- Маринчик, я тебя проводить не смогу. Не обидишься? - спросил шеф, сняв огромный камень с души девушки.
Она отрицательно помотала головой.
- Вот и славно! Тогда иди вперед, или я пойду! Не хочу, чтоб нас увидели вместе! - шептал он. Марина махнула рукой, идите, мол, первый.
Василь ушел. А она приходила в себя после просмотра чудесного фильма. В глазах стояла Нина Орлович с фразой про "высокие отношения", растерянный и очень трогательный Хоботов, его "заботливая" бывшая супруга и хрупкая медсестра. Но более всего она думала о Костике. Как же он был хорош!
Впервые Марина задумалась о том, что ей очень не хватает романтических отношений. Возникла трусливая мысль о том, что может так и не дождаться своего Анатолия. В самой глубине души иногда высовывал голову малюсенький, но очень противный червячок сомнения. Ей было страшно, что Толя попросту сбежал от нее и не появляется нарочно. Верить она в это упорно не хотела, но... иногда мысль прочно овладевала ей. Девушка шла домой и думала об этом: "Хорошо, что я его не ищу! Сколько позора ждет меня, если это окажется правдой! Смогу ли я пережить предательство?"
Сейчас она не нуждалась в деньгах так сильно, как было раньше, но на место одних переживаний, пришли другие. Не было в душе Марины покоя. Внутри нее жила птица, которая словно томилась в клетке. Девушка чувствовала себя не свободной, прикованной к земле, а душе так хотелось парить над небесами! В том, что она не убрала руку, был виноват не только фильм. Измаялась она одна. Как бы там ни было, а она была женщиной. Женщиной, чахнувшей без мужской ласки. Она была верна Толе. Но сегодня ее мучил вопрос, нужна она ли ему, ее верность.
Адель, как обычно ждала ее на подоконнике. Сегодня ей было особенно грустно. Приходила Мила, проведала ее, посидела вместе за столом, заставляя покушать. Но аппетита без мамы не было. Девочка тоже тосковала. Быть может, эта тоска передавалась ей от мамы. Девчушка нутром чуяла, что мама несчастна, но как помочь ей, не знала. Адель часто думала о том, что возможно именно она мешает счастью мамы. Такой вывод она сделала из слов соседки.
"Без тебя мать жила бы совсем по-другому!"
- Бедный ты мой ребенок, - сказала Марина, обнимая, со всех сил прижимающуюся к ней, дочку. - Все одна, да одна! Хоть бы подругу к себе позвала.
Адель было очень стыдно признаться, что подруг у нее нет. Если бы мама разрешила пригласить к себе того мальчика, тогда, возможно, у нее бы появился друг. Только как его найти?
- Мамочка, пойдем я тебя накормлю! Ты, наверное, очень устала!
- Да, Аделина, я устала! - согласилась она.
Дочка усадила маму за стол и откинула салфетку, которой была прикрыта тарелка с ужином.
- Какая ты у меня заботливая! - впервые за вечер улыбнулась Марина.
Адель расцвела. Ей вдруг так нестерпимо захотелось, чтобы мама похвалила ее еще за что-нибудь.
- Хочешь, я расскажу тебе свою роль? - спросила дочка.
- Расскажи! - оживилась мать.
Адель принялась пересказывать сценарий выпускного, к которому они усердно готовились.
Минут через 10 мысли Марины куда-то уплыли, она перестала вникать, продолжая по инерции поддакивать и одобрительно кивать головой. Девочка чувствовала это, но продолжала рассказывать.
"Если б я пела, маме, наверное, было приятнее слушать меня!" Возникла мысль, не спеть ли ей про луну. Адель почти уже решилась, делая в рассказе паузы, которые становились все длиннее. Она остановилась и замолчала, внимательно глядя на маму.
Марина подошла к ней, погладила ее по голове и шепнув ей, что гордится своей дочкой, подошла к проигрывателю.
Адель тяжелехонько вздохнула. Нет, не могла она утешить и развеселить маму. Это было только в силах другой Аделины.
Патти была для Марины соломинкой, той, что помогала удержаться на плаву, не утонуть в проблемах и бедах, выжить и выбраться на берег. Только слушая ее идеальное пение ,в душе у нее наступала гармония. Это была ее успокоительная таблетка, ее снотворное, ее палочка-выручалочка. Разве могло прийти ей в голову, что слушая пластинки, она мучает свое дитя. Адель никогда не говорила об этом, терпя все молча. Быть может, если б она была побойчее, поувереннее в себе, ей бы хватило решимости сказать об этом Марине, все изменилось бы в ту же секунду. Но решимости не хватало. Адель была уверена, что она не вправе даже думать об этом, не то, что говорить. Она корила себя за то, что не может полюбить певицу так же искренне, как мама.
Утром Адель снова убежала к церкви. Мальчика опять не оказалось. Петь или читать стихи настроения не было, тем более, что новое стихотворение она не сочинила. Подумав немного, она отправилась в гости к Агнессе Ивановне.
Та была очень рада девочке. Усадив ее за стол, бабушка начала вспоминать свою юность. Время за рассказами промчалось незаметно.
- Я даже за хлебом сходить забыла! - всплеснула руками старушка, взглянув на часы.
- Это я во всем виновата! - сказала Адель, расширив от ужаса глаза. Что же она за человек такой, от которой у всех проблемы! Наверное, ей лучше не заводить друзей, чтоб не доставлять им хлопот!
- Что ты! Это я увлеклась просто, заговорила тебя совсем! - с улыбкой сказала старушка.
Адель поблагодарила за угощение и ушла. Как ни пыталась удержать ее Агнесса Ивановна, девочка твердо стояла на своем.
- Мне нужно идти!
"Ишь, какая гордая! Слово ни скажи!" - думала бабулька с нежностью глядя ей вслед.
"Надо бы поговорить с воспитателями, может, они смогут уговорить ее переехать ко мне? - размышляла она. - Жаль, что я не спросила, в каком детдоме она воспитывается."
Домой идти Адель не могла. Там ее могла увидеть Мила. Второй про воду она может не поверить, а других причин девочка выдумать не могла.
"Придется гулять в чужом дворе!" - решила она.
Еще раз пройдя мимо церкви и убедившись, что мальчика нет, она дошла до соседнего двора, где села на качели.