Я давно знал о существовании этого необычного парка. Но все как-то не случалось там побывать, хотя и находился он рядом с оживленной магистралью, километрах в сорока от города. Слышал, что немногочисленным посетителям сторож рассказывал историю об одиноком скульпторе, который жил и творил в этих местах лет двадцать назад. Ваятель, о странной душевной болезни которого ходило множество легенд, придумывал образы для своих творений, находясь в своеобразном трансе. И скульптуры выходили страшные в своей узнаваемости. Весь сонм человеческих пороков был представлен в гипсовых фигурах жутковатого парка. Оттого и смотрелись они словно живые. А еще ходили упорные слухи, что ночью этот парк следует обходить стороной. Много чего странного рассказывали…. Я никогда не доверял этим байкам, посмеивался над ними, с гордостью называл себя циником, Фомой неверующим. Зачем мне, успешному бизнесмену, владельцу целой сети спортивных магазинов, вся эта чертовщина? А теперь думаю: не попади я однажды в этот странный парк, так бы и прожил свою жизнь в бесконечном и картинном беге прыгнувшей в колесо замученной белки. Хотите знать, что со мной произошло?
В тот день я возвращался в N-ск после успешных переговоров с партнерами по бизнесу. Дело было ранней осенью, когда постепенно остывающий воздух еще пахнет опадающей листвой, а не первыми заморозками. Внезапно мое внимание привлек рекламный щит, предлагающий посетить парк гипсовых скульптур. Удивительно, почему я раньше его не видел? Наверное, так бывает. Сотню раз проезжаешь мимо одного и того же места, а на сто первый замечаешь то, чего раньше здесь как будто и не было. В общем, помню, что тогда меня посетила странная мысль: не заехать ли в этот парк? Тем более что находился он рядом с трассой, а до наступления сумерек было еще часа полтора. Повинуясь внезапно возникшему порыву, я развернул машину. Ее пришлось оставить на обочине, так как подъезда к парку не было. За рекламным щитом начиналась бетонная дорожка, которая вела к опустевшему пристанищу ушедшего в иной, лучший мир, ваятеля. На схеме, которая была представлена в самом начале пути, указывалось, что, собственно, сам парк находится за домом скульптора. Были даже показаны аллеи, вдоль которых располагались те самые, внушающие страх многим посетителям, фигуры. В общем, все как обычно. Но, вступив на дорожку и пройдя несколько сот метров, я вдруг понял, что до дома не так уж и близко. Это было странно, так как он хорошо просматривался с дороги. Отступать от задуманного было не в моем упрямом характере. Вспоминая это, думаю, что, может быть, впервые в своей жизни я тогда испытал ужас от осознания того, что здесь происходит нечто странное. Да, не страх, а именно ужас от присутствия вывернутой наизнанку действительности. Дом скульптора, небольшое деревянное строение с мезонином, был на виду. Но, вопреки здравому смыслу, мною, кажется, было пройдено не меньше трех километров. К тому же часы показывали, что еще немного, и начнет предательски темнеть. Мне бы развернуться и уйти. Но, сам не понимая почему, я продолжал упорно идти к своей цели. В общем, сознание мое пребывало в каком-то оцепенении. Сейчас думаю, что даже если бы я и сделал попытку вернуться к машине, у меня ничего не получилось. До дома скульптора удалось добраться, когда почти сгустилась вечерняя мгла. Ну и зачем мне нужен этот парк с усыпанными опавшими листьями дорожками в полной темноте? Я чертыхнулся и повернул к выходу.
— Постойте! — послышался мужской голос за спиной. — Не уходите! Я сейчас включу свет, и вы все увидите.
Действительно, сразу же зажглись фонари, стало светло. Я обернулся и увидел невысокого роста, с седой шевелюрой и такой же белой густой бородой пожилого человека, вероятно, сторожа. Несмотря на осеннюю прохладу, он был легко одет. Потертые джинсы, белая рубашка с длинными рукавами и вязаный меланжевый жилет. На ногах резиновые галоши. Я тогда подумал, что ему, должно быть, странным кажется визит уже не молодого человека в дорогом стильном пальто и легких туфлях, испачканных глиной, который забрел в малопосещаемый парк в неурочную пору. Сторож подошел ближе.
— Не уходите, прошу вас! Ведь вы зачем-то сюда пришли? Пойдемте со мной, увидите много интересного. Этот парк стоит посетить хотя бы раз в жизни.
Что ж, пойдем. Раз уж судьба занесла меня сюда попутным ветром. К тому же сторож хоть и не внушал особого доверия, похоже, совершенно искренне желал показать мне гипсовые изваяния.
— Вам здесь не страшно одному? — спросил я своего провожатого.
Он повернул голову и посмотрел на меня. Глаза! Я понял, почему старик не внушал доверия. Его глаза были пусты, словно две только что выкопанные ямины. Как глазницы у черепа. Они ничего, абсолютно ничего не выражали. Мне стало не по себе. Подумал: наверное, я слишком устал, вот и мерещится всякая чертовщина.
— Мне уже давно ничего не страшно, — глухо ответил старик на мой вопрос. — Да и кого бояться?
— Ну, положим, хулиганов всяких.
— Здесь мало кто бывает. Мои творения никому не интересны.
— Вы сказали: ваши творения? А разве вы не сторож?
Меня уже мало забавляло все происходящее. Не скрою, хотелось одного – бежать подальше от столь странного места.
— Вот мы и пришли, — сказал старик, распахивая маленькую калитку. — Добро пожаловать в парк гипсовых скульптур!
В первый момент я растерялся. Выхваченные светом фонарей из сгустившегося вечернего сумрака фигуры производили жуткое впечатление.
— Вы знаете, что-то расхотелось мне осматривать парк, — сказал я старику.
— Не уходите, я вам сейчас кое-что интересное покажу.
Старик пошел впереди меня по узкой аллее, я, оглядываясь по сторонам, следом.
— Вот, смотрите, — он остановился рядом с изваянием маленького ребенка.— Вам это ничего не напоминает?
— Скажите, почему у фигур такие странные глаза? Они смотрят как живые.
— Да, вы правы. Все дело в том, что глаза у них настоящие, вернее, это человеческие протезы. Иначе было не добиться нужного эффекта.
— Смотрится жутковато, — заметил я.
— Они живые, — произнес старик и погладил фигуру ребенка по голове.
— Кто живой? Гипсовые изваяния? — мой голос предательски дрогнул.
Первое, что пришло на ум: старик сумасшедший. Это многое объясняло. Но заставило меня насторожиться. Мало ли что на уме у сумасшедшего. Единственное, что успокаивало, это то, что справиться с ним мне не составило бы большого труда. Тщедушная фигура против груды накаченных мышц.
— Я не сумасшедший, — внезапно сказал старик, словно прочитал мои неутешительные мысли. — Хотя меня таким многие считают.
— Знаете, я все же пойду, поздно уже.
— Нет, нет, останьтесь. У вас никогда больше не будет возможности так глубоко заглянуть в себя.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказал я, наблюдая, как старик бережно смахивает рукой со скульптуры ребенка прилипшие к ней листья.
— Да, именно так. Заглянуть в себя. Ведь мои творения не просто образы. Это то, что живет в каждом из нас. Наши души и есть парк подобных скульптур. Это потаенный мир, который мы тщательно скрываем от посторонних глаз.
— Все это интересно, но пока малопонятно для меня.
Кажется, впервые за все то время, что я находился в парке, мне стало любопытно. Мой провожатый, по всей видимости, искренне считал себя умершим скульптором. Но ни агрессии, ни истинного помутнения рассудка я у него не заметил. И немного успокоился. Мало ли непризнанных «гениев» живет среди нас. В конце концов, в каждой палате есть свой Наполеон.
— И все же обратите внимание на ребенка. Что вы можете сказать об этой скульптуре? — вновь обратился ко мне старик.
— Только то, что на нее пошло меньше гипса, чем на остальные фигуры,— ответил я ему, пытаясь пошутить.
— Гипс не главное. «Ребенок» – мое первое творение. Именно с него я начал поиск извилистых тропок в дебрях человеческой души. Смотрите сюда. Смотрите внимательно. Это не просто ребенок. Это первооснова нашего бытия. Альфа и омега. Все наши пороки уходят корнями в детство. Факт плохо осознаваемый, но непреложный.
— И мои пороки родом из нежного возраста? Что-то верится с трудом, — сказал я, разглядывая фигуру похожего на эмбрион ребенка.
— Конечно! — воскликнул старик. — Смотрите! Вот она – первооснова. А теперь мне бы хотелось показать вам другие скульптуры. Пойдемте.
Он снова пошел впереди меня по аллее, но внезапно свернул в сторону. Я остановился, раздумывая: стоит ли мне пускаться в дальнейшие авантюры, или все же уйти, хотя это и было невежливо.
— Где же вы? — послышался чуть глуховатый голос старика. — Идите сюда, не бойтесь.
— А чего мне бояться? — с вызовом ответил я и пошел на зовущий меня голос.
— Смотрите, — старик указал пальцем на фигуру, пожирающую плоть человека. — Мы все каннибалы. Хотя и боимся признаться себе в этом. Человек никогда не насытится, пожрав своего ближнего, примется за остальных. Я так и назвал этот образ – «Каннибал». Признайтесь себе, что неоднократно питались человеческой плотью.
— Ну, это вы чересчур, — мне стало не по себе.
— А разве не так? — старик похлопал меня по плечу. — Когда вы были малы, питались материнской плотью. Потом усложнили задачу. Стали пожирать чужие эмоции, время, надежды. Когда выросли, умножились и ваши аппетиты. Вы кто по роду занятий будете?
— Бизнесмен, а что?
— Партнеры по бизнесу… разве в вашей среде не пожирают друг друга? Пойдемте дальше. Эта скульптура мною названа «Страсти».
Я поднял глаза. Сверху вниз на меня смотрела фигура человека, разрывающего одежды.
— Одежда – это наша оболочка. Страсти срывают ее, обнажая нутро. А там, увы, притаились другие фигуры. Похоть, ложь, предательство. Вот они, вылезают из недр человеческого естества.
Я посмотрел на скульптуру, из груди которой выглядывал трехголовый дракон. Рот ее был перекошен, то ли в крике боли, то ли удовольствия.
— А этот образ, — старик указал на изваяние женщины со скрещенными на груди руками, как это делают на причастии, и длинным языком, свешивающимся на грудь, — «Лицемерие». А вот то, что я называю «Пустотой».
Слабо освещенная желтым светом фонаря, в тени «Лицемерия» стояло странное изваяние, у которого в передней части туловища чернела огромная дыра.
—Это, полагаю, и есть « Пустота»? — спросил я, разглядывая скульптуру.
—Пустота есть следствие незрелости души. Из нее, как из первопричины, рождаются пороки. Хотя бы эти…
Я шел следом за моим странным гидом. Он показывал мне необычного вида фигуры, поясняя: чревоугодие, лень, несдержанность, болтливость. А это злоба, жестокость, равнодушие. На минуту мне вдруг показалось, что все изваяния, действительно, живые. Они шевелились. Хотя нет, умом я понимал, что колышутся тени от низко нависающих ветвей деревьев.
— Странный парк, — только и нашелся что сказать, когда старик снова подвел меня к статуе свернутого в эмбрион ребенка.
— Я показал вам свои работы, которые отражают человеческую сущность. Гипс – непрочный материал. Его легко разбить. Только многие ли это делают со своими, находящимися глубоко внутри гипсовыми скульптурами? Нет, мы ими дорожим, как ценным мрамором. Ведь признайтесь, вы заглянули в тайник собственной души и многое из того, что увидели в моем парке, узнали в себе. Только вопрос, захотите ли разбить свои внутренние изваяния, чтобы избавиться от пороков? Или вам хорошо, уютно живется с ними? И вы не думаете, что тем самым словно червь пожираете и свою жизнь, и жизнь близких вам людей?
— Сложно сказать, — сказал я, пытаясь понять сумбурную мысль моего провожатого. — Вот вы сказали, что наши пороки родом из детства? Неужели вы всерьез так считаете?
— Конечно из детства. Они произрастают из наших первичных представлений о мире. Мы не помним о давних обидах, а они живут в нас. Мы забыли поступки окружающих людей, а они гипсовыми слепками осели в потаенных уголках сознания. Эти слепки-образцы наших масок.
—Как-то все непонятно. Но за экскурсию спасибо. Было интересно.
Попрощавшись со стариком, я направился в сторону дороги. Оглянулся. Но мой таинственный провожатый исчез. Словно растворился в звонком осеннем воздухе. Окна дома скульптора были местами заколочены и темны. За моей спиной погас свет в парке.
К удивлению, обратная дорога, хорошо освещаемая полной луной, не заняла и десяти минут. Я сел в машину, достал из кармана смартфон. «Парк гипсовых скульптур», набрал в поисковике. И не поверил своим глазам. На фото основателя парка был мой таинственный провожатый. Год смерти 1997. «Чертовщина какая-то», — сказал вслух и бросил смартфон рядом с собой на сидение. Вы не поверите, но эта странная экскурсия, словно мощный взрыв, вывернула меня наизнанку. Ведь в гипсовых скульптурах парка, словно в зеркале, я увидел свою неприглядную и омерзительную сущность. Это для других припасена у меня маска здорового цинизма и респектабельности. Но бесполезно обманывать себя. Да, я, как мог, боролся за свое место под солнцем, обманывал, продавал и предавал близких людей. Прожигал жизнь, бездумно тратил деньги на лживых и непостоянных людей. Ушел от надоевшей и подурневшей жены, бросил двоих детей, и меня это нисколько не смущало. Месяцами не звонил матери, и даже опоздал на ее похороны. Убивал в Афгане, и не только там. Усыпил верного пса только за то, что он стал мне обузой. Без сожаления выбросил принесенную детьми кошку на улицу. Я ел устриц на дорогих курортах, но никогда не подал милостыню просящему, не помог нуждающемуся, хотя это был мой родной брат. Бежал от церковных ворот. Но считал желанными двери казино. Господи, как я жил? Сколько всего мерзкого накопил в душе. Страшными и уродливыми в своей пугающей наготе показались мне тогда изваяния пороков в собственной душе.
Не помню, как завел машину, тронулся с места. Сознание прояснилось только тогда, когда впереди показались огни большого города. Я даже стал успокаивать себя мыслью, что все произошедшее со мной явилось результатом искаженной действительности, рожденной уставшим за день мозгом. Хотя раньше, особенно за рулем, со мной ничего подобного не случалось. И только дома, снимая туфли, заметил на них глину и прилипшие к подошвам листья из парка гипсовых скульптур.