…в голове одна мысль: «добраться до своих, дотянуть!». Такого удара от немцев мы еще не получали!
Мы, с товарищем майором, мчались по дороге от Лукенвальде на Ютербог. Ехали молча. Еще утром, выезжая из части, радуясь ласковому солнышку начала осени и любуясь красотами центральной германии, мы и подумать не могли, что все сложится именно так!...
Пятью месяцами ранее.
Мне снился удивительный сон! Там были девушки, дискотека, друзья. Пробуждение было тоже приятным. Я открыл глаза и увидел голубое небо, резвящихся в небе ласточек, недавно прилетевших из теплых краев… Тут ласточек заслонило грозное лицо моего начальника – старшего мастера цеха периодического ремонта локомотивного депо Ивана Юрьевича Козлевича, где я числился слесарем 3-го разряда. В руках у него были две половинки перерезанной по черенку тяпки (другое название – Мотыга, ручной сельскохозяйственный инструмент для рыхления почвы).
Расчлененное состояние тяпки объяснялось просто: мне, как наименее квалифицированному работнику цеха и наименее стремящемуся это положение изменить, выпала честь очищать подъездные железнодорожные пути от растительности.
Поработав долгие пол часа, я утомился уничтожать флору и прилег на лавочке у фонтана. Орудие труда не донес и бросил на рельсу, где оно и было жестоко препарировано проезжающим электровозом.
Опустив голову и, изо всех сил изображая раскаяние, я слушал много красивых слов про трудовую дисциплину и менее красивых про то, как я ее соблюдаю. Закончилась лекция предсказанием, что я утону в пятидесяти видах смазки, применяемой в электровозе, выполняя наименее оплачиваемою, но наиболее грязную работу, в которой был только один плюс – пропитанная смазкой спецовка не промокала под дождем.
Пропитывалась не только одежда, но и все, не закрытые ею части тела. Происходило это при заполнении машинным маслом кожухов шестеренчатых передач тяговых двигателей. Заливка производилась с помощью пистолета, как на автозаправках. Электровоз загоняли на специальную канаву, в которую и спускался заправщик. Горловина находилась над головой. Никакого уровнемера не было предусмотрено, поэтому заполнение кожуха определялось по факту попадания масла тебе на голову. Со временем и с опытом я научился предугадывать приближение маслопада по изменению тембра льющейся струи, как собаки чувствуют приближение землетрясения по низкочастотному гулу из-под земли.
Вернувшись домой, я узнал, что угрозам Козлевича не суждено сбыться, так как я, оказывается, круто задолжал Родине и пришло время долг выполнить в рядах Советской армии.
Проводы совпали с моим совершеннолетием. Было застолье с родственниками, после официальной части, мы с компанией друзей посетили дискотеку, где в честь моего дня рождения поставили песню Voyage voyage (Desireless), а в честь проводов - In The Army Now (Status Quo). Потом мы гуляли, и к утру, провожаемый немногочисленным, дожившем до утра, составом друзей и еще менее многочисленным (одна) подруг, захватив дома рюкзак и родителей, я явился в военкомат и был погружен в автобус.
Оказалось, что долг мой - интернациональный и служить мне предстоит в Группе Советских войск в Германии (ГСВГ) в Германской демократической республике (ГДР). Часть наша находилась в расположении старых казарм немецкой танковой дивизии, не пережившей вторую мировую войну. Архитектура зданий из старого кирпича давила своей монументальностью. Метровые в толщину стены, узкие бойницы окон, в готическом стиле. На фасадах, кое-где угадывались очертания грубо сбитых барельефов в виде грозных орлов третьего рейха. Даже на канализационных люках надписи выполнены готическим шрифтом.
Вообще, город Ютербог, хотя и небольшой, но с историей. То здесь, то там, на улице можно встретить средневековую башню, или остаток крепостной стены. Само название города произошло от славянских слов «Утро» и «Бог». Последний выезжал утром на козле, который по сей день является гербом города, и символизировал собой Солнце. Вероятно когда-то здесь жили славяне.
Еще на «гражданке» в автошколе при военкомате я получил профессию водителя автомобиля. После прохождения курса молодого бойца, пятисоткилометрового марша, в военном билете появилась гордая запись о том, что мне присвоена квалификация «военный водитель третьего класса».
Не знаю за какие заслуги, но дальше Фортуна начала дарить подарки, как будто увидела во мне потерянного и вновь найденного любимца. Для начала, за мной закрепили транспортную машину – ЗИЛ-130. В армии все машины делятся на транспортные и строевые. Разница в том, что строевые машины выезжают только на учения (или войну), остальное время водители несут обычную службу, с занятиями строевой подготовкой, нарядами, караулами и прочими радостями воинской жизни. Транспортники же просто работают водителями, посещая родное подразделение только на вечернюю поверку, официальные построения, иногда случается поесть в своей части. Работа почти как на гражданке, только как бы, в командировке.
Вторым везением было то, что занял я престижную должность водителя заместителя командира батальона по тылу (зампотыл). С таким начальником всегда будешь сыт, одет, обут. Майор Андрей Петрович Труш человеком слыл хозяйственным. В батальоне устроил самое лучшее подсобное хозяйство во все Группе войск! 200 свиней, коровы, бычки, овцы, теплица! И в доме было все ладно: к предстоящей через год пенсии, Андрей Петрович приготовил три двадцатифутовых контейнера немецкого товара, бывшего в дефиците в СССР.
Как хороший хозяин, товарищ майор, недолюбливая «Уазики» за малую грузоподъемность и вместительность, везде ездил на «Зилке», к которому и был приписан ваш покорный слуга.
Описываемая история случилась в одном из первых моих выездов. Мы с товарищем майором поехали в Лукенвальде, на мебельную фабрику, закупать двери для казарм. Оставив меня в машине, зампотыл пошел общаться с местным начальством.
Я в первый раз в жизни остался один, наедине с иностранным миром! Мне было жутко интересно. Варианта просто ждать в машине просто не существовало. Н знаю, что я хотел увидеть. Может, танк Тигр, выезжающий из-за угла, может рыцаря, еще мокрого от холодных вод Чудского озера. А может Шопенгауера, идущего под руку с Ницше. Можно было бы поболтать о свободе воли, или что там говорил Заратустра…
На самом деле, ничего туристически привлекательного, исконно германского, я не увидел. Территория фабрики мало отличалась от аналогичных предприятий, виденных мной на Родине. Не было только обильно растущей травы и кустарников, бродячих собак, мусора, привалившегося к разъехавшемуся штабелю досок пьяного уже с утра разнорабочего, ржавеющего в углу, у забора, остова автомобиля. Просто аккуратные корпуса, чистые дорожки и склад досок под навесом от дождя.
Мне захотелось пить, и я вошел в первое на пути здании. Из одной двери доносилась музыка, я вошел. За столом, на котором в беспорядке сложены были радио и электрические детали сидел мужчина лет тридцати, в неновой одежде, поверх которой был надет синий халат. Лицо выражало полное безразличие к моему появлению. На столе перед радиотехником стояла бутылка колы (не продукция двух гигантов, а местный вариант) и наполненный ею же стакан.
Кола в те времена была культом. Несмотря на то, что в Новороссийске открыли комбинат, где обмененный на водку «Столичная» концентрат, превращался в советскую «Пепси-колу», она была в дефиците. Напиток «доставали» для торжественных случаев. Что касается Coca-Cola, то привезенные моряками банки кричащей расцветки были желанным подарком и хранились в сервантах, на видном месте.
Немец, увидев меня, без всякого намека протянул мне стакан. Я выпил залпом… и понял, что это не кола, вернее, не совсем кола… услышал фразу, произнесенную с акцентом: «на здоровье»… Для меня она звучала «русиш партизанен, сдавайся!»…
До этого дня мне слово «Коктейль» встречалось только в сочетании со словом «Молочный», а смеси жидкостей, содержащих алкоголь сводились к бодяженному водой пиву, продаваемому на розлив в ларьках, смеси водки с пивом, носящей имя «Ёрш» и «Кровавой Мэри» из фильмов про «загнивающий запад». Сейчас смесь колы с крепкоалкогольным напитком считается заурядным, даже немного плебейским, но тогда это было откровение!
Как я добрался до машины, не помню. Ощущения опьянения не было. Для него в голове не оставалось места. Все пространство занимали ужас от содеянного и обреченное предчувствие неизбежности расплаты! Открыл окна. В бардачке было галетное печение зампотыла, я его сожрал, иначе молниеносное поедание не назовешь, чтобы не пахло. Мысли были похоронные: «Первый выезд. Пьяный. Меня отправят в штрафбат!!! Нет! Сразу расстреляют!!!». Я увидел майора, идущего к машине.
Тяжелое искусство – дышать через любые отверстия в организме, кроме рта, говорить на вдохе и выдыхать в противоположную сторону от собеседника. Впрочем, говорить мне не пришлось, дальнейший диалог происходил сразу в двух мирах: Андрей Петрович говорил вслух, я свою фразу думал в голове. Для удобства, совмещаю:
- было же печенье в бардачке, помню!
«ты бы еще гражданскую войну вспомнил».
- захожу к немцу, а он мне стакан колы дает, «на здоровье».
«упс»!
- на втором стакане понял, что коньяк!
«на втором»?!!!
-сейчас ВАИ (военная автоинспекция) остановит, а старший машины, выпил!
«конечно, им же будет наплевать, что и водитель пьян»!
Дальше ехали молча, в голове одна мысль: «добраться до своих, дотянуть»! Возвращение было на нервах, но все обошлось.
Я отслужил еще полтора года, но в страну, из которой я уехал на чужбину, я больше не вернулся. Я вернулся совсем в неизвестное мне место. Кончились восьмидесятые, полные надежд на перемены к лучшему. Начались девяностые.