Небо чуть - чуть побледнело. Едва разрумянилась утренняя заря, рассвет открыл туманную завесу, как тайну солнечному и росистому утру.
На молодой зелёной травке мелкими каплями, бисером задрожала роса. Речушка Липенка дымилась молочным туманом, как вся облитая молоком.
Соловьи начали свой сольный утренний концерт. Один начинал посвистывать, другой подхватывал с гибким переливом, третий щёлкал, а остальные к нему подлаживались.
Глинистый просёлок, начинающийся с посёлка «Труд» петлял в зарастающих
берёзкой поле, надолго вбегал в смешенный лес и с каждым новым поворотом всё глубже забирался в чащобу. Прямо сквозь зелёный березняк виднелась деревня Ильинки.
На опустевшей улице картаво спросонок кричали петухи. Деревня вытянулась двумя длинными улицами, буквой «Т». Избы, дома в ней очень хорошие, добротные, крытые железом, с кирпичной часовней на склоне пригорка. В самом конце, в сторону речушки Липенки выросли, как грибы восемь домов – московских дачников, на современный лад. Они очень выделялись на фоне леса и тихоструйной речушки Липенки солнечным румянцем свежо отёсанных брёвен.
Утренняя заря – совсем доцвела. Петляющая по пригорку тропинка, густо поросшая гусиной травкой и подорожником, прытко вбегала в проулок, бежала, тянулась по берегу речушки Липенки.
Озабоченно вереща, перелетали сороки с берёзы на берёзу. Дышалось так вольно, так сладко, так отрадно утренним лесным воздухом. Солнце всё выше подымалось и золотыми лучами освещало всю деревню. На улицах ещё не было никакого движенья, на лесной опушке лежал мягкий золотистый свет, радужные блики солнца. Веяли росистые запахи. Пахло цветущей калиной, цветами Волчьего лыка.
В на пологом берегу дёрнулась маленькая птаха:» Ты чей… ты чей»- продрался сквозь плотную зелёную листву ольховых кустов тоненький её голосок.
Кувыркались в безоблачном небе над луговиной крупные чибисы - неутешно кричали, окликали, звали кого – то:» Чьи вы, чьи вы».
Из высокого солнечного поднебесья слетела песня, словно ручеёк пролился, прозвенел в лесной глуши. Кто певец? Да жаворонок - юла, кто же ещё! Повис меж солнцем землёй и поёт свою удивительную песню. Оттуда, сверху ему, конечно, хорошо видны утренняя деревня, синий обрез поля, речушка Липенка. Вот и грянула чарующая трель. Во славу солнечного утра! В лесном подлеске закуковала кукушка. На лесной опушке звонко звучала песня дрозда.
Лес стоял вокруг гордый, задумчивый, таинственный, полный торжественного обновленья и утреннего покоя. Далеко виднелись зелёные паруса берёз.
Речушка Липенка кружилась по лесу, петляла чёрной лентой, её берега густо поросли ивняками, ольхой, черёмухой, кустами калины, вереска. В лесу вода была в омутах необычно спокойной, но на мелких перекатах сильно шумела, покрывалась белыми пенками. Здесь когда – то было целое царство окуней, лещей щук и куда всё это делось?
К речушке Липенки спускаюсь, хочется посидеть в тиши, послушать её тихий голосок.
Потревоженная мною стрекоза, заработала над руслом прозрачными крылышками в воздухе на одном месте, снова опустилась на свои необыкновенные качели - ивовый прутик. Коростель с интервалом скрипел на луговине.
Лесную опушку обрамляют сосны. Сосны удивительной ковки: стволы, как бронзовые, прямые, высокие, налитые невероятной силой. Глаз не отвести от красавиц. Тёплый свет разливается от них по всей опушке.
Перед глазами был смешенный лес, с рослыми бородавчатыми берёзами, дремучими шатровыми елями, стройными осинами, местами с кустами орешника. Вырубили практически всё, что можно, было пустить под пилу. И даже сверх того!
Утреннее солнце проникало всюду: в леса, в луга, в речную излуку, в кроны сосен и берёз, всё озаряя, всё высвечивая, всё тепля. Жизнь обретало свою обычную полноту и свой обычный настрой.
Вокруг берегов сосны с пахучими янтарными стволами. Белые стволы берёз отражаются в зеркальных бочагах. Тишина такая, что хоть глотками пей. И над всем этим – светлое, голубое небо. Сколько раз видел я эту лесную картину, а всё – таки любуюсь ей, как же всё в лесу необычно, всё зелено и молодо.
Есть простые радости на свете, доступные каждому. Для меня в эти радости входит ещё лесной - родничок. Когда я прихожу на родничок, я всегда припадаю губами к желобу. Глоток, другой и усталости, как не бывало. Это необычно, но это так.
По опушкам замелькала медуница, живой чёрной ниточкой ползут муравьи, порхают бабочки. Кваканье лягушек раздаётся в пожарной канаве. Как самолёты гудят грузно шмели.
Над муравейником, на разлапистой ели странно мелькает хлопотливая пёстрая птичка
в пёстром жилете. Трудно как следует её разглядеть в густоте ветвей. В тишине раздаётся деловитое постукивание. Дятел.
Вот и луг, весь облитый сильным солнечным светом и гудит, гудит от дружного пчелиного нашествия. Где - то середине заскрипел натужно коростель.
И вдруг над головой, как из автомата:»Черрр…черрр… черрр….» И откуда, скажи, взялась? Ну, сорока, ну, балаболка!
Тропинка по лугу то хитро изогнётся, чтоб обойти кусты ивняка, то распрямляется. Весёлая тропинка – всё мне показывает.
Лес неожиданно кончился. Круто повернул влево, к южной околице деревни. Целый солнечный поток, целое солнечное половодье затопляли деревню утром. Меня всегда согревала деревня – сказал я вслух и сам удивился простой и неожиданной верной мысли. Захотелось одному пройтись из конца в конец, без людских любопытных глаз, наедине с собой побыть, уединиться, места здесь были близкие, с детства знакомые…
К речушке Липенки гуськом шли домашние гуси. В зелени берёз запел невесть откуда –то взявшийся скворец – да ещё как - будто солнечными золотыми нитками прошивал он деревенские окрестности.
Залаяли где – то в проулке собаки и смолкли.
Прощай деревня!
И здравствуй во веки веков!