Когда деньги лежат под ногами, нужно только наклониться и поднять. Так многие говорят. Как всё просто.
В жизни сложнее. Надо, чтобы деньги оказались под ногами. Надо их увидеть. Осмотреться. Наклониться. Всё это быстро. И самое главное: процесс Вашего обогащения никто не должен видеть.
…Быть в Нью-Йорке и не посетить универмаг Трампа (да, этого сАмого Трампа , но дело было в 1991 году) было бы непростительным упущением. Да, конечно, есть супермаркеты, есть китайские магазинчики, есть торговля с рук на сорок второй улице. Но в этом универмаге свой, особый колорит. Здесь отовариваются миллионеры. Здесь вам с порога пшикнут на запястье одеколоном, в один миг наденут и снимут с вашей руки перчатку, приложат к груди модную рубашку. Всё это классно, всё это вам понравится, всё это подходит вам по размеру. Но дико дорого! Ужасно дорого! Запредельно дорого! Я посмотрел было для Аллочки костюм или платье – куда там! Нижняя цена была около пяти тысяч долларов!
На ценниках некоторых обычных с виду носильных вещей вообще стояли пятизначные цифры. А народ брал! Здесь были не только зеваки типа меня, здесь было полно реальных покупателей. Точнее, покупательниц. Эти богатые девки, тётки и старухи, советуясь с продавцами, набирали в примерочную тряпок тысяч на семьдесят, а потом отправлялись к кассе, чтобы отдать тысяч десять-пятнадцать и с огромными бумажными пакетами пойти куда-нибудь дальше, вероятно, поесть улиток, или что они здесь предпочитают в это время суток...
Поднявшись на лифте на четвёртый или пятый этаж, я подошёл к стойке ювелирной секции и, всё еще не теряя надежду на хоть какую-нибудь покупку в Трампе, стал рассматривать серёжки. Эти цены были тоже для миллионеров. Продавщица, то ли от скуки, то ли с расчётом раскрутить покупателя, начала разговор:
- Простите, вы откуда?
- Из Москвы.
- Откуда?!
- Москва. Советский союз. Россия.
- О! Горбуачоф! Переустроуйка! Гуманитарная помощь!
- Да-да, - парировал я на языке продавщицы, - Буш. Жевательная резинка. Рассовая дескриминация.
Продавщица понимающе кивнула и улыбнулась.
- Вы надолго в Нью-Йорк?
- Научиться бизнесу и сразу обратно.
- О, бизнес! Прекрасно! Кстати, почём сегодня в России унция золота?
Какие нафиг унции? Ей бы наши заботы, подумал я, вспоминая пустые прилавки московских магазинов. Здесь все думают только о деньгах.
Потеряв интерес ко всему этому капиталистическому благополучию, я спустился на первый этаж, раздосадованный и огорчённый, вышел на улицу и закурил свой отечественный "Космос". Меня встретил успокаивающий февральский солнечный морозец последнего десятилетия двадцатого века. Пустые тяготы отступили.
Оглядевшись, я вдруг понял, что вышел на улицу не через те двери, в которые входил в универмаг. Там этого не было. Здесь, невдалеке от дверей, на инвалидной коляске сидел слепой негр. У его ног лежала, внимательно оглядывая прохожих, огромная овчарка, перед носом которой стояла корзина. В корзине было много купюр и кое-где со дна поблескивала серебристая мелочь. На коленях негра лежало банджо. Вероятно, время от времени он развлекал публику пением, а теперь назначил себе перерыв и всерьёз занялся хотдогом.
Выделившись из толпы, к негру приблизилась дамская фигура в длиннополом ярко-жёлтом пальто нараспашку. Фигура оказалась высушенной старушенцией, одетой дорого и экстравагантно, с ярким макияжем. Явно миллионерша. Открыв сумочку трясущимися руками, эта богачка достала кошелёк, а из кошелька сотню долларов. Я разглядел портрет на этой купюре с десяти метров. Старушка протянула сотню негру, сощурилась, помахала ею из стороны в сторону и, не дождавшись ответной реакции, как-то неуклюже бросила её в корзину, но не попала. Пару раз качнувшись в воздухе, купюра спланировала на асфальт рядом с корзиной. Вздохнув, миллионерша пошла в универмаг избавляться от накоплений.
Лёгкий порыв ветра понёс сотню от корзины – и она прошуршала прямо ко мне под ноги. Я машинально приподнял носок ботинка и прижал бумажку, не дав ей улететь. Казалось, никто этого не заметил. Я быстро огляделся, потом еще и еще раз. Лица прохожих были обращены куда угодно, но только не на меня. Никто ничего не заметил.
Деньги в прямом смысле оказались у меня под ногами! Не рубль, не сто рублей. Сто долларов! Сто американских долларов! Сто! По тем временам, по ценам Брайтон Бич, у меня под правой ногой, в переложении на товары, лежало полтора японских видеоплеера. Или несколько ветровок. Или... В Москве за такие деньги в те годы запросто могли убить.
В ту же секунду я почувствовал на себе взгляд. Огромные карие очи изучающе смотрели на меня снизу вверх. Они смотрели насквозь, и не требовалось никаких слов, чтобы понять этот пронизывающий взгляд.
Это были глаза овчарки, поводыря слепого негра.
И еще вот только-только, мгновение назад, в самом тёмном уголке моего сознания сладким предательским восторгом мелькнуло подленькое намерение стать богаче на сотню баксов… Еще ангел моей души не успел сказать своё протестующее "нет" дьяволу моего сердца...
Тут же собачий взгляд стал холодно-злым, а как бы улыбчивая поначалу пасть приоткрылась шире, обнажив два ряда громадных зубов - и оттуда раздался негромкий, слышный только мне, вероятно, угрожающий рык. Собака не шутила. Она подобрала лапы, спружинилась и готова была в следующее мгновение вскочить, отстаивая собственность своего хозяина.
Я немедленно приподнял носок ботинка – и купюра силой лёгкого морозного ветра тотчас была унесена прочь, куда-то на оживлённый перекрёсток за моей спиной.
Собака, дёрнув головой, проследила взглядом за улетевшей купюрой, проворчала что-то на своём зверином языке, пару раз мотнула своей огромной башкой туда-сюда - и почти сразу успокоилась. Опрокинув расслабленное туловище набок, улёгшись поудобнее, она вытянула передние лапы, положила на них голову и закрыла глаза. Дальнейшее в этом эпизоде её не интересовало.