькова не оставил никаких надежд на возможность сегодня снять хороший биографический фильм о поэте. Перед этим был не менее гламурный «Сергей Есенин». Новая эпоха потребует решения новых задач. Если прежде умели развлекать, поучая, то последнее – «поучая» - сегодня не к месту. Только развлечение, отсутствие напряженного внимания, никаких намеков на то, что зритель обязан что-то знать и читать.
Но этим вопрос не исчерпывается. И фильм «Достоевский» как раз об этом свидетельствует. Еще немало осталось тех, кто может оценить и понять предложенный сегодня материал. Об этом как раз и свидетельствует дискуссия в газете. Перестав быть литературоцентричной, страна переживает фантомные боли. Мы еще помним, что литература в России значила, и поэтому продолжаем страстно реагировать на все, с ней связанное.
Фильм «Достоевский», как мне представляется, отражает двойственность авторов, воспитанных в прежних традициях, понимающих значение писателя для России, но вынужденных жить и работать в новых условиях.
В интервью газете «Культура» (№89) Евгений Миронов сказал: «…честно говоря, я, взяв в руки сценарий, столкнулся с очень упрощенным, на мой взгляд, вариантом его (Достоевского – А. Г.) жизни.». Еще одна цитата: «Мне очень хотелось центр тяжести перенести из личной жизни Достоевского в сферу его творческих поисков». Мне представляется, что эти слова актера говорят о той борьбе, которая была при создании фильма. Борьба современного прочтения любого материала, предназначенного для массового читателя или зрителя, и традиций глубокого чтения, бережного отношения к прошлому, особенно к великим создателям.
Борьба еще не кончена, ее ведут на каждом своем уроке и учителя в школах, и честные журналисты, и создатели хороших документальных лент, и режиссеры, и актеры – все, кто не прогнулся под тяжестью «золотого тельца». Фильм «Достоевский» получился лучше, чем можно было предполагать. Да, слишком яркие краски, вульгарная сцена с Аполлинарией, неуместные цитаты писателя из самого себя в обществе или при общении с Тургеневым – все эти слабости налицо. Но есть и другое: бережно и точно воспроизведенный быт Семипалатинска и Кузнецка, интересно сыгранные роли, захватывающая серия с рулеткой.
Евгений Миронов, как мне кажется, самая большая удача фильма. Рассказ о том, как актер работал над голосом персонажа, мне представляется необыкновенно интересным. Ведь среди нашего пристрастного внимания ко всему, что связано с тем или иным великим человеком прошлого, голос занимает очень важное место.
Глухой, как из могилы, голос Блока вполне соответствует портретам поэта. Маяковский полностью совпадает со своим голосом, а голос Есенина поражает несходством с привычным нам по известным фотографиям обликом. Так каким же на самом деле был Есенин? Есть только два фрагмента, ( на сегодня их три, есть сцена на пароходе, перед отплытием в Америку, поражающая своей реальностью, ожившие фотографии 22 года - прим. автора), на которых запечатлен поэт на пленку. Один – известный: во время открытия памятника Кольцову, причем все внимание кинооператора сосредоточенно на Льве Каменеве, а Есенин просто попал в кадр. Мы видим парня с гривой волос, некоторые завитки падают на лоб, но это не тот херувим, каким он предстанет через год на серии фотографий 1919г. в том числе с трубкой. Настоящий голос довершает картину – Есенин скорее грубоватый парень с умным лицом русского мужика, а не Лель со свирелью. Другой фрагмент – Италия, пляж, Есенин с Айседорой Дункан, по телевизору никогда не демонстрировался. Есенин точь-в-точь, как на заграничных фотографиях, сделанных вероятно, в тот же день, что и десятисекундная съемка на пленку. Другой возможности прикоснуться к живому поэту у нас нет, естественно, речь не о стихах.
Голос Толстого сохранен, можно вслушаться и представить писателя.
А как звучали голоса Пушкина, Лермонтова, Достоевского?
Я думаю, настоящая заслуга Евгения Миронова в том, как он решил эту задачу. Выглядит убедительно: глуховатый «сухой» голос человека, много пережившего и полного скрытых страстей.
Когда мы смотрим биографический фильм, постоянно происходит мерцание: то перед нами живая Мария Дмитриевна, Анна Григорьевна, Федор Михайлович, то актеры Хаматова, Юрганова, Миронов. От того, как часто перед нами будут не актеры, а те, в кого они перевоплотились, зависит качество игры. Я заметил, что Миронов – Достоевский только один раз превратился в Миронова окончательно: в сцене, где герой улыбается, пробилась улыбка актера. Но и от зрителя зависит, способен ли он погружаться в «предложенные обстоятельства». И таких сцен в фильме немало. По-моему, сцена с поиском коровы замечательна.
Биографический фильм можно сравнить с иллюстрацией к произведению. Таким ли были князь Андрей и Пьер, как у Шмаринова? А похож ли Петруша Гринев на такого, каким его представил Соколов? Визуальные искусства гораздо мощнее захватывают зрителя и отключают в какой-то степени его воображение. В этом их минус. Но наше время – время полной и окончательной визуализации мира. Хотим мы или нет – то, что видит глаз, господствует над тем, что человек может вообразить. Визуальный образ тотален – в этом его огромная слабость и в этом его витальная сила. Чем меньше визуальный образ будет «выходить», подобно Петромихали, из рамы – тем он художественно значимее; чем больше будет «заменять» собой жизнь – тем слабее. Так в искусстве. Вот почему кино устаревает быстро, как никакое другое искусство. Оно ведь стремится вытеснить жизнь и занять ее место, а жизнь меняется – фильм же тотально в той эпохе. Такова судьба и таких фильмов, которые претендовали на превращение в искусство.
Биографический же фильм больше похож на портрет - один из самых «вечных» и наименее устаревающих жанров в искусстве вообще.
Завершая дискуссию в телевизионной передаче, Игорь Волгин сказал, что лучшее в фильме Хотиненко – портрет Достоевского кисти В. Г. Перова. Авторы фильма «Достоевский» хотели приблизиться к портрету кисти Перова, хотели до иллюзорности. Но у Перова был заинтересованный зритель, глубокая художественная задача, разработанный творческий метод постижения человека. Может ли сегодня какой-либо автор сказать, что он обладает такими составляющими? Я намеренно опускаю вопрос о таланте. Талант – производное эпохи. Какова эпоха – таковы и ее таланты.