Клейменов вновь появился рядом. Словно выплыл из тумана, обволакивающего его.
— Еще будет пересадочная станция, — буднично сказал он.
— А после?
— А после для вас прежних настанет Ничто. Правда, на время. А потом будет всё…
— Что вы подразумеваете под «всё»? — спросил я.
— Всё и есть всё, и этим всё сказано, отчеканил Клейменов.
— Значит нас разберут ваши «хирурги», или как там у вас называются сборщики, на атомы или того меньше, а после «перехода» вновь сложат?
— Как пазлы?
— Не совсем так, но, скорее всего, похоже, — пробормотал Клейменов. — Так что, держитесь, Владимир Иванович. Всё у вас, у тебя впереди… И пока. У меня еще море работы с остальными прибывшими…
Произнеся это, Клейменов вновь на миг затуманился и… исчез.
После сообщения Клейменова обо всем, что я услышал от него буквально минуту назад, мне бы обмереть от страха, но всё высказанное я, как ни удивительно, принял как подобающее. На самом деле страх почему-то улетучился еще даже не начавшись.
Что мне оставалось делать, как наблюдать словно со стороны, как началась чехарда по «собиранию» моих атомов и молекул в одно целое. Все собиралось по крохотным кусочкам друг с дружкой. «Хирурги», которых я так и не увидел, пытались во что бы то ни стало соединить их полностью, однако ничего у них не получалось. Эти частички, которые до недавнего времени еще были мной, а теперь превратились неизвестно во что.
Я смотрел на всю эту чехарду словно со стороны, и мне было жалко себя, растерявшего здесь, в непонятном межпаралелье своё «я». Затем части меня наконец-то собрались вместе, но не полностью, а их оказалось две половинки. Две половинки моего «я». Это было два совершенно одинаковых человека. Да нет, не одинаковых. В каждом из нас чего-то недоставало. В одного из них я тут же влился. Или мне это показалось? Может, я влился и в другого? Но чего же не хватало и в том, и в другом «я»? Чего именно, я не мог понять долгое время. Хотя, может быть, и времени-то не было. Возможно оно взяло и остановилось для меня… Или кто-то его остановил. Скорее всего, как я понимал, я я был крохотным червячком, песчинкой. И мой двойник тоже. Откуда же он появился? Значит, из моих молекул и атомов, и того, что поменьше, сделали во время разборки копию, и уже складывали нас по очереди?
Я смотрел на него, мое второе или первое «я», он — на меня. И всё это происходило в полном молчании. И вдруг мне показалось, что я, вернее, второй «я» потерял память. Напрочь. Я еще держался на отрывках памяти. А затем память начала исподволь, как из подворотни крадущийся за очередной жертвой кот, вползать в меня, даже что-то лепить, вырисовывать, в моем теперь уже не тлеющем, в почти разгоряченном, мозгу. Что именно я еще сообразить не мог, но с каждым мазком, с каждой крохой то ли пластилина то ли гипса, добавленным в мои мозговые извилины, память моя начала проясняться.
Что это? Подарок? Да, я хотел вернуться домой, но не хотел туда, не в их параллель, что-ли. И, скорее всего, они отпустили меня, настоящего, оставив у себя меня «другого». Или не оставив… Но это уже их проблемы… Уж лучше пусть они принимают меня за дурака, или почти выжившего из ума старика, чем за сведущего человека, пускай и преклонного возраста…
Да, впереди все так же клубился сочный туманище за которым я ничего не мог рассмотреть. Слева и справа от меня туман был пожиже, но все равно пока все расплывалось словно в карамелизированном сиропе. И тут мне показалось что кто-то меня позвал: «Иди сюда, сюда, сюда…» — Несмело, тихо-тихо.
Я оглянулся на звук, но никого не увидел. Разве что понял, что я сижу на том же бордюре, на который присел чтобы отдохнуть. Это было давно. В то время, когда нас, пассажиров с вербовщиками приперла неизвестно куда ненормальная электричка.
Мне почему-то вспомнился тот жестокий, холодный мир. А, может, и не мне, а моему, организованному из меня двойнику, но с которым я все равно был связан, словно пуповиной. Я чувствовал все его незаконченные «мазки», негаразды, все оставшиеся после сборки болячки и «вывихи». Нет, эти «хирурги», или как еще назвать непонятное и непонятные действия, что-то там, в нем, а, может и во мне могли во время копирования потерять что-то, или подумать, что, например, та или иная извилина то ли ему, Владимиру-2, то ли мне, настоящему Владимиру, могут в иной жизни не пригодиться. И он, как я, возможно, чувствовал некие мои «прибамбахи», и, конечно же, был совершенно не безразличен ко мне.
Я ощущал и своего двойника Владимира-2, и тот холодный мир, в котором я едва не погиб. Но этот мир, вернее его жители, скорее всего, и до сих пор были для меня не безразличны. Я снова, можно сказать, снова оцепенел в этом практически безмолвном, ужасающе холодном мире. Здесь не только мое тело, но, я чувствовал, что и моя душа, коченела.
Да, было страшно находиться в неизвестном мне мире, понимая, что я нынче абсолютно не нужен никому. Ни этому миру, в который попал то ли я, то ли мой двойник, ни бывшим вербовщикам, ну, Клейменову и иже с ним, никому.
Я кто? Вернее, теперь уже я и он, Владимир-2, кто? Да скорее всего, теперь уже просто Никто. Короче, отработанный, и, возможно, выброшенный на свалку то ли истории, то ли еще чего-то невообразимого, материал. А, может, и все же не отработанный, а просто пока недоделанный?
Теперь находясь здесь, в этом адски холодном мире иной параллели, я все-таки понял, почему я с трудом продрался сюда. Ну, может быть и не я, а мой двойник. И зачем мне было сюда наведываться»? Чтобы, наконец, победить одиночество здесь? Но я уже не одинок. Со мной, Владимир-2. И он не только в моей памяти, но и во мне тоже. Как, наверное, и я в нем.
Я понимал, что победить одиночество даже в таком страшном мире смерти, можно, но зачем? Главное, как найти выход из него? Я нынче все еще пребывал в непонятном Ничто, как и мой двойник. И никто вызволять нас отсюда даже не пытался. Это первое. А во-вторых, не видя, да и не ощущая Врат мы — и я, и Владимир-2, после разборки, копирования и сборки, потеряли все ориентиры в объявшей нас туманной темени. И я, и мой двойник попытались сначала рассмотреть, что же находится там впереди? Но смотреть в туманной темени было не на что. Разве что на всепоглощающую темноту, которая в то же время, как мы вдвоем понимали, была спокойной, уж очень спокойной. А потом мы решили расплескаться своими мыслеобразами по всему огромному околотку в поисках Врат, но, опять же — ничего путного, как ни старались, мы не нашли. Разве что Владимир-2 передал мне мыслеобраз какого-то ореола над непонятным сгустком, который то пытался приблизиться к месту нашего пребывания, то снова отдалялся, исчезая в туманной мгле. Но самое главное, что мы ничего не ощущали. От этого появившегося сгустка и, естественно, поняли, что помощи от него ждать нечего.
— Ну, что будем делать? — неожиданно рядом со мной раздался голос Владимира-2. Я повернул голову на голос, однако ничего в густой темноте не увидел.
— Я тоже ничего не вижу, Володя, — проговорил Владимир-2. — Главное, что я рядом с тобой. Вот, чувствуешь мою руку?
И действительно я почувствовал на своем плече его, Владимира-2 руку. Я поднял свою руку и без всякого страха прикоснулся к лежащей у меня на плече руке Владимира-2. Затем я снял его руку со своего плеча, опустил вниз, и крепко пожал. Его рука была теплой и живой.
— Ну, вот нам вдвоем теперь намного легче будет, — проговорил Владимир-2.
— Это точно, Брат, — согласился я и тут же добавил, — нет, даже не Брат, а одна и та же кровиночка…