Всё чаще жители окрестных домов наблюдали пожилую женщину, бесцельно бродившую по двору в любое время суток.
С неизменной клюкой, в одежде не по сезону. Она шла, а сзади волочился чулок от колготок, который старушка нередко забывала надеть на другую ногу. Словно змейка, он извивался и подпрыгивал, спеша за хозяйкой.
Елизавета Федоровна жила скромно и обособленно. Так уж сложилось, что не осталось у неё доверия к людям. Привычка полагаться только на себя сохранилась с детства. Нелёгким оно оказалось…
...Отца забрали в 37-м. Домой он не вернулся, сгинув в одном из многочисленных лагерей ГУЛАГа. Мать, оставшись одна с двумя маленькими дочерьми, была рада уже тому, что и её не арестовали. За компанию, как жену врага народа.
Родственники, чтобы не накликать на себя беду, отвернулись. Чужие — обходили стороной.
И всё же семья прошла не все круги ада. Нашлись добрые люди, подсказали, как реабилитироваться в глазах власти, оформив развод в одностороннем порядке.
Клеймо "члены семьи врага народа" осталось на долгие годы: ни на работу устроиться, ни образование получить.
Пока Лиза была маленькой, она не замечала косых взглядов. А когда подросла, хлебнула лиха до слёз...
Разумеется, с её статусом ни о каком высшем образовании не могло быть и речи. Не мудрствуя лукаво, она выбрала профессию штукатура-маляра. Работа оказалась тяжелой, но платили неплохо. К тому же был шанс через восемь-десять лет получить собственное жилье.
Квартиру дали. Как и полагалось — однокомнатную. В спальном районе с видом на дом-близнец. После рабочего общежития она показалась раем; выстраданным и заслуженным многолетним каторжным трудом.
Теперь заветной мечтой стала дача. И Лиза таки её купила. Долго обустраивала, копала огород, сажала, полола, удобряла. А когда поняла, что кроме работы и дачи должно быть что-то ещё, оказалось, что в сорок лет рожать поздно.
Жаль, сокрушалась она в душе, хотя бы одного ребёночка да нужно было иметь. Но ведь рожают от кого-то. Дети — не цветы, семенами не сеются.
При её далеко не модельной внешности и скупости форм, желающих стать мужем и отцом ребёнка, не находилось. А может, дело было вовсе не в красоте, а в отсутствии женственности, о которой Лиза не подозревала.
Если отношения и случались, то после первой размолвки заканчивались. Не отличалась Елизавета ни мягкостью характера, ни умением находить компромисс; да и рука была тяжелой. Потому мужики и не приживались.
Так и жила: работа — дача, работа — дом… Даже подруг не было. А зачем? О чём с ними говорить? У них одно на уме: сопливые ребятишки да запойный муж.
Иногда соседки приглашали её посидеть на лавочке у подъезда или сходить в церковь. Ссылаясь на нездоровье, Лиза торопливо проходила мимо. "Ещё чего удумали — посидеть. Бездельницы!". Не нуждалась она в общении, и в помощи тоже — ни людской, ни божьей.
Одиночество не тяготило. Одной было хорошо и покойно: ни тебе пьяных скандалов, ни оскорблений, ни измен.
К пенсии она и вовсе уверилась в правильности выбора. Размеренная и спокойная жизнь обещала многая лета. Не зря врачи говорят, что все болезни от нервов. Лиза не нервничала, и за здоровьем следила. В целях профилактики покупала газету "Здоровый Образ Жизни", понимая, что в зрелом возрасте нужно держать руку на пульсе.
Из ЗОЖ она почерпнула массу полезных сведений, но в силу обстоятельств не всегда могла воплотить их в жизнь. Коллеги по работе не поняли бы, и, скорее всего, не поддержали её приверженности к народной медицине. Они и так косились, когда от Лизы с утра попахивало чесноком.
Но, благо, пенсия была не за горами. По выходе проблема решилась сама собой. Теперь она без проблем могла позволить себе заниматься оздоровительными практиками.
И Лиза не преминула воспользоваться открывшимися возможностями: она читала, но не легкомысленные любовные романы, а специальную литературу. Книжные развалы изобиловали методиками очищения организма.
Телевизор скрашивал досуг. Елизавета Фёдоровна смотрела сериалы и фильмы, пока не заметила, что смысл сказанного стал ускользать. К концу фразы она уже не помнила о чём шла речь в начале. Болтовня и сменяющие друг друга картинки более не занимали мыслей. Телевизор работал, как фон. И Лиза его выключила, и не просто выключила, а и выдернула вилку из розетки, чтобы не раздражал светодиодный индикатор; положив бездумным тратам киловатт и денег конец.
Накрыв газетой, задвинула в угол — и забыла. У неё и без того хватало чем себя занять.
Летом все силы отнимала дача. Рейсовый автобус довозил лишь до садового товарищества, а дальше — на своих двоих, да в гору. Но Елизавета Федоровна не роптала, понимая, что ходьба — первое средство от инфаркта.
Зимой же, когда заканчивался дачный сезон, она доставала подшивки ЗОЖ и читала, вникая в суть. Кто-то предлагал настаивать мышиный помет для поддержания иммунитета, кто-то мазать голову керосином от перхоти... Если позволяли средства, Лиза покупала недостающие компоненты и делала всё в соответствии с рекомендациями.
Поначалу к набору ингредиентов она относилась скептически. Но со временем пришло осознание, что органика вреда причинить не может. Главное — знать пропорции. Вон Гришка Распутин яд пил — и ничего, не умер. Вернее, умер, но не от этого.
С ядом Лиза решила повременить. Во всяком случае, пока. В нынешней ситуации он был не помощник. К старости натруженные суставы стали болеть. Обращаться к врачам Лиза остерегалась — как бы не залечили. Да и зачем, если в ЗОЖ имелся простой и недорогой способ. Нужно было накопать стакан майских дождевых червей, промыть, залить водкой, и дать настояться три недели. А после профильтровать и принимать по столовой ложке три раза в день.
Порой зелье получалось настолько ядреным, что соседи приходили с жалобами. Лиза не обращала на претензии внимания: не нравится — не нюхайте. Заготовки и ассортимент множились. Жаль, квартира была малогабаритной, размещалось не всё, что настаивалось и планировалось. Тем не менее она приспособилась: ставила банки на пол, на них клала дощечку, снова ставила, и так в несколько рядов.
Полезных рецептов в газете имелось множество, в частности по уринотерапии. В руководстве говорилось, что мочой нужно не только умываться, но и пить. Совет смущал. Опять же, не доверять сказанному было невозможно: в статье шла ссылка на народного целителя из Москвы, который вёл по первому каналу популярнейшую передачу "Малахов +".
Взвесив все за и против, Лиза решила, что от неё не убудет — материальных-то затрат никаких.
Так и жила, не ропща и не жалуясь, отмечая один юбилей за другим. Настои, здоровый образ жизни, плюс отсутствие лишнего веса и дачный труд, служили панацеей от многих недугов.
Зато жаловались другие: и в управляющую компанию, и в собес, и даже в прокуратуру. Но Елизавета Федоровна законы знала, и смело давала жалобщикам отпор. Саму же её не смущал ни едкий запах кошачьей мочи, ни многочисленные полчища тараканов, ни даже клопы, облюбовавшие швы дивана.
Кошку Лиза завела случайно — приблудилась. Подумалось: какая-никакая, а живая душа рядом. Но животное оказалось хилым, и после нескольких месяцев прановой диеты издохло.
Как ни странно, но Муркиного отсутствия Лиза не заметила, пока проникшие хитростью в квартиру соседи не вытащили из-под дивана разложившийся трупик и не отнесли в мусорный бак.
Отрадой и бегством от одиночества, осталось чтение. Она снова и снова просматривала старые номера ЗОЖ, подшивала новые. С ещё большим усердием углубляясь в изучение публикаций. Единственное, что смущало в рецептах — это противоречия.
Кто-то советовал мыться чаще, кто-то предлагал не мыться вообще, ссылаясь на средневековый опыт. Лиза склонялась к последнему. Даже Наполеон велел Жозефине загодя не мыться хотя бы недели три до его прибытия. Елизавета Федоровна не была Жозефиной, но в естественных ароматах толк знала. Вот только с кожей стало происходить что-то неладное. То ли от укусов насекомых, то ли ещё из-за чего, но на теле начали появляться язвочки.
Соседи стучали в стену, ломились в дверь. Просили, умоляли, ругались матом. Но Лиза мужественно держала оборону.
Когда-то давно, ещё до пенсии, она не поскупилась на хитроумное устройство — цепочку. Время показало, что деньги были потрачены не зря. Теперь, слегка приоткрыв дверь, она могла свободно проветривать квартиру, никого не пуская внутрь: нечего выглядывать и вынюхивать — пусть у себя наводят порядок, а не лезут к ней с непрошенными советами.
Иногда Лизавету проведала старшая сестра. Её судьба, словно в противовес, сложилась куда более удачно.
У Антонины и внешность оказалась привлекательней, и фигура — загляденье. Хоть они и были родными сестрами, но Лиза пошла в отца, угрюмого и неуживчивого человека, резавшего правду-матку в глаза. Лиза унаследовала не только его характер, но и грубые черты лица. Тоня же уродилась красавицей и хохотушкой в мать.
Сестре повезло: встретила хорошего парня, умного и работящего. Родила двух сыновей.
Но счастье — вещь капризная. Едва перешагнув пенсионный рубеж, муж отошел в мир иной, а дети выросли и разъехались по чужим городам и странам.
Навещая сестру, Антонина укладывала себе на колени её давно немытую и нечёсаную голову, гладила седые волосы и приговаривала: "Лизонька, голубушка, как же ты останешься без меня? Одна одинешенька…".
У Лизы от нехорошего предчувствия сжималось сердце. Хотя, разменяв девятый десяток, сестра на здоровье не жаловалась.
Антонина ушла неожиданно и быстро — от обширного инфаркта. Аккурат на Пасху.
Елизавета Федоровна ни с кем не делилась горем. Да и не у кого ей было искать утешения. Если только обратиться к Богу да помолиться на образа. Но икон в доме отродясь не водилось, а в душе — Бога. Не до покаяния ей было. Работала, как проклятая, помогая растить и учить племянников. В девяностые, как и большинство россиян, Антонина с мужем не барствовали, считая каждый рубль.
После ухода сестры, Лиза окончательно переселилась в свой мир, где не осталось ни сомнений, ни желаний, ни планов.
День прошел — и ладно. Усталость от прожитых лет легла на душу тяжким бременем.
Она поняла главное: смерть придёт и за ней. Ниоткуда. Неожиданно и неотвратимо. Постучит костлявыми пальцами в окно или дверь, и скажет: "Готовься. Время на сборы — и в путь". Осознание неизбежности не пугало; страшило то, что ей предшествовало.
Жильцы, обеспокоенные состоянием соседки, похлопотали, и Елизавету Фёдоровну стал навещать соцработник. Женщина приносила продукты. Лиза высыпала гречку в кастрюлю и вроде бы варила. Но потом оказывалось, что крупа просто залита холодной водой. Выручали сладости, которые она, как ребёнок, прятала под подушку, а после украдкой ела.
Бессонными ночами Лиза лежала на давно не стиранном, кишащим клопами постельном белье, и думала. Вернее, не думала, а воспроизводила в памяти картинки былой жизни. Казалось, всплывали чужие воспоминания, настолько они не соответствовали действительности. Не верилось, что когда-то она была ребёнком, девушкой, взрослой женщиной. Словно это происходило в другой жизни, и не с ней. И происходило ли вообще…
Этой ночью Елизавете Фёдоровне было особенно неспокойно. Душа томилась и рвалась прочь. Донимали насекомые и вдруг ставшие ощутимыми запахи. "Сколько же я не мылась?" — попыталась вспомнить она. И не смогла… Ногти на ногах отросли и загнулись. И когда она шла по полу, цокали, словно копытца.
Лиза попыталась открыть окно. Заржавевшие шпингалеты не поддавались. Было душно и страшно, страшно от того, что её ждёт в будущем. Елизавета обвела взглядом убогую, давно не беленую и немытую комнату — и ужаснулась. Подумалось, что пройдёт немного времени, и она, старая и беспомощная, будет лежать среди всего этого смрада и гнить. А ведь так и будет.
И никто не придёт и не поможет. Неожиданно Лиза поняла, что проблема вполне решаема: можно самой прийти к Тому, кто любит и ждёт.
Надев на босу ногу старые сапоги, она накинула вышарканную шубейку, платок, и вышла из дома.
Крещенская ночь была морозной и тихой. Ярко сияли звёзды. Ни ветерка, лишь шумное дыхание спешащей женщины да скрип снега.
Путь оказался неблизким. Пораженные артрозом колени опухли и ныли, но Лиза шла, пока за крайним домом не показалось присыпанное снегом поле, а за ним — река.
Зима в этом году выдалась аномально тёплой. То там, то тут, виднелись проталины. Но крещенские морозы и в этот раз не заставили себя ждать: температура стремительно понижалась.
Лиза холода не чувствовала. Щеки пылали, щуплое тельце горело огнём: скорее, остудить жар души и плоти!
Срывая на ходу одежду, она шла к темнеющей на фоне белого снега полынье, приговаривая: "Святая водица, сними с меня грехи вольная и невольная. Избави мя Господи от мучений и душевной скверны. Прости, что сомневалась и не веровала, не соблюдала постов и заповедей. Прими моё бренное тело и помилуй душу".
От полыньи шёл лёгкий пар. Крепко зажмурив глаза, Лиза шагнула в воду, уйдя с головой под лёд. Река не обожгла холодом, но и не согрела.
Водной стихии было всё равно, кто принёс жертву, и каким богам. Она охотно приняла дар, сковывая полынью тонким льдом.