парус, порвали парус...

Татьяна Лаевска
Всю его жизнь с нами говорил этот голос, что был для нас ближе и мудрее .  Такие, как он,   не создают галактик,  не придумывают новых биологических видов, не останавливают время и не уничтожают зло одним щелчком.   Он жил без патетики, чередуя моменты ясности и мути.
 
Но даже  пыль, собравшаяся на  том  имени в годы после ухода, сделала его лишь  более светлым. Зеркала в нашем сознании  сместились.  Перехватывает дыхание от великолепия  света  его поэм и песен. Удивление уступает место пониманию, кто   он...
Кто?

Уже и не человек...
Память о  его  жизни в его песнях...Вы, конечно, скажете: она выдумана  нами - память, а моя личная   — она настоящая.   Можем ли мы доверять своей памяти?  Вполне возможно, мы с помощью воображения превратили  его рассказы в собственное воспоминание. Оно может быть и ложным, искусственно созданным но, все таки - имплантированным в наше сознание,   тех кто его слушает.   Кто то  назовёт это   иллюзией, а я называю  фундаментальным основанием моей  собственной   вселенной.

Парус! Порвали парус!
Каюсь, каюсь, каюсь...

Он -  в  свете и движении.  Он  выжал из своих сорока с лишним лет столько, сколько смог, и ограничивало   его только чувство ответственности  за слишком частые «почему бы и нет?», которые и привели его  мир  к свободе, наперекор давлению учителей,  друзей,  боссов .

Даже в дозоре можешь не встретить врага.
Это не горе, если болит нога.
Петли дверные многим скрипят, многим поют:
- Кто вы такие? Вас здесь не ждут!

Зачем он пришёл в этот мир? Чтобы ощутить жизнь до самого предела  и смерть,  иллюзию и реальность... Чтобы что-то прожгло насквозь  эту чертову благоразумную, добропорядочную, терпимую .....  вселенную. Чтобы почувствовать безумие и необузданность мира.

Но парус! Порвали парус!
Каюсь, каюсь, каюсь...

Вы считаете, что он приблизился к той опасной грани, за которой начинается забвение ? Боли не удалось его прикончить. Мы его слышим. А какая вибрация у стихов! Но если бы только это…

Его боль заставила   нас ощутить его живым, как никогда прежде, осознать смысл древнейшего и строжайшего приказа, закодированного в генах: жить! Его крик исторгался откуда-то из глубин, о существовании которых   мы  не подозревали.
Мертвое оцепенение  слетело с душ.  И, сколько   мы себя помним, именно  в момент, выбранный   небом для смерти, голосу его вдруг захотелось   звучать, как звучал  он  все время.   Мы   не в состоянии оценить эту зловещую иронию. Его умение растворять себя в толпе  и  с удивительной способностью  видеть индивидуальное среди обезличенной массы, заряжало  нас....   За-ря-жа-ло.

Многие лета - тем, кто поет во сне.
Все части света могут лежать на дне,
Все континенты могут гореть в огне,
Только все это не по мне.

Представляю, как он движется через людской поток на фоне плотного  покрывала ночи, как будто проходя сквозь тела. Глаза - сияющие, как в стихах поэтов, писавших на забытом нами языке. И   человеческие тела смыкаются вокруг него.  Нет, это не любовь и не гормональный всплеск. Просто восторг. Он растворился в хаотическом и беззвучном мелькании рук, ног , тел. Приближается  ветер, который  возвращает его к жизни.

Но парус! Порвали парус!
Каюсь, каюсь, каюсь...

Вокруг него собираются какие-то незримые силы, замыкая его внутри мандалы  судеб и загадочных совпадений.
Его поют.
Как он — поют.

Холодное пламя поднимается вверх и ударяет в голову. Танец   его  песен  безупречен,  похож на ветер, только что пролетевший и собравшийся в одном месте, в один порыв.

Эссе  на стихи В. Высоцкого.